В конференц-зале «СБ» участники афганской войны говорили о предстоящей 15 февраля годовщине 30-летия вывода войск

Афганистан: незабытая война

30 лет назад, 15 февраля 1989 года, завершился вывод из Афганистана советских войск, куда они вошли за 9 лет до того, 25 декабря 1979 года. Война длилась вдвое дольше, чем Великая Отечественная. Впрочем, войной, честно, ее стали называть много позже. Поначалу было принято считать, что ограниченный контингент советских войск оказывает интернациональную помощь афганскому народу. Как бы то ни было, через Афганистан прошли более 30 тысяч наших земляков. Некоторые не вернулись живыми, другие остались инвалидами. Война оставила шрамы в сердцах всех, кто ее прошел. Но безусловным фактом является то, что это была последняя война, на которой, получив приказ, шли под пули солдаты и офицеры, рожденные на белорусской земле. Живя сейчас уже в другой стране, мы верим, что в этом смысле она и будет последней, что гражданин с белорусским паспортом никогда больше не будет воевать. Но это не значит, что мы должны забывать афганскую войну, хотя давно не актуальна даже идеология, которая ее инициировала. Какой след она оставила в памяти ее участников? Каково ее место в исторической памяти нашего народа? Что и почему должны знать о ней молодые люди, рожденные в другой стране, в независимой Беларуси? Обсудить эти и другие вопросы в конференц-зале «СБ» собрались участники той войны, которые по приказу прибыли в Афганистан в разное время, в разных званиях и должностях: Валерий Владимирович ГАЙДУКЕВИЧ, генерал-майор запаса, заместитель председателя Постоянной комиссии по национальной безопасности Национального собрания, председатель совета общественного объединения «Белорусский союз ветеранов войны в Афганистане»; Станислав Никифорович КНЯЗЕВ, генерал-майор запаса, директор НИИ теории и практики государственного управления Академии управления при Президенте, доктор юридических наук, профессор; Михаил Владимирович ­МИРОНЧИК, майор запаса, директор Департамента контроля качества образования Министерства образования; Сергей Анатольевич КРАСОВСКИЙ, председатель общественного объединения «Ассоциация инвалидов войны в Афганистане».

Февраль 1989 года, мост через Амударью близ Термеза, Таджикистан. Одна из колонн войск, выходящих из Афганистана.

«СБ»: Какой эпизод той войны приходит вам на память сейчас, в эту минуту — героический, трагический или, может быть, будничный?

В.Гайдукевич: Я стал свидетелем начала кампании: мы приземлились на аэродроме Кабула 25 декабря. Хотя еще летом командиры батальонов посещали Кабул в качестве туристов — для уточнения предстоящих задач. Но когда операция началась, даже мне, командиру роты, некоторые вещи были непонятны. Очень простые вещи. Если в Союзе проводились учения, то перед ними у нас была масса «методичек»: как топить печку, куда ходить и куда не ходить, что копать, что резать. Но, прилетев из Белоруссии в Афганистан, мусульманскую страну, мы не знали о ней ничего! Я горы только на картинках видел. И первый казус произошел после операции, когда нам приказали охранять аэродром: по данным разведки, вокруг Кабула было много противостоящих нам формирований.
Валерий Гайдукевич.

Пред нами — кишлак. Часов в 10 — 11 мне докладывают: толпа людей из кишлака бежит в сторону наших позиций. Даю команду: рота, к бою! Загнал снаряд... Ждем. Смотрю в бинокль: одни мужчины. Что у них может быть под одеждой, не понять. Между нами и кишлаком — кладбище. Думаю: как только они выйдут на край кладбища, тут все и лягут. Потом оказалось: похороны. Еще бы 300 — 400 метров — и они оказались бы коллективными...

Нам полслова не сказали о местных нравах и обычаях. Нас подняли с 10 на 11 декабря, в Кабул вылетели 25-го: за две недели можно было нас как-то подготовить. Но — никакой подготовки, и это мне непонятно. Сейчас, когда поработал депутатом, окунулся в политику, могу сказать, в чем состояла большая наша ошибка. Следовало работать с муллами. Там 94 процента населения было неграмотным, главное лицо — мулла: что он сказал, то и будет. А мы решили, что сразу построим там развитой социализм, создадим комсомол, партию и так далее. Не на тех сделали ставку, на мой взгляд, был выбран не тот лидер. В итоге получилось... нездорово.

