A зори над друей тихие
В Друе экспедицию будут встречать на берегу Западной Двины в одном из самых красивых окрестных мест у здешней достопримечательности – обросшего легендами Борисова камня.
Браславщина красива в любую пору года, но по-особому она неповторима сейчас, когда взору открыта голубизна зеркал ее сотен озер, лент рек и речушек, молодая зелень лесов и придорожных рощ, бескрайних полей и лугов, красота разбросанных на берегах поселков и деревень. Когда шепчутся в камышах волны, кричат над водой чайки, плещется в заводях рыба и воздух свеж и чист. А по вечерам, когда приходят сумерки и миллиарды звезд тихо любуются своим далеким отражением в водной глади, когда вокруг царит абсолютное спокойствие, невольно создается впечатление таинственности, вечности, общения с иными мирами. И не хочется верить, что совсем рядом граница, а за ней – уже войска блока НАТО.
Так было на Браславщине не всегда. Шесть десятилетий назад в такую же пору над этим древним краем грохотала война. Дни и ночи бомбы и снаряды разрывали тишину, поднимали со дна здешних озер тысячи тонн ила, не давая звездам видеть свое отражение. Смертный бой шел не ради славы, ради жизни на земле. Ради того, чтобы снова смотрелись по ночам в седые Браславские озера звезды, беззаботно кричали над волнами птицы, чтобы зеленели поля, а люди радовались этой красоте и жизни.
Браславский вариант: забота, память, патриотизм.
Самым дорогим пришлось заплатить многим нашим дедам и прадедам за них. И на Браславщине всегда помнят об этом и преклоняются перед своими освободителями. Мертвыми и живыми.
Сегодня в районе проживают 64 инвалида Великой Отечественной войны, 214 ее участников, 33 награжденных орденами и медалями за доблестный труд в советском тылу в годы военного лихолетья, 29 семей погибших, и, без преувеличения, к каждому из этих людей местные органы власти проявляют повышенные заботу и внимание. Во всех службах района, рассказывал корреспондентам «Р» председатель Браславского райисполкома Владимир Лакомый (на снимке), имеется банк данных на ветеранов и членов семей погибших, где учитываются их нужды и пожелания, налажен жесткий контроль за исполнением.
Этот банк постоянно пополняется и обновляется. Сельскими и поселковыми Советами, сообщил глава районной исполнительной "вертикали", также ежемесячно предоставляются отчеты об аналогичной деятельности на местах: обеспечении топливом, санаторно-курортными путевками, установке телефонов, обработке приусадебных участков, своевременной выплате пенсий и т. д.
- Заботу о ветеранах войны, - говорила нам председатель Друйского поселкового Совета Людмила Шумчик,- мы проявляем не от случая к случаю, а постоянно, стремимся, чтобы они ни в чем не ощущали нужды. Практически у каждого из них есть телефон, помогаем во всевозможных ремонтах, посадке и уборке огородов, завозим дрова и брикет.
Местный совет ветеранов и лично председатель поссовета поддерживает связи с бывшими воинами
29-й Полоцкой ордена Суворова стрелковой дивизии, освобождавшей этот населенный пункт. Переписываются, поздравляют друг друга с праздником. Не так давно восемнадцать ветеранов из разных городов России и Украины приезжали в Друю на места былых боев. Встречали их в поселке, как самых дорогих гостей.
Лучшие палаты в районной больнице - тоже для тех, кто спас человечество от "коричневой чумы", по первому же желанию медики навещают старых солдат и на дому, все они обеспечиваются необходимыми лекарствами по льготным ценам. Не осталась в стороне и потребительская кооперация района. Инвалидов и ветеранов Великой Отечественной войны обслуживают около тридцати магазинов, в том числе один автомотомагазин, в которых для них снижены размеры торговых надбавок.
