Неблагодарное это дело — представлять широкой публике хирурга Игоря Гришина, чье имя знает любой первокурсник медуниверситета. И что в самом деле добавит журналистское перо к портрету человека, в чьей записной книжке телефоны самых легендарных личностей нашего времени: например, Николая Малиновского, бессменного главного хирурга Кремлевской больницы на протяжении полувека? К портрету автора более 400 научных работ? К портрету преподавателя, который вырастил для Беларуси 17 докторов наук? К портрету врача, который спас тысячи, десятки тысяч жизней? Тем более что сам Игорь Николаевич, разменяв восьмой десяток, дифирамбов не любит и «бронзоветь» не желает. И все его мысли — не о славном прошлом, а о многообещающем будущем. Ведь сегодня профессор Гришин пестует свое новое детище — «МУЛ», многопрофильный универсальный лазер. Семь лет хирурги БелМАПО вместе с физиками–лазерщиками кропотливо готовили эту «медицинскую сенсацию» и попали в самое яблочко: недавно, посещая Объединенный институт проблем информатики НАН, Президент во всеуслышание назвал лазерные технологии делом для страны чрезвычайно перспективным. Так что, наверное, Игорь Гришин с куда большим энтузиазмом ответил бы на 50 вопросов о своих любимых «МУЛах», но законы рубрики «СБ» неумолимы: сначала о себе, а уж потом о работе.1. Как бы вы сами представили себя читателям?
— Хирург по профессии и, видимо, по призванию, заслуженный деятель науки, лауреат Государственной премии Республики Беларусь. Кроме того, я академик двух академий: общественной — Белорусской академии медицинских наук и государственной — отделения медицинских наук Академии наук Украины. Четверть века я заведовал кафедрой хирургии и топографической анатомии БелМАПО, а сейчас работаю на ней профессором.
2. О чем больше всего мечтали в детстве?
— Вообще–то в детстве я хотел быть инженером. Как отец. Он был в этом деле крупным специалистом, главным инженером треста, строил хлебозаводы по всему Советскому Союзу. Кстати, на реконструкции минского хлебозавода, который сейчас находится в районе Сторожевского кладбища, мои родители и познакомились. Затем уехали в Архангельск, где по доносу отца арестовали. 9 месяцев он провел в тюрьме, а затем совершенно неожиданно был выпущен на волю по распоряжению Берии... Вот и я в юношестве много чертил, рисовал, но в последний момент передумал.
3. Гены все–таки «подвели»?
— Наоборот, гены сработали, но по материнской линии. Моя мама была фельдшером, приходилась родней Водопьянову — помните, был такой знаменитый летчик? И когда встал вопрос о поступлении в вуз после школы, именно наши родственники Водопьяновы меня переубедили, сказав, что нет на свете более благородного, уважаемого труда, чем труд врача. Что интересно, в мединститут я поступил с первой же попытки и сразу заболел хирургией. Дело пошло. Поэтому меня, случай небывалый в те времена, в качестве поощрения сразу, безо всякого стажа работы, назначили заведующим хирургическим отделением больницы. Правда, самой отдаленной, районной.
4. Чьим мнением дорожите больше всего в своей работе?
— Для меня всегда высшим авторитетом были мои учителя. Скажем, белорусский хирург Николай Бобрик. Или российский хирург Сергей Юдин. Представьте масштаб этой личности: ему из Тувинского лагеря разрешали ездить в больницу, чтобы проводить наиболее сложные операции! Впоследствии коллеги уговорили Сталина выпустить его на свободу, и Юдин даже удостоился Сталинской премии. А какова судьба Александра Семенова, единственного врача, чье имя носит сегодня районная больница в Глуске?! Он работал в ней — вдумайтесь! — с 1913 года, в общей сложности более полувека, прошел огонь и воду, войны и репрессии. Под руководством этого удивительнейшего человека мне и посчастливилось проходить свою первую врачебную практику. Представляете, он мог сделать довольно непростую операцию даже в деревенской избе, простерилизовав инструмент в обыкновенном самоваре! Авторитет Семенова был и через много лет после его смерти остается среди жителей Глуска непререкаемым. Это сейчас печати в больницах прячут в сейфы. А у главврача Семенова печать хранилась просто в ящике стола. Но никто и никогда не злоупотребил его доверием.
