Александр РОЗЕНБАУМ: “Настоящий мужчина должен уметь держать слово”

А как живет и что думает о жизни сам певец? Окончивший по семейной традиции медицинский, ставший врачом “скорой помощи”, песни писавший поначалу только для институтских капустников и сделавший окончательный выбор в пользу музыки, когда под названием “Золотая серия” был выпущен 21-й компакт-диск всего уже им созданного.
— Александр Яковлевич, правда, что родители хотели видеть вас пианистом?
— Учился я в музыкальной школе в маленьком городке Зыряновске, где родители отбывали ссылку. Школу организовали ссыльные. Занятиям на фортепиано я тогда предпочитал футбол и бокс. А позднее на меня произвело сильное впечатление выступление джазового ансамбля, игравшего на танцах, особенно пианиста, и я решил стать тапером. Начал по слуху подбирать полюбившиеся мелодии, аккомпанемент к ним. Диплом об окончании музыкальной школы потом очень пригодился в “Ленконцерте”. После прихода к власти Хрущева началась политическая оттепель, и наша семья возвратилась в Ленин-
град, снова поселилась в доме № 102 на Невском проспекте. Двадцатиметровая комната в коммунальной квартире № 25, в которой мы девять лет жили вшестером, ленинградский двор-колодец — незабываемые впечатления... Мне очень не хватает того мира детства. Позже я окончил вечернее джазовое отделение музыкального училища. Игре на гитаре учился под руководством известного гитариста Михаила Мини.
— Профессия врача повлияла на ваше творчество?
— Когда слушал рассказы родителей об их пациентах, часто трагические, когда мчался к больным как врач “скорой помощи”, я и созрел, чтобы творить от имени людей. Поэтому, не побоюсь обвинения в завышенном самомнении, я мыслю от имени массы людей не потому, что я некий Иисус Христос, а потому, что мое человечество — это всегда огромное количество людей больных, с трудными судьбами. О них я не в силу дарования, а в силу своей нормальной медицинской профессии узнал, их боль и радости впитал, пережил. Без медицины у меня как у певца-стихотворца ничего бы не вышло. Случаи из врачебной практики наталкивали меня на написание песен. Вот, например, когда я бежал на 15-й этаж, чтобы спасти умирающего больного, а лифт, как всегда, не работал... А у входа в квартиру мне говорят: вытирайте ноги. Сразу понимаешь, как здесь любят больного...
— Правда, что начинали вы не с блатных одесских песен, а с песен, под которые люди танцевали?
— Одесские песни принесли мне популярность, поэтому многие до сих пор считают их первыми. А начинал я с группой “Аргонавты”, был такой коллектив при Ленинградском военно-механическом институте. Помимо танцевальной музыки мы играли рок. И под него тоже танцевали.
— В своих интервью вы говорили, что одесские и казачьи песни сошли к вам свыше. А чего от вас ожидать в будущем?
— Я понятия не имею, куда меня занесет в будущем. Есть такая поговорка: мы предполагаем, а Бог располагает. Может, через некоторое время он заставит меня написать классическую музыку или оперу... Я профессионально образованный музыкант, поэтому могу работать в разных направлениях песенного жанра. Я уже не выступаю против термина “бард” — у нас кто сам сочиняет и сам поет, тот и бард. Тогда Фил Коллинз и Стинг — тоже барды. Но “Вальс-бостон” — это джазовая композиция, “Казачья” — фольклорная стилизация. У меня есть фортепьянные произведения, симфонические, романсовые. Если из песни “Гоп стоп” убрать слова и оставить только музыку, то это будет классический диксиленд с элементами спири-
чуэлс.
— Как вы относитесь к авторской песне?
— Мне больно слушать многих современных молодых бардов, которые, используя в качестве текстовок песен стихи Цветаевой или Пастернака или даже свои неплохие стихи, поют их под одну и ту же примитивную трехаккордовую мелодию. Если авторы не будут думать о мелодическом ряде, будущего у них нет. Я считаю, что Высоцкий и Окуджава были великими поэтами-песенниками, которые точно передавали то, что видели и слышали.
— Изучая досье, я составил список ваших профессий: от боксера до пильщика-вальщика 4-го разряда. Есть какие-то профессии, которыми вы хотели бы еще овладеть?