А школьники, к примеру, кроме помощи по дому, записывают их воспоминания о военных годах, собирают материалы для музеев, ухаживают за могилами и памятниками павших в борьбе с фашистскими оккупантами. В той же Друйской средней школе уже два года работает краеведческий музей. Пока он занимает только одну комнату. Но и в школе, и в поселке уверены: все только начинается. Ученики вместе с учителем Михаилом Ставицким собрали столько материалов, что их хватит на несколько экспозиций. Большинство из них, конечно же, касается событий Великой Отечественной войны. О том страшном времени местные школьники знают не только по книгам и кинофильмам. Они часто встречаются с ветеранами, слушают их рассказы, готовя новую выставку, посвященную 60-летию освобождения Беларуси и их родного края от немецко-фашистских захватчиков, на открытие которой обязательно пригласят бывших воинов. Словом, уважение и память к бессмертному подвигу героев живут и передаются из поколения в поколение. И им, уверены, жить на древней, много повидавшей и в то же время молодой браславской земле вечно!
Левый берег
был нашим
Во время командировки в Браславский район нам не раз приходилось слышать об Алексее Василевском. Сын православного священника, выпускник юридического факультета Пражского университета, работавший до войны инструктором Осоавиахима, стоял у истоков зарождения партизанского движения в районе, создав первую подпольную организацию на Браславщине.
Став с приходом немцев заместителем районного бургомистра, он вместе с братом Дмитрием, назначенным волостным старостой в деревне Слободке, с другими патриотами вырывали из фашистского лагеря советских военнопленных в Даугавпилсе и переправляли их в лес. Из этих людей и сформирован первый в районе партизанский отряд во главе с лейтенантом Красной армии Кимом Антипенко. Произошло это в апреле 1942 года, а уже тем же летом людская молва о боевых делах отряда Миши Волка (такой псевдоним взял себе Антипенко) широко разошлась по окрестным деревням.
К осени 1943 года на территории, которую ныне занимает район, уже действовали три партизанские бригады. Большая часть левобережья Западной Двины, по которому для немцев проходил самый близкий путь в Прибалтику, оказалась перед началом белорусской наступательной операции под партизанским контролем. Народные мстители практически парализовали движение поездов на дорогах Рига - Полоцк и Вильнюс - Даугавпилс.
29 июня, уже во время наступления Красной армии, регулярные немецкие части и полиция попробовали очистить от партизан дорогу для своего отступления. Основной удар был нанесен возле деревни Ахремовцы по бригаде имени Жукова. Но она стояла насмерть и не пропустила фашистов в партизанскую зону. Вечером третьего июля на помощь ей подоспели первые отряды советских войск, а утром пятого июля после совместной с партизанами атаки им удалось выбить гитлеровцев из близлежащих населенных пунктов, овладеть большаком Браслав - Иказнь, и наши танки повернули на районный центр…
"Катя, не бросай меня!"
Этих счастливых и незабываемых минут, слез радости освобождения и одновременно скорби по погибшим боевым друзьям Нине Федкевич (Бобковой), к сожалению, видеть не пришлось. За месяц до этого, 6 июня 1944 года, во время жестокого боя с отступающими по шоссе немцами ее тяжело ранило осколком разорвавшейся рядом мины. Пришла она в себя уже после того, как стрельба утихла. Увидела, что партизаны отходят. На ее счастье, недалеко заметила подругу и что было силы закричала:
- Катя, не бросай меня!
Та, услышав крик о помощи, под огнем немцев вытащила Нину в безопасное место, а оттуда они добрались до расположения партизанского отряда.
Рана оказалась очень серьезной, и местные врачи молодой женщине помочь не смогли. Через день у нее началась газовая гангрена, и по решению командования бригады Нину на самолете, прилетевшем с Большой земли, переправили в советский тыл. Лежа на госпитальной койке в Гусь-Хрустальном и слушая сводки Совинформбюро, в которых мелькали до боли знакомые названия деревень и поселков, она вспоминала и вспоминала три последних года своей жизни.
На память почему-то приходили самые трудные моменты. Например, как с маленьким братиком, который вскоре погиб, по заданию некоего Кости Уральца (настоящего имени его она не знает до сих пор и, к слову, при разговоре просила всех, кому что-нибудь известно об этом человеке, сообщить ей) ходила в разведку аж за Россоны и там неожиданно оказалась в эпицентре боя между партизанами и немцами. Спасла их тогда елочка, за которой они успели прилечь. Вспоминала, как в 1942-м с группой народных мстителей выводила за линию фронта мобилизованных из оккупированных деревень и на Псковщине попала в страшную переделку, из которой не всем удалось выйти живыми.
Улыбнулась, вспомнив один из недавних боев. Память сохранила его до подробностей. Произошел он в марте. В отряд на взмыленной лошади прискакал связной и сообщил: "Немцы!". Командир взвода по тревоге поднял бойцов, и они бегом направились наперерез гитлеровцам. Засаду устроили в соснячке, часть отряда зашла к оккупантам с тыла. Фашисты попали под перекрестный огонь лесных мстителей. Разгром их был полный. В пылу боя худенькая и верткая Нина вместе с товарищами рванулась в атаку, но не заметила на своем пути воронку. Упала и с разбегу покатилась вниз. Вскочив, увидела рядом немца, который там спрятался. Не растерявшись, выхватила из-за пояса гранату:
- Хэндэ хох!
Фашист, выпучив от страха глаза, покорно поднял руки.
Партизаны, увидев Нину с пленным, потом долго смеялись - граната-то оказалась без запала.
Где теперь были ее боевые друзья, живы ли они, тревожилась в госпитале Нина…
Последний бой, он трудный самый.
А за Браславщину в то время шли ожесточенные бои. О том, насколько они были трудными и кровопролитными, свидетельствует уже тот факт, что два последних населенных пункта района - деревни Карасино и Плюсы - освобождены только двадцать четвертого июля 1944 года, то есть спустя три недели после того, как на его территорию вступили первые части Красной армии. А еще об этом свидетельствуют братские могилы почти в каждой браславской большой и малой деревнях, в которых захоронены воины-освободители со всей некогда необъятной страны.
Особенно жестоким и продолжительным оказалось сражение за Друю, где немцы создали многополосную оборону. Первые бои на подступах к местечку начались еще третьего июля, шестого - непосредственно за сам населенный пункт. Чаще всего схватки заканчивались рукопашной. Однако, овладев Друей, наши войска не смогли прорваться к реке, на берегу которой она и находится. Лишь спустя неделю под угрозой окружения немцы покинули удерживаемый плацдарм.
"6 июля 1944 года. Противник оказывает сильное сопротивление наступающим частям дивизии огнем минометов и артиллерии.
302-й стрелковый полк в 11.20 штурмом овладел поселком Друя. Необходимо отметить смелость, отвагу и умение выходить из критических ситуаций командира полка полковника Оробца, который сам поднял своих бойцов в атаку и повел на штурм поселка Друя. Смелыми и отважными действиями всего полка, воодушевленного полковником Оробцом, город был взят с наименьшими потерями…"
(из журнала боевых действий 29-й стрелковой дивизии)
В память о том штурме в центре городского поселка установлен памятник. На нем - имена 64 погибших воинов Советской армии.
Столь же упорный характер носили бои и за другие населенные пункты района. Трудно, судя по темпам наступления, поверить, но некоторые деревни по несколько раз переходили из рук в руки. Сегодня благодаря усилиям местных властей, юных поисковиков установлены фамилии свыше двух тысяч семисот советских солдат и офицеров, погибших при освобождении Браславщины. Есть, к сожалению, и безымянные герои. По некоторым сведениям, среди тех, кто сложил свою голову за этот край, и сын поэтессы Марины Цветаевой - Георгий. По крайней мере, там во время одной из атак у реки Друйки он был ранен и отправлен в медсанбат, но туда он не попал. Куда он мог пропасть, так, наверное, и останется тайной.
"А раненые кричали и ругались матом…"
Немало воинов Красной армии, освобождавших браславскую землю, умерли от полученных на полях сражений ран в медсанбатах и госпиталях и не входят в списки непосредственных боевых потерь. На кладбище в деревне Озеравцы, где почти месяц в июле-августе 1944-го размещался хирургический полевой эвакуационный госпиталь, есть братская могила с выбитыми на гранитном обелиске фамилиями похороненных здесь наших воинов, которые скончались от ран. Могила всегда ухожена - здесь, как и по всей Беларуси, свято чтят и помнят тех, кто шестьдесят лет назад принес этой земле освобождение.
А Ольга Николаевна Бычкова, которой в ту пору было девятнадцать лет, помнит многих из них живыми. Как шли они в запыленных сапогах, со скатками шинелей через плечо, как все жители деревни несли им еду, приглашали на постой. Помнит она тех солдат и другими: с черными от копоти и гари, израненными пулями и осколками и наспех перебинтованными руками, обожженными до неузнаваемости лицами, оторванными ногами, прошитой навылет грудью.
Их привозили откуда-то с запада, где еще слышались тяжелые глухие разрывы, от которых, казалось, вздрагивала вся земля. Раненые бредили, кричали, ругались матом, пока они, девушки, отмывали их от грязи, отдирали окровавленные, присохшие к их телам бинты, подготавливая бойцов к операции. После нее их размещали по хатам, когда хаты заполнили, дошел черед до гумен, сараев. Деревенские девушки и женщины кормили и поили выздоравливающих воинов, помогали санитарам делать им перевязки.
"Откуда, бабушка, ты эти песни знаешь?"
Всем, кто интересуется ее военным прошлым, Клавдия Карповна Линкевич обязательно паказывает старательно от руки вычерченную карту-маршрут - свои долгие версты Великой Отечественной. Почти от Москвы и до Берлина.
Когда началась война, она только закончила девятый класс. И уже очень скоро в ее родном городе Наро-фоминске, что под Москвой, разместился госпиталь. Туда вместе с такими же, как сама, девчонками она ходила помогать ухаживать за ранеными. А когда эвакогоспиталь № 3087 двинулся дальше, вместе с ним санитаркой ушла и Клава Соловьева. Вслед за 33-й армией 1-го Белорусского фронта. Через всю войну...
В дороге той всякое бывало. Как справлялись с трудностями, как выжили под бомбежками, Клавдия Карповна до сих удивляется. А уж сколько раненых перетаскали да землянок понастроили. Госпиталь-то сегодня тут - завтра там, то в лесу, то в поле, палаток на всех раненых не хватало. Вот и рыли девчонки-санитарки каждый раз землянки - 6 на 11 метров да полтора метра глубиной. Откуда только силы брались!
- Самое главное, мы друг дружке всегда помогали, поддерживали. Да и потом молодые же - все нипочем. Еще и танцы да концерты для раненых устраивали, самодеятельность у нас была, - вспоминает Клавдия Карповна.
В госпитале ее называли "наша певунья и плясунья". Она и сейчас в любой компании заводила. И поет замечательно. Хоть современные песни, хоть прошлых лет, хоть задиристые частушки.
А еще на войне Клавдия Карповна нашла себе мужа. Перед самым окончанием Великой Отечественной, в 1945-м, познакомилась она с Василием Степановичем Линкевичем. До того белорусский парень побывал в лагере, а когда в госпиталь набирали рабочих, нанялся шофером. Поженились в 48-м. Там же в Германии, в Магдебурге, все еще оставался госпиталь.
- Расписывали нас в Берлине, в консульском отделе советских войск. Потом отметить свадьбу мы вдвоем отправились в ресторан. А там красотища, я с роду такой не видела - стол шикарный заказали, посуда необыкновенная, официанты за спиной стоят, прямо есть неловко. Попробовала я того-сего по чуть-чуть, муж спрашивает: "Ну как, наелась?" - "Нет", - говорю. Он тогда официантам: "Повторить!" У тех глаза на лоб полезли - дорого же все было, - вспоминает Клавдия Карповна.
Через год, в 1949-м, Василий Линкевич привез молодую жену на свою родину - в Друю. С тех пор родными стали эти места и для Клавдии Карповны. Здесь 40 лет проработала проводником на железной дороге. Здесь выросли четверо детей. Сегодня у Клавдии Карповны уже пять внуков и правнук.
А война, признается, до сих пор снится. И когда по телевизору звучат мелодии военных лет, она не может сдержать слезы.
- Смотрю, подпеваю и плачу, - рассказывает Клавдия Карповна, - а внучка удивляется: "Откуда, бабушка, ты все эти песни знаешь?.."
Трагедия Друйского гетто.
Евреи в Друе жили издавна. Свидетельством тому - огромное старинное еврейское кладбище за поселком, сохранившееся до сих пор. Одной из самых многочисленных была друйская еврейская община и до Великой Отечественной войны. Необычайной красотой и редкой библиотекой славилась здешняя синагога, возведенная еще в начале ХIХ века.
Синагогу гитлеровцы сожгли во время ликвидации Друйского гетто. В один день - 15 июня 1942 года перестала существовать и вся местная еврейская община.
…Под автоматные очереди их сгоняли на берег реки Друйки. Здесь же была вырыта огромная яма, куда сбрасывали расстрелянных - мертвых и полуживых. По словам очевидцев, даже прикопанная потом землей, она еще долго шевелилась и сочилась кровью. 750 человек были захоронены на месте, где теперь установлен памятник. "Кровь их вопиет к небесам…" - гласит на нем скорбная надпись.
Но расстрелянных в Друе было раза в три больше, ведь в здешнее гетто свозили евреев со всех окрестностей. Где захоронены остальные - до сих пор остается неизвестным. С помощью очевидцев того страшного июньского дня местные жители несколько раз пытались отыскать вторую яму-могилу, чтобы установить над ней памятный знак. Но пока безрезультатно.
Из друйских евреев удалось спастись только двадцати человекам. В то время они были детьми. Теперь - пожилые люди. Никто из них после войны не остался в поселке: слишком страшная память. Живут в Израиле и США. Но родные места не отпускают. Последние несколько лет они практически ежегодно приезжают в Друю семьями, с детьми и внуками. Навещают могилы на старинном кладбище, приносят цветы к памятнику расстрелянным, встречаются с жителями поселка, помогают ему чем могут.
…Сегодня в Друе живут около полутора тысяч человек. И нет среди них евреев. Но память о земляках здесь чтут и бережно хранят. Не так давно даже одну из улиц поселка переименовали в честь Алтера Друянова - писателя, фольклориста, историка, общественного деятеля, который жил в поселке до войны. Между прочим, его имя носит одна из центральных улиц Тель-Авива. И вот уже три года - скромная и уютная улочка в Друе.
Восемь месяцев в Саласпилсе.
Жительнице Друи Тамаре Николаевне Тоистевой было 8 лет, когда в их семью пришла беда. Утром 2 сентября 1943 года в дом ворвались немцы с полицаями и велели быстро собираться всем - ей, маленькому, чуть больше полутора лет братику, маме и бабушке.
- От ужаса не знали, за что хвататься. В доме не было даже куска хлеба. Как раз в тот день собирались печь новый, уже готово было подошедшее тесто, которое так никому и не понадобилось, - вспоминает Тамара Николаевна.
Из поселка к Двине пригнали 87 человек, переправили на другой берег реки и окружили. Люди решили, что будут расстреливать: один из немцев все улыбался и повторял: "пух-пух". Но планы были другими. Сначала друйчан погнали к Риге, а потом погрузили в вагоны для скота и повезли. Никто не знал куда. Оказалось, в Саласпилс, самый крупный созданный фашистами в оккупированной Прибалтике лагерь смерти.
Вспоминая те страшные восемь месяцев в Саласпилсе, Тамара Николаевна и ее старенькая мама Марфа Степановна Хрол не могут не плакать: очень больно. Особенно, когда приходится слышать от некоторых умников, будто Саласпилс был вовсе не концентрационным, а всего лишь воспитательно-трудовым лагерем. Тем, кому удалось выйти из него живым, не забыть никогда этого "воспитания". Более 100 тысяч человек были уничтожены в Саласпилсе за годы Великой Отечественной войны, из них 7 тысяч - детей. Именно здесь бесперебойно работала адская фабрика детской крови…
Тамаре Николаевне и ее родным посчастливилось спастись. Во многом благодаря помощи людей, о которых она очень мало знает. Некто Василий (про него потом говорили, будто он был связан с подпольем) в апреле 1944 года тайно вывез ее, девчонку, из Саласпилса в Ригу, где к тому времени в карантинной зоне (своеобразном гетто) находилась тяжело заболевшая еще в лагере мама. Доктор Ольга Ивановна, которая, рискуя жизнью, помогла устроить маму в больницу. Хирург Селиванов, сделавший ей спасительную операцию. Лишь случайность позволила семье избежать и отправки на работы в Германию.
- 19 августа 1944-го в Рижском порту нам уже были выданы паспорта, началась последняя перед погрузкой регистрация. Дожидаясь ее почти весь день, на жаре, без глотка воды, мама, еще очень слабая после болезни, упала. Видимо, решив, что работник из нее никудышный, всех нас на погрузку не взяли, - говорит Тамара Николаевна.
А после освобождения Риги они стали пробираться в Друю. Непростой и нелегкой была эта дорога. В родные места, к своему разрушенному бомбежкой дому бывшие узники вернулись только поздней осенью 44-го.