Сергей Безруков, Александр Семчев и Сергей Вершинин на съемках фильма «Заповедник»— Безруков рассказывал, что фильм «Заповедник» снимала команда не просто поклонников, а фанатов Довлатова. Вы входите в фан-клуб Сергея Донатовича?
— Безусловно, положительно отношусь к его творчеству, люблю его юмор, ироничное отношение к жизни, мне подобное близко. Я не только читывал Довлатова, но и играл заключенного по фамилии Гурин в спектакле «Новый американец», поставленном по мотивам его повестей и рассказов.
А в «Заповеднике» играю экскурсовода Митрофанова. Это человек одинокий и выпивающий. Книгочей, умница. Не то что бы совсем закрытый — он открывается при общении, но только процента на три. А зачем сильнее? Митрофанов, в отличие от меня, лысый, как колено. Он из-за этого комплексует и носит парик. Поэтому у меня был пластический грим: поверх волос прикреплялась силиконовая лысина, и уже на нее надевали парик. В одной сцене я должен был его снять, но за него зацепилась и лысина. Выглядело, будто я сорвал парик вместе с кожей, а под кожей вдруг оказались волосы! Все пришли в восторг, Гоша Куценко выложил эти кадры у себя в Instagram…
— Пришлось учиться чему-то необычному для этой роли?
— Почему-то раньше ни для одного фильма, ни для одного спектакля не нужно было учить текст на незнакомом языке, а в «Заповеднике» я цитировал на фарси несколько строк Омара Хайяма, совершенно фарси не зная. Приглашали специалиста, я долго учил слова, но сейчас все они из памяти выветрились, только мелодику языка помню. А еще освоил новый для себя вид транспорта — сегвей. Это отдельная история! Первый съемочный день. Мне надо было в поле выехать на сегвее из-за стога. Чтобы ездить по неровной поверхности, надо хорошо держать баланс, поэтому я много раз падал. Люди с печалью в глазах меня поднимали, я про себя матерился, чего скрывать. Попросил режиссера Анну Матисон пересадить моего героя на велосипед или самокат, но эти средства передвижения не вписывались в ее концепцию. Что делать, с горем пополам справился.
— Мой герой в «Заповеднике» экскурсовод Митрофанов — человек одинокий и выпивающий. Книгочей, умница— Но во вкус так и не вошли и эту занятную игрушку не полюбили?
— Без большой необходимости я на него не встану! Хотя, когда кто-то едет на гироскутерах, моноколесах и тех же сегвеях, поглядываю с интересом. Ради своего удовольствия разве что на электросамокате или электровелосипеде покатался бы — они мне ближе. Я же в детстве катался на самокате, на велике — только на ножной тяге. У меня был велосипед страшного зеленого цвета, собранный моим дядюшкой, я на нем гонял с удовольствием.
— Чем вам тогда еще нравилось заниматься? Слышала, что вы лет с тринадцати были на танцах диск-жокеем…
— У меня дома до сих пор лежит «диджейка» — диджейский пульт и два проигрывателя. На этом аппарате мы с приятелем крутили диски, когда вели дискотеки по городам и весям. Это было уже, когда я жил в Москве, закончил Щукинское училище, снялся в рекламе… Будь на меня спрос, я бы и сейчас этим занимался. Мне и нравилось, и приработок неплохой. А пока учился, не мог совмещать — не получилось бы сидеть на двух стульях. Всегда удивлялся, как другие студенты театральных вузов умудрялись еще и в музыкальных группах играть. У меня в студенчестве была другая крутая подработка: я служил барменом в известном клубе Tabula rasa. Работа во всех смыслах отличная. Интересная тусовка, разные люди — криминальные авторитеты, музыканты, артисты. Хорошая атмосфера, не смотрели, во что ты одет и на чем приехал. Щедрые чаевые, благодаря которым я на втором курсе уже ездил по столице на своей «Волге». Конечно, бессонные ночи — тяжело, зато я был сыт и даже подкармливал других голодных студентов, которые не могли или не хотели совмещать учебу с подработкой. У нас многие так делились.
— Но вы умудрялись работать так, чтобы это не мешало учебе?
— Да я каждый семестр был на грани исключения, даже после того, как сытое барменское время закончилось! Спасибо моим педагогам, которые меня отстаивали и каждый раз добивались, чтобы мне разрешили пересдачу, дали еще один шанс. Я даже диплом два раза получал! Владимир Абрамович Этуш распорядился мне его не давать. Формально — потому что у меня была задолженность по какому-то непрофильному предмету. А на самом деле он считал, что я несерьезно отношусь к театру. Я не думал, что так получится. Подготовился к выпускному вечеру. Занял денег, чтобы купить к празднику одежду. Принарядился — и был вынужден всем улыбаться, шутить — в том числе и по поводу того, что остался без диплома. Но на самом деле мне было абсолютно не смешно… А диплом я получил уже почти между делом, сдав через месяц задолженность. По дороге в деканат купил бутылку шампанского, и мы с моим педагогом, профессором Владимиром Владимировичем Ивановым, смочили эти корочки игристым, выпили по бокалу — вот и весь праздник по поводу окончания театрального, в который я так стремился.
— Вы рассказывали, что вас обокрали, когда вы ехали в Москву учиться в Щукинское училище. Не посчитали это знаком, что не надо соваться в столицу, в театральный?
— Нет, хотя приятного в той ситуации, конечно, было мало. Я ехал в поезде Псков—Москва и спал, спрятав под подушкой портмоне с накопленными на первое время деньгами. А утром портмоне исчезло! К счастью, у меня в Москве был товарищ, он приютил меня, пока мне не дали койко-место в общежитии. Да и потом он меня голодного подкармливал. Это было важно, ведь поесть я всегда любил — отсюда, собственно, и лишний вес, и связанные с ним проблемы. Тогда случилась история про десять отбивных… Жена друга пожарила десять свиных отбивных. Они лежали на кухне, а мы сидели в комнате и разговаривали. Когда я пошел на кухню курить, не удержался и попробовал одну. Со следующей сигаретой — вторую… Так все и умял!
— Вы служите в МХТ. Но учась в Щуке, вы мечтали, кажется, о совсем другом театре…
— Я думал, что мое место в Театре сатиры, но Александр Анатольевич Ширвиндт, переговорив с Плучеком, сказал, что им никто не нужен. Зато Константин Аркадьевич Райкин неожиданно взял в «Сатирикон». Правда, прослужить там удалось всего две недели. У меня не было ролей, меня не вызывали ни на какие репетиции, и я уехал в Вышний Волочок по делам — и тут-то по закону подлости в театре заинтересовались, где Семчев.
А в МХТ показывалась моя однокурсница, я же просто подыгрывал ей в отрывке. Но вечером в общежитии мне принесли телефон: звонила завтруппой Татьяна Васильевна Бронзова, сказала приходить 1 сентября в театр на работу. Однокурсницу же не взяли… Устраивался я на работу месяц: Олегу Николаевичу Ефремову было некогда, и меня приняли 1 октября. Я играл слугу в «Горе от ума», а вскоре мне достались куда более важные роли. Вячеслав Михайлович Невинный оступился на сцене, упал с нее, после долго тяжело болел, меня стали вводить на его роли. Хотя по психофизике мы абсолютно разные — похожи лишь фактурой. Я считаю, что фактура — дура, не она главное, но тогда она сыграла решающую роль. Тот самый случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло.
Елена ФОМИНА, ТЕЛЕНЕДЕЛЯ