Возможно, мое мнение покажется категоричным, но не было четко продумано, для чего вообще это делается. В начале 80-х в средствах массовой информации про Афганистан вообще ничего не было! Открываем «нашу» газету, «Красную звезду» — ничего! Было впечатление, что мы где-то потерялись.

Люди погибали, гробы привозили на родину, но хоронить под красными звездочками запрещали, как будто чего-то боялись.



«СБ»: А в чем состояла та, первая поставленная перед вами боевая задача?

В.Гайдукевич: Моя рота блокировала афганскую дивизию — чтобы ни один танк не вышел из ворот и не вошел в Кабул. Другие роты выполняли аналогичные задачи, каждая блокировала свой объект. Все задачи выполнили без потерь. Потери были только при штурме дворца Амина. 30 декабря мы собрались на аэродроме, чтобы улетать домой, встречать Новый год.

«СБ»: А когда выполнение интернационального долга стало войной? Или для себя вы сразу поняли, что это война?

С.Князев: Конечно, практически сразу поняли. Мы же люди военные. Если стреляют и убивают, то это не учения. Бывало, что мы поправляли наших политработников, которые слишком увлекались темой интернационального долга. Я своему начальнику политотдела говорил: поменьше надо об этом. Идет война, мы вынуждены защищать свои интересы, хотя и за пределами наших границ. Последующие события это подтвердили: после нас в Афганистан вошли американцы и теперь испытывают то же, что испытывали мы.
Станислав Князев.

Они еще до нас хотели этот плацдарм захватить, чтобы контролировать подходы к Персидскому заливу. Это было отчетливо видно, такова была политика. А война, как известно, это продолжение политики иными средствами.

Я служил в Афганистане с 1984 по 1986 год. 201-я мотострелковая дивизия: Кундуз, Файзабад, Хайратон, Андоробское ущелье, где выходы из Пандшера и где велись наиболее интенсивные боевые действия. В первые месяцы, я бы сказал, было нормально, тихо. Но потом... Думаю, это инспирировали американцы, заинтересованные в том, чтобы наша страна ослабла. Ситуацию раскачивали. Из Пакистана шли боевики, специально подготовленные в лагерях убивать наших солдат и офицеров. Мы вынуждены были вступать в боевые действия, чтобы ликвидировать или отгонять бандформирования, которые постоянно находились вокруг наших частей. Это были сложные операции.

С нами были вооруженные силы Афганистана: спецслужбы, разведка и контрразведка, милиция. Но самое сложное доставалось нам, потому что у нас лучше выучка, дисциплина, вооружение, техника. И еще нас отличал моральный дух. Героизм и драматизм — две стороны одного и того же состояния человека. И хотя я воевал в Афганистане в звании подполковника, призвал бы восхищаться героизмом солдат, на которых выпал весь ужас войны.

Сейчас удивляются: они же шли на смерть! Но это и есть воинский долг. Офицер готовится к тому, чтобы защищать Родину и умереть, если надо. Это испокон веков было делом чести. Так нас воспитывали в военных училищах, а мы воспитывали солдат, которые понимали, что так надо: Родина послала. Хотя контрпропаганда была нешуточная, листовки распространялись, радио постоянно воздействовало, я не помню, чтобы солдаты активно выражали недовольство: зачем мы здесь? Такого не было.

В.Гайдукевич: Не было!

С.Князев: Но, в сущности, война — это грязь, кровь, смерть. Про нее все уже сказал в «Войне и мире» Лев Толстой: это самое гадкое дело, противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Не дай бог это пережить кому-либо из рожденных на белорусской земле. Трагизм и в том, что мы-то искренне считали афганскую войну последней. Думали, что больше никто на планете не захочет воевать. Но вы знаете, что происходит в мире.

С.Красовский: И все же, согласитесь, интернациональный долг, пример испанских интербригад — это были не только слова. Так вот, я видел желание ребят попасть на войну. Со мной служил парень из Евпатории, Юра Северов, у него был условный срок: с этим в Афганистан не брали. Он оказался среди нас по чужому военному билету. Сам рвался, и таких примеров много. Это — результат именно воспитания на примерах героев Великой Отечественной войны. Патриотизм прививался нам с молоком матери. Если страна приказала, ты даже не думал сомневаться.
Сергей Красовский.

Я призывался из Минска, потом оказался в Марьиной Горке, куда приехали так называемые купцы. Ротный нас построил: водители и строители — шаг вперед. Я был и водитель, и строитель, имел до армии 11 прыжков. Но когда у меня спросили гражданскую специальность, назвался... лифтером. Подумал: в Марьиной Горке лифтов нет, меня здесь точно не оставят. Если останусь, перестану себя уважать...