5. На что не жаль потратить миллион?
— Я всегда не жалея тратил деньги на книги.
6. Интеллигентность. Что это такое в вашем понимании?
— Как–то у меня брали интервью и спросили, что я уважаю в человеке. Я тогда ответил: «Интеллигентность». Стою на том и сейчас. Интеллигентность — это не образование. Можно иметь 3 диплома и быть страшным хамом. На мой взгляд, главное в интеллигенте — это доброжелательность, это постоянный внутренний цензор: как повлияет то, что ты делаешь, на окружающих? Такой человек никогда не скажет не подумав, не обидит, не заденет достоинства тех, с кем имеет дело. Вот Александр Семенов был интеллигентом в полном смысле этого слова. Как и бывший ректор БелМАПО Александр Руцкий, «прирожденный ректор», как я его называю. Вежливость, внутренний такт, дар видеть ситуацию на много ходов вперед — все идеально сочеталось в нем, выходце из обычной крестьянской семьи.
7. Что вам легче — подняться в 6 часов утра или лечь спать в 4?
— Еще со школьной скамьи понял: нельзя ложиться поздно. Иначе ни голова, ни руки назавтра не работают как надо.
8. Всегда ли вы говорите все, что думаете?
— Хотел бы, но не говорю, боюсь обидеть.
9. Оказало ли влияние на ваш характер созвездие, под которым вы родились?
— Я Овен. Ему свойственно самоедство, излишняя критичность к себе и другим. Я за собой это знаю. В этом и моя сила, и моя слабость.
10. От кого вы устаете больше всего?
— От болтунов и пьяных. Это в моем понимании одно и то же: наобещают с три короба и ничего не сделают.
11. Если вы любите путешествовать, то какому виду транспорта отдаете предпочтение?
— Путешествовать люблю, люблю менять обстановку, меня угнетает однообразие. А вид транспорта не имеет значения. Я много поездил по свету: объехал всю Европу, Азию, был в Америке. Сейчас даже стараюсь ограничивать дальние поездки.
12. Ваш идеал женщины?
— Жизнь убедила в том, что хороша та жена, которая стремится поддержать мужа во всех его начинаниях. Мне в этом смысле повезло.
13. Чего нельзя прощать даже лучшим друзьям?
— Однозначно: измены. Меня, к сожалению, предавали много раз.
14. Что такое, по–вашему, лень, а что — душевный покой?
— Лень идет от человеческой природы, а покой — это когда все, что планировал, сделано и можно немножко отдохнуть. Причем природную лень ничем не исправишь. У меня были ученики, которые подавали большие надежды, а потом огонь в них погас — как их ни стимулируй, ни зови вперед, не хотят ничего делать и точка.
15. Если у вас свой огород или дачный участок, то какие овощи и фрукты нравится выращивать?
— Для меня дача — место, где я отдыхаю душой. Она у меня деревянная, и строил я ее своими руками, можно сказать, жил ею. Приезжал каждый день с работы специально, чтобы что–то забить, привинтить, доделать.
16. Каким своим достижением вы особенно гордитесь?
