Директор Института природопользования НАН Беларуси рассказал, как в ближайшее время изменится белорусский климат

Академик Александр Карабанов: «Засухи будут только усиливаться»

Уже на протяжении нескольких лет синоптики и исследователи из разных стран пугают человечество то глобальным потеплением, то наступлением малого ледникового периода. Однако одно несомненно: климат — постоянно меняющаяся и трудно предсказуемая система. Его особенности и поведение изучают сотни ученых по всей планете. Не остается в стороне и Беларусь, где, помимо сотрудников Белгидромета, над этой темой работают специалисты Института природопользования НАН Беларуси.


Корреспондент «СГ» встретился с директором научно-исследовательского учреждения, академиком, доктором геолого-минералогических наук, профессором Александром КАРАБАНОВЫМ.

— Александр Кириллович, полтора года назад в Институте природопользования появился Центр климатических исследований. В нем действительно была необходимость?

— Проблему глобальных изменений климата изучают многие ученые, но до сих пор в ее решении остается много неопределенности. Например, как показали исследования белорусских климатологов, теория антропогенного парникового эффекта недостаточно полно объясняет все особенности роста температуры в Европе и мире. А ведь меняется не только концентрация в воздухе парниковых газов, но также структура и состав растительного покрова, величина испарения, которые влияют на климат. Подобные процессы могут как тормозить, так и ускорять потепление. Недооценивается роль водяного пара — важнейшего парникового газа. Судя по наблюдениям со спутников, в последние годы содержание водяного пара в атмосфере падает. Это связано с охлаждением энергоактивной зоны Тихого океана, что приводит к изменению свойств облачности. На примере потепления в Северном полушарии, которое отмечается с начала 2000 года, наши специалисты доказали, что глобальный рост температуры происходит неравномерно и нередко замедляется. Подобное связано не столько с углекислым газом, сколько с уменьшением оптической толщины облачности. В Центре климатических исследований наши специалисты изучают все эти механизмы.  

— Например?

— Одна из главных неопределенностей в модели климата — это формирование свойств облачности и ее влияние на количество осадков. Сейчас мы с привлечением спутниковых технологий пытаемся понять и исследовать различные параметры связи в климатической системе. До тех пор пока мы не узнаем, каким образом все это происходит, стопроцентно точные прогнозы сделать будет невозможно.  

— Но сегодня ведь погоду могут предсказать на две недели вперед…  

— И это, увы, максимум, который еще никто не смог преодолеть. За две недели информация о температуре и свойствах атмосферы, которая есть в данный момент, полностью утрачивает свою ценность. Правда, для предсказания погоды можно использовать различные статистические особенности и цикличность некоторых природных процессов. Например, частоту арктических вторжений и колебаний температуры Атлантического и Тихого океанов. С использованием данных закономерностей мы пытаемся найти предикторы — такие геофизические параметры, например, как температура океана, которая имеет длительную память и спустя примерно два-три года отзывается на показателях в Беларуси. Пытаемся делать сверхдолгосрочные прогнозы, и с каждым годом их оправдываемость улучшается.  

— Наиболее уязвимая к изменениям климата отрасль — сельское хозяйство. Из-за продолжительной засухи в 2018-м наши аграрии недосчитались части урожая. Стоит ли ожидать повторения подобного в году нынешнем?

— По данным специалистов центра, засухи будут только усиливаться, преимущественно на Брестчине и Гомельщине. Несколько лет назад мы со спутника измеряли уровень подземных вод на юге Беларуси и востоке Украины, где зафиксировали падение запасов. Особенно они просели в 2015 году, когда в августе стояли рекордно высокие температуры и отсутствовали осадки. Поэтому сегодня нужно заниматься теплолюбивыми культурами. Аграрии должны оптимизировать посевы под те климатические условия, которые у нас создаются. Во-первых, удлиняется вегетационный период. Во-вторых, появляется высокая обеспеченность теплом. Естественно, в таких условиях должна меняться структура посевных площадей.

Чтобы принять грамотные управленческие решения, важно иметь прогноз урожайности, по крайней мере на ближайший сезон. Для этого у нас разрабатывается специальная технология моделирования динамики роста различных сельхозкультур. Она включает такие данные, как солнечная радиация, влажность почв, дефицит влажности воздуха, температура и осадки. Плюс используются данные спутникового наблюдения: мы из космоса измеряем интенсивность поглощения растительностью фотосинтетической активной радиации. Проанализировав все в комплексе, мы где-то за полтора месяца можем дать достаточно точные прогнозы, которые смогут предсказать урожайность по разным культурам. Сейчас по этому вопросу работаем с Белгидрометом. Если раньше брали показатели из расчетной модели, то теперь их нужно заменить фактическими данными наблюдения, которые регистрируются в сети Белгидромета. Поэтому модель осталось только подкалибровать и уже можно использовать на практике. Также мы разрабатываем рекомендации для сельского хозяйства под каждый район: какие культуры и где нужно выращивать. Если есть желание, то можем выполнить такую работу для любого хозяйства.

— А какие природные явления влияют на изменения температуры в Беларуси?