Словом, когда офицер унес наши личные дела в свой кабинет и ненадолго вышел, мне хватило секунд, заскочить в кабинет, взять свое личное дело из одной стопки и переложить его в «нужную» стопку. Через 7 дней я уже был в учебке в Кушке, самой южной точке Союза. Потом — Афганистан. Мы сами себя туда направили. Кто не рискнул забежать, как я, потом локти кусали.

Что я выделяю в той войне сейчас, выступая в школах, общаясь с детьми, да и с людьми моего возраста. Да, героизм наших ребят. А еще — отсутствие масок. В гражданской жизни многие из нас носят эти маски: с начальством одна, дома другая, с друзьями третья. В Афганистане не было масок! Там каждый знал, что ты из себя представляешь. Каждый знал про другого: либо он меня вынесет с поля боя, либо я его. Вот этого не хватает сейчас. И я рад, что это испытал. Для меня это самое главное.

«СБ»: У каждого участника той войны, очевидно, свои впечатления, свои оценки. Но разве не нужна общая, исчерпывающая, которую можно было бы сообщать молодому поколению страны? Она есть?

В.Гайдукевич: Такой оценки еще нет, как и солидарного понимания в обществе. И не только в нашем. Знаю, что мои друзья, среди которых и Владимир Шаманов (генерал-полковник, в прошлом командующий воздушно-десантными войсками, ныне председатель Комитета по обороне Госдумы, — Ред.), обратились к Президенту России, чтобы во время предстоящих событий, связанных с 30-летием вывода войск, прозвучала политическая оценка. Целостной оценки как таковой нет. Когда-то мы слышали ее разве что от Горбачева, ее трудно понять, и от академика Сахарова.

И когда мы общаемся с представителями наших государственных структур, тоже не везде находим понимание. Оценка нужна. Мы понимаем, конечно, что нас нельзя приравнивать к ветеранам Великой Отечественной войны... С другой стороны, их осталось полторы тысячи на всю страну — тех, кто реально воевал. А мы должны смотреть дальше: с кого будут брать пример потомки — дети, внуки, правнуки.

С.Князев: Нет четкого понимания даже истории Великой Отечественной войны, некоторые трактовки меняются. С войной 1812 года — то же. Хотя, казалось бы, кристаллизация мнения общества об этих событиях должна была произойти. Пройдет время, и многое будет высказано по Афганистану. Как заявил один достаточно высокий чин: чем вы гордитесь? Что были в Афганистане? А я не был! Ну и что?

С.Красовский: В анкете американского конгрессмена, насколько я знаю, есть отдельный пункт: где ты был с такого-то времени и по такое. Мы вышли из Афганистана парадным строем, а они из Вьетнама позорно бежали, но уважают своих «вьетнамцев». Почему у нас нет такого отношения? Мы не просим каких-то льгот, понимаем, что лишних денег нет. Но мы знаем, что такое патриотизм, и можем его передавать другим, молодым. Это дороже, чем финансы.



«СБ»: Можете ли вы подтвердить то, что не единожды приходилось читать в разных источниках? Что те, с кем вы воевали, ваши противники — моджахеды, афганцы, как их ни назови — как воинов уважали вас больше, чем американцев, с которыми сталкиваются сейчас?

С.Князев: Подтверждаю, я лично общался с бывшими противниками. Мы не творили зла — это самое главное. И еще на Востоке очень ценят уважение к традициям, обычаям. Американцы этим не славятся. У меня во время боевой операции был случай. Из-за глиняного дувала выскочил человек в женской одежде. Сержант хотел стрелять, но я его остановил. Вдруг это действительно женщина. Его задержали — переодетый мужчина. В бою все ясно: если не ты убил, то тебя убьют. Но за что убивать, если человек уже без оружия...

В.Гайдукевич: Они считают, что мы более благородные воины, и не скрывают этого. На одну из сессий Парламентской ассамблеи ОДКБ была приглашена парламентская группа афганцев, некоторые из них воевали против нас: мы нормально общались. Со слов Руслана Аушева (председатель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств СНГ, Герой Советского Союза. — Ред.), знаю, что он несколько раз летал в Афганистан и тоже это подтверждает.

«СБ»: Известны открытые цифры. Среди американских ветеранов вьетнамской или иракской войны было очень много суицидов, тысячи в год: люди не вписывались в гражданскую жизнь, не выдерживала психика. А как наши «афганцы» переживали последствия войны?