— На мой взгляд, самая многообещающая технология сегодня — это многопрофильный универсальный лазер, совместная разработка нашей кафедры с Александром Лобаневским, ведущим инженером НИИ прикладных физических проблем. К этому делу многие приложили руку: и покойный академик Александр Рубанов, и академик Александр Чернявский. Очень поддержали, когда никто особенно не верил в успех нашего предприятия, нынешний ректор БелМАПО Геннадий Хулуп, заведующий кафедрой хирургии и топографической анатомии Александр Воробей... Не секрет, что Беларусь всегда славилась сильной школой лазерщиков, и у нас много делалось и делается в этом направлении. Помню, в советские времена мой ученик первым попробовал облучать лазером кровь больных облитерирующим артериитом. Результат оказался настолько впечатляющим, что он чуть не отхватил Государственную премию за свое открытие. Спустя годы нечто в этом роде мне с гордостью продемонстрировали московские ученые как «ноу–хау». Я тогда возмутился: да у нас в Беларуси этим занимались давным–давно! Беда в том, что практическая отдача от лазеров не такая, какой могла бы быть. Идеи есть, но до промышленного воплощения они не доходят. Хотя, уверен, наш «МУЛ» способен совершить настоящий переворот в медицине.
17. Позвольте, но разве «световые скальпели» не применяются давным–давно во всем мире?
— В том–то и дело, что мы предлагаем нечто особенное. И не для консервативного лечения, не для косметологии и офтальмологии, как сейчас, — много шире. Да, за границей львиная доля операций делается при помощи лазера. И благодаря этому пациент отправляется домой уже через 2 дня после операции по поводу аденомы простаты, через 5 — по поводу рака. Но я видел эти хваленые лазеры: там у луча одна длина (достаточно опасная), одна мощность, врач вынужден работать в очках. Более того, в сложных случаях — при операции на почках, печени, селезенке, головном мозге — приходится использовать несколько таких установок. Потому что одна хорошо режет, а вторая прекрасно останавливает кровотечение. И именно на операционном столе, когда счет идет на минуты, очевидны все недостатки одноволнового лазера. Вот мы и загорелись идеей сделать такую установку, чтобы для нее не было практически ничего невозможного. И получилось!
18. И что же по силам белорусскому «МУЛу»?
— Возможности колоссальные. Мы успешно прооперировали лазером уже 100 больных, причем брались и за селезенку, и за желчные протоки, и за печень, и за варикозные вены, и за трофические язвы. Был у нас один мальчик с большущей аневризмой, перенес, бедняга, 6 операций, да все без толку. А после «МУЛа» уже на второй раз гематома исчезла. Ведь в нашем лазере — три волны, которые переключаются в доли секунды. Луч может быть совсем малюсеньким, всего 2 мм. То есть это гарантия безопасности и для больного, и для врача. Мы, в отличие от американцев, очки не надеваем. К тому же наш «МУЛ» — лазер «умный», звуковой, реагирует на голосовые команды, сам подсказывает, предупреждает, ведет запись каждого движения врача, чтобы потом можно было проверить ход операции. А применять его, думаю, можно где угодно, потому что под контролем УЗИ светодиод можно подвести к любому органу — от щитовидной железы до печени. А почему бы, к примеру, не попробовать таким лазером разрушать метастазы «точно в цель»?
19. Ученые говорят: чтобы изобрести новую формулу, нужно потратить 1 условную единицу, чтобы продемонстрировать возможности идеи — 10, чтобы создать опытный образец — 1000, а дальше счет идет на десятки тысяч у.е. Вы на каком этапе находитесь?
— Уже перешагнули через третий. «МУЛ» с успехом прошел клинические испытания, мы получили сертификат. Я отдаю себе отчет в том, что аппарат еще несовершенный, самодельный, но главное уже сделано. И хотя к нашей разработке проявляют интерес многие фирмы, мы хотим поставить ее на службу государству.
20. Каким образом — оснастить «МУЛами» все операционные? А не влетит ли это клиникам в копеечку?
— Напротив. Мы посчитали: крупной больнице понадобится в среднем 5
«МУЛов». Один аппарат обойдется около 60 тысяч долларов, тогда как импортный, который изначально нашему проигрывает, — в 4 раза дороже. И потом, представьте, сколько денег в перспективе сэкономит клиника, отказавшись от расходных материалов, сократив пребывание больного в стационаре. Ведь операция будет длиться не 3,5 часа, как сейчас, а минут 40 — 50. То есть каждый врач за смену сможет оперировать в 5 раз больше. И понадобятся ли нам тогда гигантские больницы с их раздутыми штатами?..