— Овладеть хочется многим, но зачем быть дилетантом?! Пусть каждый занимается своим делом. Пильщиком-вальщиком я был в течение шести лет в студенческих отрядах. А так у меня есть две работы, где я профессионал — это медицина и сцена. Кем бы я хотел быть, это другой вопрос. Я хотел бы быть егерем или директором зоопарка. Потому что люблю быть рядом со зверями. Космонавтом быть не хочу, морским офицером — не надо, потому что я и так полковник медицинской службы. Несколько лет назад провел десять дней на подводной лодке в качестве корабельного доктора.
— Говорят, что на концертах вы периодически оказываете первую медицинскую помощь.
— Бывших врачей не бывает. По мироощущению я остался врачом “скорой помощи”. Даже 24 года гастрольной жизни не выбили из меня “основного инстинкта” врача. К счастью, редко, но бывают такие случаи, когда на концерте приходится оказывать медицинскую помощь. Я оказывал таковую — от пореза пальца до клинической смерти. Но это не героизм, а норма. Хуже, когда врач видит, что человек упал, и проходит мимо.
— Правда, что вы пережили клиническую смерть?
— Да. Это случилось в Австралии, и меня успели откачать. В Украине во время гастролей я попал в автокатастрофу. Очнулся в канаве, весь в крови, боль в голове и груди. Но концерт на следующий день я отработал. К концертной площадке меня привезли на “скорой”, вкололи лекарство, и с носилок я вышел на сцену. А затем со сцены снова на носилки.
— Вы выглядите очень хорошо. Неужели только из-за того, что много работаете?
— Диет у меня никаких нет. За здоровьем особенно не слежу. А гастриты и прочие вещи — это норма при моей гастрольной жизни. Но я считаю: пока ты работаешь, ты живешь. Не могу отрицать генотипа, который во многом дарован мне свыше. Но с генотипом надо работать. Потому что если не будешь держать себя в форме, то и здоровья не будет. Оно от многих вещей зависит, от психологической обстановки вокруг тебя. Я занимаюсь с гантелями, на тренажерах, с лошадьми. Но главное, повторюсь, надо работать. Ведь недаром старики, которые всю жизнь работали, выйдя на пенсию, быстро умирают, если не находят себе занятия. Потому что организм живет в определенном ритме, привыкает к определенной нагрузке.
— Хочется задать вопрос о вашей прическе...
— Лысеть начал рано — лет в 20—25. Пришлось брить голову.
— Как настоящий мужчина вы избегаете вопросов о личной жизни?
— Да. Это катастрофа, когда мужик начинает болтать о своей личной жизни. Моя семья — это моя семья. Жена, дочь, внук. Я стараюсь делать все, чтобы они не нуждались, чтобы вели достойное существование. Я за них в ответе.
— Что, по-вашему, должен уметь настоящий мужчина?
— Держать слово.
— Вам приходилось использовать свои боксерские навыки?
— Хорошие тренеры учат как можно меньше пользоваться своими навыками на улице. Во-первых, это неприлично. Во-вторых, можно нанести вред человеку, который этими навыками не обладает. А в-третьих, лучше с человеком договориться полюбовно, чем сразу “вкладывать” апперкот ему в челюсть. Мне приходилось использовать свои боксерские навыки в экстремальных условиях. Хотя не часто. И не в сегодняшнем положении.
— Какой был самый серьезный жизненный нокаут?
— В годы активных занятий боксом меня однажды отправили в нокаут. Но это спорт, а в жизни меня еще никто в нокаут не посылал. Я очень хорошо держу удар. И встаю быстро.
— Сколько примерно песен вы написали?
— Более 500, постоянно держу в голове около 300. И если из огромного количества песен, написанных мной, наберется хотя бы 25, с которыми мне не стыдно было бы престать перед Богом, значит, я не зря прожил жизнь.
— Для чего вы пошли в политику?
— В Государственной думе России, которая уже сложила свои полномочия, я был заместителем председателя Комитета по культуре. Себя во власти я вижу помощником народа в решении злободневных вопросов. Например, как депутат я добился, чтобы над Невским проспектом в Санкт-Петербурге убрали рекламные растяжки. А еще чтобы Летний сад снова стал бесплатным. Депутатство помогает решать быстро те вопросы, которые я не смог бы решить, будучи хоть трижды народным артистом.
— Как вы относитесь к Союзу Беларуси и России?
— Меня в немалой степени волнует проблема создания Союзного государства, однако я считаю, что время для объединения еще не пришло. Необходимо, чтобы белорусский народ постепенно отвык от стереотипа “большого брата”. Объединение в будущем будет обязательно, потому что у нас общая культура, кровные связи, мы обязаны быть вместе.