– Наша белорусская группа собирала на гастролях в Германии стадионы? Круто! Не жалеете, что бросили музыку?
– Для меня музыка – это вибрация, которая иногда превращается в песню
– Очень мелодичная песня! А вы точно играли в «Инспекторе»? Там же сплошной хард-рок!
– Да, и моя In a Heat of the Night была одной из самых лиричных в нашем репертуаре. Помню, как она появилась. Я сидел дома за пианино «Беларусь». Взял ре-минор. Аккорд простейший. Перекинул парой до, оставаясь на ре. Получился странный звук, и у меня в голове родилась мелодия. Ровная, как бетонная стена. И только выступал на поверхности припев. Я тут же, несмотря на лютый мороз, помчался к нашему гитаристу Андрею Зубричу. Не успел, вернувшись, переступить порог квартиры, звонит Зубрич: «Олежка, получилась нетленная песня. Приезжай завтра на полчаса раньше на репетицию». Я ночь не спал. Колотило. Неужели эти два цензора – Зубрич и Смольский – возьмут мою песню? Приехал раньше на час. Приставил ухо к двери и слышу, что они уже репетируют. Пришли клавишник, барабанщик, все удивляются: это Олежкина песня? Они так потом ее и называли – «Олежкина песня». Кстати, «Инспектор» была второй после «Песняров» белорусской группой, выпустившей компакт-диск.
– Участники группы, а у некоторых за плечами консерватории, позволяли вам так свободно обращаться с аккордами?
– Видимо, потому, что у меня единственного из группы не было специального образования, не считая, конечно, музыкалки. У остальных – минимум училище. А максимум – консерватория с двойным дипломом по композиции. Я, конечно, боялся, что меня выгонят. Но Витя Смольский стал на мою защиту, сказал: «Басист – просто атом». Невероятно благодарен ему за это. В группе я сильно вырос, репетировал сутками. Пока мы ехали в автобусе, надевал наушники, вставлял штекер и играл. «Инспектор» был для нас хорошей школой, слабый не уживался, три дня – и уходил.
– С аккордами и сейчас также вольничаете?
– Считается, что есть два десятка аккордов и их нужно играть так, а не иначе. Но кто это сказал? Кто установил эти правила? Я однажды показал свои песни одному известному дирижеру. Он спрашивает: что это за аккорд у вас – нету такого в природе. Хотя звучит да, классно! Я ему, ну давайте тогда назовем его «Мартыненко минус пять». Я придумал, мне он нравится. Сочетания звуков неисчислимы, можно написать миллионы комбинаций. Вообще, для меня музыка – это вибрация, которая иногда превращается в песню.
Чтобы играть в группе, бас-гитаристу приходилось репетировать сутками– Да, действительно, вы бесстрашный человек. А бас-гитару где освоили?
– В музыкальной школе № 2 имени Н. И. Аладова в Минске я учился по направлению «духовые инструменты». Папа записал в школу, когда мне было десять, и я ходил на занятия под палкой. С черным матерчатым мешком, в котором носил тенор и баритон, прятался по подворотням, чтобы меня никто не увидел. Мне было скучно сидеть в оркестре и громыхать: бум-бум-бум. Но все-таки музыкалку я окончил, а потом поступил в политехнический институт на механико-технологический факультет. Несмотря на то что институт не творческий, там у нас подобрались очень музыкальные ребята. Поехали с ними на картошку. Сели на ведра передохнуть. Пока я где-то гулял, однокурсники создали группу и распределили роли. Возвращаюсь, а они мне: «Тебе досталась бас-гитара». На грандиозный успех, конечно же, не рассчитывали, но в вузе нас знали. Я репетировал в общежитии, в маленькой комнатке. Помню, вахтерша прибегала и постоянно стучала в дверь. Тогда же я написал и свою первую песню.
– Слышала, что в начале 1990-х в Минск приезжала делегация, в состав которой входил бас-гитарист Pink Floyd Гай Прэтт. Группа «Инспектор» пригласила его к себе на репетицию. И вы сразили Прэтта наповал своей слэповой техникой! Это правда?
– Было дело. Я взял гитару и исполнил композицию. Прэтт попросил меня повторить, а сам снимал движения моих пальцев на видео.