21. Будь вы главой государства, что бы вы сделали в первую очередь?
— Никогда не задумывался над этим. Мое дело — хирургия.
22. А врагов вы себе успели нажить?
— Враги сами появляются по мере того, как человек совершенствуется, движется вперед. Прожить жизнь без врагов может либо лодырь, либо бездарность. Когда–то давно я пожаловался своему научному руководителю, что мне не дают работать. Он меня «успокоил»: «Это еще ничего, это еще «аспирантские» враги, вот доживешь до «профессорских», почувствуешь, что это такое». Так и получилось.
23. Кем бы вы стали, появись возможность начать все сначала?
— Я вообще не хотел бы начинать сначала.
24. Чего вам лично больше всего недостает сегодня?
— Практики. Я сейчас оперирую меньше, чем раньше. Хотя присутствую на тяжелых операциях, оперирую «глазами», но все чаще себя ловлю на том, что уже не уверен в своей физической форме. Возраст, знаете, берет свое.
25. При каких обстоятельствах вы познакомились с нашей газетой?
— К сожалению, не помню. Но сегодня среди белорусской прессы «СБ» для меня — показатель качества.
26. Помните ли свое детское прозвище?
— Детское — нет. А вот когда я только начинал практиковать в 50–х, у меня был ассистент, намного старше меня. И он всегда называл меня «шеф». И лестно было, и смешно.
27. Где вы чаще всего встречаетесь с друзьями?
— У себя дома.
28. В какой стране вам хотелось бы побывать и почему?
— В Индии. Мне много о ней рассказывали друзья. Это целый пласт культуры, который хочется поднять самому.
29. А какие книги, по–вашему, надо прочесть всем?
— Не всем, а медикам я бы посоветовал «Размышления хирурга» Юдина. Это моя настольная книга. Вот где редкое сочетание таланта рассказчика и профессионального мастерства!
30. У кого конкретно и что именно вы спросили бы в первую очередь, будь у вас такая возможность — пообщаться с самыми интересными личностями нашего времени?
— Судьба меня и так достаточно избаловала интересными встречами. Скажем, в Варшаве престижнейшую большую золотую медаль имени Альберта Швейцера мне довелось получать вместе с легендарным хирургом Кристианом Бернаром, впервые пересадившим человеческое сердце. Кстати, знаете ли вы, сколько выдающихся медиков подарила миру Беларусь? Ведь отсюда, с Вилейщины, родом и Николай Малиновский, через руки которого в прямом смысле прошла вся наша партийная элита — от Притыцкого до Мазурова. В Минске родился и Анатолий Покровский, родоначальник советской школы сосудистой хирургии, все мы, образно говоря, родом из нее. Я встречался и тесно общался со многими великими личностями в своей сфере, и ответ на те вопросы, которые были мне интересны, уже получил.
31. Вы хорошо знаете свою родословную?
— До четвертого колена. Знаю, где похоронены мои родственники — на Сторожевском кладбище. Спасибо бабушке, водила меня туда, много рассказывала.
32. Самый счастливый день в вашей жизни?
— Хороших дней было много, но были ли они самыми счастливыми? Вот в чем вопрос.
33. Есть ли у вас любимое занятие, помимо основного рода деятельности?
— Живопись. Но занимаюсь ею время от времени, под настроение. У меня ведь картин едва ли не больше, чем научных работ. Как–то приобрел на стихийном рынке несколько картин профессиональных художников и решил попробовать сам. С тех пор где только я не писал с натуры — и в Китае, и в Венеции, и в Лиссабоне.
34. Членом Союза художников никогда не хотели стать?