С.Князев: Про суициды не скажу, но мой командир Евгений Малахов умер в 46 лет. Начальник штаба дивизии Олег Волобуев — в 42 года. Он окончил академию Генштаба, получил командование дивизией и... Я уверен, что это последствие стрессов, перенапряжения, которые они пережили там. Это непросто. Солдат отвечает за себя, офицер — за солдат, понимая, что матери с него спросят. Мы каждый случай гибели расследовали тщательно, выясняя: или мы недостаточно бойца обучили, или ничего нельзя было сделать...

С.Красовский: К нам приезжал председатель украинского Союза ветеранов Афганистана Сергей Червонописский и рассказывал, что его ребята ездили туда забирать останки сослуживцев. Местные им говорили: шурави, вы достойно воевали, шли автомат на автомат. Вы за сигаретами ходили в кишлак без оружия, в тапочках. Это они ценили и ценят. Там вдоль дорог и сейчас стоят памятники, которые еще мы ставили: афганцы их не рушат. А в Украине сейчас памятник генералу Ватутину убирают. Украина упустила тот момент, когда бандеровцы стали тренировочные базы создавать.

С.Князев: Напомню, что в свое время у нас было общественное объединение «Объединенный путь», во главе с американской гражданкой, созданное на американские деньги. Собирались семинары, приглашались слушатели с периферии, они получали оргтехнику, чтобы затем у себя в регионах создавать подобные структуры. Мы вовремя обратили на это внимание. Мы говорим — идеология, американцы говорят — формирование смысла. А смысл был направлен, в общем, против нашей страны, против народа.

«СБ»: Почти в каждом белорусском городе, даже небольшом, есть памятники погибшим: где-то мемориал, где-то скромный обелиск с именами. Такого нет ни в какой другой стране. Разве это не достаточная гарантия, иммунитет против переформатирования сознания?

В.Гайдукевич: Нет, за сознание будущих поколений надо бороться. Интернет за нас этого не сделает, наоборот.

С.Красовский: Летом я работаю в детском оздоровительном лагере в старших отрядах. Мы как-то делали инсценировку. Четыре группы, каждая выбрала военную песню. Так вот, те, кто пел «Смуглянку», переодели мальчика в девочку, стали смеяться... Я терпел, сидел молчал, потом спросил: знаете, откуда песня? Не знали! Фильм «В бой идут одни «старики» смотрели? Из 40 только один смотрел. Я вместо дискотеки показал им фильм. Задумались.

Не говорю им, что я «афганец». Говорю о войне, больше — о Великой Отечественной. В прошлом году мы приглашали женщину, которая пережила ленинградскую блокаду. Она принесла фотографии, показывала кусочек хлеба, который полагался на день. Надо было видеть глаза детей.

Но мы можем потерять поколение, если всерьез им не займемся. Президент сказал, что ни один белорусский солдат больше не будет воевать на территории другой страны. Мы, «афганцы», — последнее поколение, прошедшее войну. За нами, слава богу, нет никого. Но чтобы так и было, надо все помнить.

С.Князев: Совершенно верно! Будучи ректором университета МИТСО и Академии управления при Президенте, я каждый год со своими студентами приходил на Остров Мужества и Скорби. Шел кто хотел, без лишнего пафоса, но с государственными флагами и символами вуза.  

«СБ»: А как возник этот памятник, который зарождался в пластилиновом макете, в мастерской скульптора? Трудно было представить, во что это выльется.

С.Красовский: Знаете, как мы воевали за него! Идею подали матери наших погибших ребят, потом подключились уважаемые, прошедшие Афганистан офицеры. Были и противники. Когда на острове был только камень с надписью «Здесь будет памятник воинам-интернационалистам», бэнээфовцы обливали его краской. Мы оттирали. Очень много было агрессии, дело двигалось непросто, пока деятельно не вмешался Президент. Сначала, если вы помните, мемориал называли «островом слез», но теперь у него точное, отвечающее сути название — Остров Мужества и Скорби.

С.Князев: Для нас это место — символ единения, место святое, фактически храм.

Михаил Мирончик.
М.Мирончик: А я вот вспоминаю недавнее событие — как студенты нашего педуниверситета собрались в «звездный поход» по местам боевой славы, который министр открывал. Казалось бы, рядовое мероприятие. Но ведь целая система работает, из года в год, от поколения к поколению! Не только наши — иностранные студенты принимают участие. Смысла в этом больше, чем мы думаем. Можно говорить много высокопарных слов о формировании мировоззрения, чувства патриотизма и любви к Родине, но как человек, который более 25 лет простоял возле школьной доски, утверждаю: в наших детях эти чувства есть. На подсознательном уровне, почти генетическом. Потому что это наши дети! И когда с ними выходишь на откровенные разговоры, понимаешь, что все не так плохо. Хотя проблема с засильем интернета есть. Но мой внук, которому 5 лет, знает, где лежат мои награды. Иногда открывает ящик, просит дать их поносить. Я позволяю и за внука спокоен.

Но признаюсь, что первые годы после Афганистана для меня были временем молчания: я нигде об этом не говорил и даже в своей автобиографии умалчивал. Знаете почему? Я пришел устраиваться на работу в школу заместителем директора по воспитательной работе. Чиновница из администрации района отказала. Только потому, что в моей автобиографии было написано: прошел Афганистан. Не скрывая, сказала, покрутив пальцем возле головы: все ли у него в порядке? Вы хотите доверить ему наших детей?

Этот гвоздь засел в мозгу и долго не позволял мне открыться перед коллективом и детьми. Прошли годы, и я стал себя винить за то, что играл в молчанку, хотя мог очень многое детям сказать. Потом отдал для музейной экспозиции форму, в которой ушел на дембель, и личные вещи. Сейчас в школах много таких музеев. Но когда-то я поступил не совсем правильно. Потенциал «афганцев» нужно использовать на благо страны.

«СБ»: А чего вы ждете от страны?

В.Гайдукевич: Даже не от страны — от чиновников. Вопрос о социальных гарантиях почему-то вызывает у некоторых из них не совсем адекватное понимание наших проблем. Как будто «афганцы» хотят для себя каких-то привилегий. Нет. Но человек, который воевал, должен быть уважаем и государством защищен. Да, мы благодарны, что сохранились гарантии для инвалидов. Плохо, что оказать помощь матери погибшего уже становится проблемой.

«СБ»: Кому по силам ее решить?

В.Гайдукевич: Местной власти. Все ведь знают, должны знать, о таком значимом событии, как вывод войск. Мы каждый год 15 февраля его отмечаем. Облисполком, райисполком могли бы предусмотреть, запланировать в бюджете совсем небольшие средства. Но нет. Всего-то по стране осталось 434 человека... Приходится обращаться к главе местной администрации, просить, чтобы повлиял на чиновников. Сами не могут догадаться?

Почему убрали право на обслуживание в медучреждениях вне очереди? Никто объяснить не может. Ветераны Великой Отечественной имеют это право, но им уже за 90 лет, они в любом случае в этой очереди стоять не будут. А у наших средний возраст уже под 60. Затрат никаких не надо — только понимание, уважение, нормальное отношение.

Разве у человека отрастет рука, которой он лишился на войне? Зачем ему регулярно проходить переосвидетельствование, собирать справки, комиссии что-то доказывать? То же касается и справки на право вождения: водителю-инвалиду приходится получать ее чаще и соответственно платить больше, чем обычному водителю. Раньше автогражданская ответственность нам обходилась в 50 процентов, теперь — 100. Нашим ребятам и без того живется нелегко. В Минске 9 человек, у которых нулевой коэффициент. Парни окончили школу, ушли в армию, потеряли ногу или руку, стали инвалидами, работать не могут, пенсия минимальная. В кинотеатрах они платят 100 процентов, в зоопарке — то же. Вот мелочи, которые можно было бы решить даже без специального закона, на уровне министерства. Термин «льготы» — вообще не должен звучать. Нам надо понимание, что за человеком, который Родину защищает, держава стоит. Что он не сам по себе, что она его не бросит.

Возможно, мы занимаем недостаточно активную позицию, но лишь потому, что не хочется себя выпячивать, пиариться. Я тоже раньше старался поменьше публично на эту тему говорить.

С.Князев: Это отличает наш менталитет. Читаешь биографию такого-то европейского герцога, который победил в такой-то битве, где с обеих сторон было по сотне человек. Но как преподнесен: великий, непобедимый! А мы боимся о себе сказать хорошее. Вот поругать себя, пристыдить — это мы умеем.

«СБ»: Как отметите предстоящее событие?

В.Гайдукевич: Будет торжественное собрание в Доме офицеров, затем прием у министра обороны. А 15 февраля соберемся на острове, проведем митинг-реквием. Из-за границы ожидаем гостей, наших боевых товарищей.

— Доброго вам здоровья!

ponomarev@sb.by

ФОТО Александра КУЛЕВСКОГО и БЕЛТА.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter