Жизнь артистов богата не только ролями и образами, но и курьезамиВопросом о любви к театральному искусству мучился еще Белинский. Я не мучаюсь, я просто люблю. Все — от самого первого звонка и до заключительного «Браво! — Бис!», заставляющего снова и снова выходить артистов на поклон. С некоторых пор начала собирать истории другого театра — театра экспромта, случая. Искусство это живое, а в жизни чего только не бывает. Ведь даже сами служители Мельпомены утверждают: актер — это не профессия, а диагноз.
Не верите? Убедитесь сами.
Байки рассказывают заслуженные артисты Беларуси профессор академии искусств Фома Воронецкий и Геннадий Давыдько.
О трех головах
Спектакль «Последний шанс» Быкова заканчивается трагически. Командир подполья посылает молодого бойца в разведку (читай, на верную смерть) и по–отечески напутствует: «Iдзi, толькi памятай, адна галава на плячах».
— Нiчога, я шчаслiвы, — обреченно произносит боец и под тревожную музыку начинает спускаться в оркестровую яму. Сцена подсвечена роковым красным цветом, все торжественно и печально, зритель плачет.
Заслуженный артист Беларуси Фома Воронецкий (командир), конечно, не специально, говорит вслед несчастному герою:
— Iдзi, толькi памятай, адна нага на плячах.
Изумленный Сергей Кравченко (боец) замедляет шаг, а Фома Сильвестрович, спохватившись, пытается быстро исправить ситуацию:
— Iдзi, толькi памятай, адна галава (облегченно выдыхает) ... на нагах!
И тут же без перерыва очередная попытка расставить человеческие органы по местам:
— Iдзi, толькi памятай, адна пляча на галавах.
Давящийся от смеха боец под музыку–реквием просто скатывается в оркестровую яму.
Полцарства за коня!
Шекспир, конечно, мастер трагедии, но артисты — мастера розыгрыша. И никакие трагедии их не останавливают.
Ричард III в одноименной пьесе пытается убить своего главного врага Ричмонда. Отчаянно сражаясь и убивая всех подряд в поиске нужного, в одной из сцен Ричард, открыв забрало очередного поверженного по ошибке, восклицает свою знаменитую фразу: «Мне кажется, шесть Ричмондов здесь в поле! Убил я пятерых, но цел единый. Коня, коня! Венец мой за коня!» Народный артист России Анатолий Солодилин (Ричард) как–то перед спектаклем попросил Геннадия Давыдько (убитый) просто лежать спокойно и не пытаться изобразить «трагедию» в тот момент, когда он открывает забрало, и предупредил: «Могу рассмеяться, а сцена–то трагическая». Коварный партнер к следующему спектаклю подготовился основательно. Открыв забрало, на этот раз Ричард увидел «графа» с роскошными кавказскими усами, огромным красным носом и фингалом. В этом месте Солодилин, говоря по–актерски, «раскололся», то есть стал хохотать так, что уже не нужен был ни конь, ни Ричмонд.
Человек грустного юмора
Так актеры называли своего легендарного коллегу, народного артиста РСФСР Сергея Филиппова.
— В середине 60–х я снимался с ним в кинофильме Эдуарда Тополя «Эта длинная зима», — вспоминает Фома Воронецкий. — Мы познакомились и порой вели задушевные беседы. Один раз он мне рассказал, за что его уволили из Ленинградского театра комедии.
Пребывая в очередном запое (он, кстати, не делал тайны из своего пагубного пристрастия), Филиппов вдруг вспомнил, что у него вечером спектакль. Прибежал в театр, тихонько нырнул в гримерку и бегом на сцену. Вышел — и весь зрительный зал зашелся от хохота. С пьяных глаз Сергей Николаевич загримировался в партизана, а ставили нынче Островского...
Кто тут Витовт, я или ты?
Театралы наверняка помнят торжественную сцену братания кузенов Витовта и Ягайло из знаменитой пьесы Дударева. Оба героя становятся напротив и в знак примирения кладут руки друг другу на плечо. В этот момент польский король, наконец, признает:
— Пасаг Вялiкакняскi ў Вiльнi твой! Гэта кажу табе я — вялiкi князь Ягайла!
Александр Гарцуев, исполнявший эту роль, однажды слегка запутался:
— Пасаг Вялiкакняскi ў Вiльнi твой! Гэта кажу табе я — вялiкi князь... Вiтаўт!
— А я тогда кто?! — тихонько спросил у него Давыдько, который до этого сомнительного момента был уверен, что Витовт — точно он. А каково зрителю было узнать, что весь спектакль настоящий Витовт, оказывается, скрывался под личиной Ягайло.
Сказочная история
В Оренбургском театре утром играли детскую сказку. Монтировщики, желая облегчить себе работу перед вечерним спектаклем, не стали заделывать оркестровую яму, просто накрыли ее ковровым покрытием. Актеров предупредили, чтобы те не становились на опасный участок. Сказка удалась на славу, дети визжали от радости, артисты вышли на поклон. Тут маленькая девочка подходит к сцене и протягивает цветочек понравившемуся дедушке–королю. Тот, растрогавшись, забывает о подвохе и делает шаг вперед. Артист успевает схватить не только цветочек, но и саму девочку за руку, в результате летит с ней вниз. Естественно, покрытие съезжает вперед, а на нем и оставшиеся пять актеров благополучно «въезжают» в яму. Скрылись они, надо сказать, вовремя, так как декорации, тоже стоявшие на ковре, пошатнулись и упали вслед. Произошло это все моментально. Представьте, что увидел зритель: в одно мгновение со сцены исчезли все актеры, декорации и даже девочка с цветочком. Чем не сказка! К счастью, обошлось без жертв. Интересно, носила ли эта девочка еще когда–нибудь цветы актерам?
Свои люди — сочтемся
В Бобруйском театре в советское время шел спектакль о войне. Партизаны поймали «языка». На вопрос грозного командира отряда он должен кричать со всей мочи:
— Гитлер капут! Я есть антифашист. Мой отец — шахтер из Рура.
Вокруг суровые лица партизан, в общем, обстановка напряженная.
Но тут у актера Александра Курочкина (сейчас он работает в России) вырывается: «Гитлер капут! Я есть антифашист. Мой отец... шофер из МУРа».
Нужно ли говорить, что все партизаны упали, как расстрелянные, а зрители, наверняка, подумали: какие все–таки эти «муровцы» проныры, везде у них свои люди!
Оговорки–оговорочки
В Купаловском давали «Валенсианских безумцев» Лопе де Вега. Героиня заслуженной артистки Беларуси Натальи Кочетковой обращается к своему партнеру: «У тебя на лице следы сумасшествия». Только в переводе Бородулина эта фраза звучит так: «У цябе на iлбе сляды вар’яцтва». В запале артистка в слове «iлбе» путает местами буквы «б» и «л». Нехитрая грамматическая ломка сделала реплику чуть ли не примером имажинизма (кажется, имажинисты «похабную надпись заборную обращали в священный псалом»). Когда по окончании сцены за кулисами актрисе пересказали цитату «из нее», удивлению культурной и образованной женщины не было предела. «Не может быть! — в ужасе воскликнула она. — А кто это слышал?» — «Весь зал».
Федоров, на выход!
В Бобруйском театре шел спектакль «Энергичные люди» Шукшина. Геннадий Давыдько играл в нем милиционера, который выходил на сцену во второй половине спектакля. Переодетый и загримированный «страж порядка» грустно слонялся по театру и наткнулся на знакомого монтировщика. Тот по–дружески попросил об услуге: «У нас в гостях сейчас один мужик, ты бы не мог зайти и грозно сказать: гражданин Федоров, на выход!» Бедняга Федоров, видимо, действительно имел серьезные проблемы с законом, так как в ответ на реплику театрального милиционера стремительно выпрыгнул в окно. Хорошо, что этаж был второй.
Осечка
Чехов говорил, что если на стене висит ружье, — то оно обязательно выстрелит. Опровергли классика сами театралы.
В конце 70–х в Оренбургском театре ставили пьесу по детективу «Игра» Энтони Шеффера. Сюжет этой трагикомедии более чем банален: у женщины — два любовника — молодой и красивый и старый и богатый. Всю пьесу они пытаются, в том числе и с помощью «грязных» игр, завоевать сердце своей Дульсинеи. Заканчивается спектакль сценой убийства: старик все–таки избавляется от молодого соперника. Происходит все это так.
Молодой: Я ухожу.
Старик: Нет! Ты не уйдешь. (Вынимает пистолет, естественно, стартовый, громко стреляет, конкурент падает. Занавес. Аплодисменты.)
В один из показов концовка оказалась слегка видоизмененной. После реплики молодого любовника заслуженный артист России Ким Густырь, который играл его противника, с положенными словами достает пистолет, стреляет... осечка.
Молодой (Давыдько) пытается выйти из ситуации: Ха–ха–ха! Я ухожу.
Старик: Нет, ты не уйдешь! (Снова стреляет, снова осечка.)
В это время за кулисами спешно ищут другой пистолет, находят и дают понять актерам, что нужно еще раз повторить сцену и выстрел будет «озвучен».
Молодой и находчивый: Ты стал такой немощный, что даже выстрелить не можешь. Я ухожу!
Старик стреляет, выстрел одновременно дублируют за кулисами, но... теперь осечки случаются у двух пистолетов.
Из зала доносится осторожная подсказка: «Души его, души!»
Густырь и правда кидается на Давыдько, и оба они бьются то ли в схватке, то ли в конвульсиях от смеха — это понять уже невозможно.
Леща ему!
Калужский театр драмы часто давал выездные спектакли. Приезжали артисты в деревню, раскрывали борта кузова грузовика — получалась сцена. Декорациями часто служила окружающая природа.
Народный артист России Алексей Тюрин и заслуженная артистка Галина Воробьева играли в одном из таких спектаклей бурную сцену объяснения, заканчивающуюся традиционной пощечиной. Зрители, простые жители российской глубинки, сидели на обыкновенных лавках и, конечно, очень сопереживали главной героине. Предчувствуя накал страстей, как раз в том месте, где и должна была звонко прозвучать пощечина, один из поклонников театрального искусства встал и, будучи не в силах сдержать эмоции, смачно по–русски закричал, подсказывая героине:
— Леща ему, дочка, леща!
В итоге спектакль был сорван, ни «л
еща», ни пощечины артист не дождался, так как вместе со своей партнершей от души хохотал.
Шагом мат!
Народные артисты Беларуси Иосиф Матусевич и Павел Молчанов слыли в витебском театре им. Коласа заядлыми шахматистами. При этом Молчанов еще прославился в актерской среде тем, что его невозможно было рассмешить. Исправить ситуацию взялся партнер по шахматной доске и сцене Матусевич. Смелое заявление даже скрепили спором. В одном из классических спектаклей Молчанов играл дворянина, а Матусевич кого–то вроде приказчика, который подносил документы. При этом господин сидел, а слуга к нему наклонялся. На этот раз перед выходом артисты также оставили недоигранную партию. Надо сказать, что загримированный приказчик имел огромный нос. Склонился он, как и полагается, перед своим хозяином... и тот рассмеялся так, что пришлось давать занавес. Оказывается, на половине «шнобеля», которой Матусевич как раз и был повернут к коллеге, были нарисованы шахматная доска и фигуры, расставленные именно в той позиции, на которой партия и была прервана. Кто после этого усомнится, что талантливый актер талантлив во всем?