— А зачем? Хотя были у меня две персональные выставки. Но большинство работ я раздарил друзьям, коллегам. Среди наиболее памятных портретов — портрет первой учительницы космонавта Владимира Коваленка Нины Вальковской. Эту картину я преподнес ей в подарок на день рождения.
35. Чей портрет вы хотели бы написать сегодня?
— Может быть, портрет своего отца–подростка в форме юнги. Да вот беда: наш старый семейный архив не сохранился.
36. А правда ли, что вы играли в оркестре Финберга?
— Правда. Только, конечно, как вы догадываетесь, в самодеятельном. Он в свое время играл при одной из минских клиник. Я был аккордеонистом. Счастливые были времена! Как–то слышал интервью с Михаилом Яковлевичем, где он, отвечая на вопрос: «Кто вышел из вашего оркестра?» — начал перечислять заслуженных и народных артистов. Я бы на его месте начал так: «В моем оркестре играли профессор Гришин, доцент Казаченок и т.д.» Вот бы всех заинтриговал!
37. Что вы чувствуете в обществе молодых людей?
— Я всегда по–доброму завидую молодости. Мне нравится, когда люди открыты и о чем–то мечтают.
38. Как часто и по какому поводу вы бываете недовольны собой?
— Всегда, даже когда сделаю что–нибудь хорошее. Тем более казню себя, если что–то не получилось.
39. Был ли в вашей жизни поступок, который бы вы не хотели вспоминать?
— То, что я постоянно занимаюсь самоанализом, не значит, что что–то я хотел бы изменить или переиграть. Совсем недавно со мной произошла не очень красивая история. Не буду вдаваться в детали, но меня покоробило поведение моих учеников, которые упросили меня выступить на конференции и даже не пригласили занять место рядом с ними, в президиуме. Я поблагодарил их за внимание, пожелал успехов, взял портфель и просто ушел. И потом все равно мучился, думал: может, и не надо было рубить сплеча? Хотя умом понимал, что поступил правильно, иначе не мог.
40. Ваше любимое время года, погода?
— Все, что связано с солнцем и теплом. Весна и лето.
41. Можете назвать то место на земле, которое вам милее всего?
— Отвечу как художник: мои излюбленные места — окрестности Раубичей, Вячи, Нарочи и Браславские озера.
42. Часто ли приходится вам одалживать у кого–то деньги?
— Приходилось. Но всегда отдавал. Хотя это, конечно, и неприятно, потому что, как известно, берешь чужие деньги, а отдаешь свои. С другой стороны, я считаю, что абсолютно нормальная практика — жить в кредит, как в западных государствах. А за счет чего у нас некоторые строят роскошные коттеджи и квартиры — мне не совсем понятно. Неужели за зарплату бюджетника?
43. Каково ваше отношение к конкурсам красоты?
— Отрицательное.
44. Верите ли вы в изречение: «Все, что ни делается, все к лучшему»?
— Более того, я всегда говорю: во всяком плохом надо найти хорошее (как, впрочем, и в хорошем — плохое). Всегда в неудаче, ошибке есть что–то, на чем можно учиться, какой–то новый опыт.
45. Как вы заботитесь о собственном здоровье?
— Как и все медики, не очень хорошо.
46. Летаете ли вы во сне?
— Без комментариев.
47. Когда у вас плохое настроение, вы что делаете?
— С этим сложно. Наверное, спасение только в интеллектуальной работе, физический труд уже не снимает напряжения, как в молодости.
48. Вы часто пишете письма?
— Уже нет.
49. Верите ли вы в лучшее будущее наших детей?
— Хотелось бы верить.
50. Вопрос, который вы хотели бы задать себе сами? И ваш ответ...
— Вы знаете, когда к нам недавно приехали китайцы и буквально с раскрытыми от удивления ртами ходили возле нашего «МУЛа», я все думал: неужели мы опять опоздаем? И неужели через пять лет поедем покупать в Поднебесную то, в чем сегодня имеем безусловный приоритет? Только вопрос этот скорее риторический.