– Не было желания рискнуть и податься в Pink Floyd?
– В Pink Floyd нет, а вот в Scorpions – да. Однажды «Инспектор» приехал на фестиваль в Польшу. К гостинице, куда мы заселились, подъехал двухэтажный автобус. Оттуда стали выходить очень странные люди, необычно одетые – в коже, с длинными волосами. Это были музыканты Crusaders из Западной Германии. Среди них – студент, а в будущем редактор крупнейшего европейского издания, пишущего о тяжелом роке, Metal Hammer Мартин Гросс. Мы с ним познакомились и проговорили всю ночь. А когда затем приехали на гастроли в Германию, он мне позвонил и назначил встречу. Сказал, что «Скорпы» ищут басиста и он хочет, чтобы я попробовал. Я написал письмо и в ожидании ответа мучился, что предаю свою группу. Через некоторое время от терзаний меня избавил Мартин. Он позвонил и сказал, что «Скорпы» мне отказали. Почему? Видимо, не захотели рисковать из-за моего советского паспорта. Я их понимаю: брать музыканта, которому нужно постоянно продлевать визу, когда у них каждый день концерты... Группа выступает в одном городе, а самолеты и фуры уже везут аппаратуру (у них насчитывалось до пяти комплектов) в другой.
В начале 1990-х группа «Инспектор» собирала на гастролях стадионы– А если «воскресить» группу «Инспектор» хотя бы на время и устроить мастер-класс для молодежи?
– Такая идея была. И повод хороший – 50-летие Виктора Смольского, которое он отмечал в этом году. Но оказалось, что это не так просто, как во времена «Инспектора», когда мы спали в Германии на теннисных столах в общежитиях, ездили на ржавом «Икарусе». Но как играли! Зрители стояли на коленях. Когда Смольский исполнял соло на гитаре, в зале творилось вообще что-то невероятное. Вите тогда было 18. Сейчас у каждого свои заботы. Смольский стал звездой мирового уровня, живет в Германии. Барабанщик Владимир Марусич работает в одном из составов «Песняров». Гитарист Андрей Зубрич как композитор получил Государственную премию. Клавишник Александр Нестерович – создатель группы «Сузорье»… Мы все постоянно на связи, созваниваемся. Ребята меня критикуют, советуют, подсказывают, как лучше что-то сделать.
– Как ваше увлечение музыкой помогает в бизнесе?
– Музыка здорово расслабляет. А иногда во время конференц-связи с партнерами, которых я консультирую, тихонько подключаю гитару и начинаю перебирать ноты. Были случаи, когда меня услышали. Я признавался, что играю, давал послушать свои песни. После этого сделки заключались легче.
– Как рождаются песни?
С гитарой Олег Мартыненко не расстается до сих пор
– Вам часто приходилось мокнуть под дождем?
– Да. Я вообще-то дождь очень люблю. Воду, озеро, реку. Мокрую сочную траву. Обожаю зиму, хорошую, снежную.
– Вопрос на засыпку. Почему детское «Евровидение» мы выигрываем, а на взрослом – нет. Куда исчезают талантливые дети?
– Скажу честно: не знаю.
– Попробуете написать песню для «Евровидения»?
– Несколько лет назад исполнитель из Могилева Стас Сотников участвовал в национальном отборе в Германии с моей песней Joy. А недавно ко мне обратились представители одной из наших юных исполнительниц, которая планирует в этом году подавать заявку в белорусском отборе на детский конкурс «Евровидение». Посмотрим, что получится.
– Если исполнительница победит, обещаете дать «Знаменке» интервью?
– Конечно. Это будет второе интервью в моей жизни. Потому что это – первое.
Олег МАРТЫНЕНКО
Родился: 1 марта 1962 года в Минске
Образование: Белорусский политехнический институт (ныне БНТУ), факультеты автотракторный и механико-технологический
Карьера: работал мастером на Минском автозаводе, затем в группе «Инспектор», сейчас – бизнесмен
Любимые блюда: жареная картошка, рыба; напиток – морс
Книга: рассказы Джека Лондона
Фильм: «Весна на Заречной улице»
uradova@sb.by
Фото Сергея МИЦЕВИЧА, из личного архива Олега Мартыненко, i.pinimg.com