— Вообще, она зависит от состояния океанов. Когда температура в тропической зоне океана высокая, то у нас идет ее ускоренный рост. А когда понижается, тогда уменьшается поступление водяного пара в атмосферу, из-за чего потепление замедляется. Все эти процессы последовательно отражаются на Беларуси. Помимо этого, на температуру влияет еще ряд факторов. Такой, к примеру, не удивляйтесь, как борьба за экологию в Европе, которая в последние годы стала активно «зеленеть». Рост числа растений способствует изменению температур: дневные понижаются, потому что солнечная энергия отводится за счет испарения, а ночные повышаются, так как та энергия, которую растительность поглотила в светлое время суток, ночью выделяется. Совокупность этих факторов может дать любой эффект, однако пока температура в Беларуси растет. Если смотреть глобально, то за прошлое столетие в среднем она поднялась на 0,75 градуса. Причем больше 70 процентов пришлось на последнее тридцатилетие. Хотя есть периоды, когда температура стабилизируется. Например, с 1945-го по 1975-й она не поднималась, а некоторые даже заявляли, что наступает похолодание. А вот с 1975-го по 1990-й наблюдался интенсивный рост. С 1998-го по 2014-й произошло очередное замедление.  

— Так не стоит ли нам в этой связи ожидать очередной волны потепления?

— У всех природных процессов есть определенная цикличность и периодичность. Да, содержание углекислого газа в атмосфере растет, но это, как я уже говорил, не так сильно отражается на росте температур — могут как подниматься, так и опускаться. Допустим, температура океана по-прежнему продолжает понижаться. Последние несколько лет наблюдалась продолжительная теплая фаза, которая вылилась в экстремально жаркие 2015—2018 года. Если сейчас наступит холодная фаза, то никакого роста не будет. Температура выравняется. Поэтому все зависит от того, как поведет себя океан, так как он главный модулятор климата.

— Александр Кириллович, давайте поговорим о минеральных природных ресурсах страны, большая часть которых сосредоточена в Припятском прогибе. Те изменения климата, которые сейчас наблюдаются, могут ли как-то отразиться на этих запасах?

— О каких-то радикальных изменениях говорить не приходится. Климат может повлиять на уровень грунтовых вод, уменьшение или увеличение которого отразится на лесной растительности. Пока же ситуация такова — в Беларуси ежегодно находят новые нефтяные месторождения. Однако есть несколько «но». Во-первых, они небольшие. Во-вторых, из общего потенциала ресурсов нефти Припятского прогиба в 300 миллионов тонн половину мы уже добыли. Но, уверен, в скором времени обнаружат новые месторождения. Для этого сейчас используем различные геолого-геофизические методы. Например, в прошлом году наши ученые выполнили исследования по международному научному проекту по изучению геодинамической эволюции глубинных зон земной коры и верхней мантии Припятского и Днепровского палеорифтовых нефтегазоносных бассейнов, позволившие повысить эффективность геологоразведочных работ.

— А как дела обстоят со сланцевым газом?

— В 2017 году по заказу президиума НАН мы разработали проект по поиску перспективных участков для добычи сланцевого газа. Наметили участки, где с большой долей вероятности его можно обнаружить. Конечно, таких крупных бассейнов, как в США, у нас нет. Но несколько мест нашлось в Припятском прогибе, а также в Оршанской и Брестской впадинах. Правда, без бурения окончательное решение сделать сложно, а одна скважина глубиной полтора-два километра может стоить около миллиона долларов. И тут встает вопрос: чему равна вероятность отыскать такое количество сланцевого газа, чтобы это было экономически выгодно? Никто не даст гарантий. Можно оценить условия формирования, выявить признаки, выделить перспективные участки и точки для бурения.

В землях Припятского прогиба есть крупный сланценосный бассейн, в пределах которого разведано два месторождения горючих сланцев. Но их добычу осложняют два фактора. Первый — очень тонкий пласт, толщиной всего до трех метров. Второй — угол наклона, под которым он находится, достигает больше 30 градусов. Это технологически очень трудно. Плюс из белорусских горючих сланцев можно извлечь только 10 процентов полезного керогена, остальные 90 процентов после переработки превратятся в золу. Если сравнить с Эстонией, то там это соотношение 20 на 80, плюс там они лежат практически на поверхности, что заметно упрощает добычу.

— Есть еще такая проблема — у нас до сих пор не освоены некоторые большие месторождения торфа. Почему?

— Вообще, весь торф в Беларуси делится на несколько групп, в зависимости от целевого назначения. Есть энергетический, сельскохозяйственный и природоохранный. Так вот, иногда торфяники с большой мощностью попадают в последнюю категорию, ведь торфяное болото — это животные, птицы, насекомые, растения, среди которых имеются и редкие виды. В таких местах появляются заказники, о добыче речи быть не может. Хотя, на мой взгляд, некоторые крупные месторождения, попавшие в группу природоохранных, стоило бы изучить более подробно, а уже потом принимать окончательное решение. Да, пока торфа много — хватит на десятки, а то и сотни лет. Но ресурсная база постепенно истощается, нужно смотреть в будущее. Сегодня торф используют для снижения топливной составляющей нефти и газа, активно перерабатывают: делают на его основе стимуляторы и регуляторы роста, сорбенты и удобрения.

— В 2017 году вы анонсировали крупный проект по разработке технологии производства органоминеральных удобрений на основе торфа в Дукоре. На какой стадии он сейчас?

— Не так давно мы построили там линию, установили технологические ленты и начали производство опытных образцов. Уже выпустили первые несколько тонн. В данный момент занимаемся отладкой оборудования и маркетингом. Собираемся наладить экспорт в Россию, плюс будем предлагать нашим хозяйствам и сельчанам. Потенциал у проекта большой, потому что органоминеральных удобрений пока мало. Главное их преимущество в том, что после помещения в почву они не вымываются и действуют на протяжении двух лет. Причем без всякого вреда для окружающей среды. Торф недорогой, поэтому удобрения на его основе будут стоить в несколько раз дешевле, чем калийные. Получается, сразу решаем две задачи: снижаем стоимость и приносим пользу природе.  

— Александр Кириллович, спасибо за содержательную беседу.

banny@sb.by

Фото автора
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter