286 дней и ночей на передовой

Именно такая судьба выпала в войну белорусу Николаю Быкову

Именно такая судьба выпала в войну командиру роты белорусу Николаю Быкову. И, слава Богу, выжил всем смертям назло

Прижать ее пальцы к щеке

…Потом в палату вошла операционная сестра. Вся в белом. Я смотрел на нее тогда, как на чудо. Она подсела ко мне и сказала: «Ну вот, теперь все в порядке, будете жить. Сделали все, что могли». И я не словам, а одному только ее голосу обрадовался. Она поставила мне градусник и сказала, чтобы держал. Я наклонил голову и увидел близко перед собой ее руку. У меня появилось острое желание дотянуться до ее пальцев, чтобы прижать их к щеке. Они были прохладными, чистыми и пахли душистым мылом. Медсестра не одернула руку, а только потрепала указательным пальцем кончик моего носа. Я никогда не был таким счастливым, как в ту минуту…

Сколько же времени прошло с того дня, а солдат помнит эти волнующие минуты! В августе далекого 44-го Николай Быков был тяжело ранен в ногу. Его рота неожиданно оказалась в тылу врага. Решили: как только стемнеет, будут пробираться к своим. Но как быть с ним, командиром роты? Ползти на четвереньках с перебитой ногой невозможно. Нести на плащ-накидке двум человекам не под силу. К тому же надо было тащить три автомата и несколько дисков с патронами.

Лейтенантская проза

Вспоминает:

— Для меня оставался единственный способ передвижения: опираясь на плечи солдат, прыгать на одной ноге, превозмогая жгучую боль. Так всю ночь шаг за шагом мы пробирались к своим. Нога стала неметь. Разрезали голенище, сняли сапог, забинтовали рану. Передохнув, опять двинулись вперед. Повезло: вскоре увидели своих. Они положили меня на плащ-накидку и вчетвером доставили к артиллеристам. В медсанбат меня отправили на повозке, по дороге от большой потери крови и сильной боли я часто терял сознание. Такая вот беда приключилась со мной при наступлении на польский город Дембицу. Более семи месяцев скитался по госпиталям…

А до этого у ротного Николая Быкова было 286 дней и ночей фронтовой жизни на передовой. И постоянно — реальная опасность, смерть рядом, не знаешь, что произойдет, что случится с тобой в следующую минуту, даже секунду. Такова была судьба тысяч и тысяч ротных командиров, совсем еще юных, новоиспеченных лейтенантов, и Быкова в том числе. Простого парня из многодетной крестьянской семьи из деревни Гавли Буда-Кошелевского района.

С лихвой хватил он солдатского лиха, вдоволь насытился «лейтенантской прозой жизни», именно так назвали долю таких, как наш герой, Василь Быков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев.

Письмо в редакцию и наша встреча

Николай Романович прислал письмо главному редактору «Р» Анатолию Лемешёнку, поблагодарил лично его, всех журналистов газеты за постоянное и глубокое освещение военной тематики, за рассказы о героических судьбах советских воинов. «Я, — пишет он, — являюсь подписчиком и читателем уважаемой «Рэспублікі» с первого дня ее выхода, и мне особенно дорого все, что вы пишете о Великой Отечественной». Позвонил он и автору этих строк, сообщил, что всегда с большим интересом читает мои публикации. Признаюсь: мне очень польстило и обрадовало такое внимание ветерана войны.

Конечно, мы встретились. Сидим на скамейке в скверике около кинотеатра «Беларусь» в Минске, Николай Романович рядом и проживает. Принес с трогательной дарственной надписью свою книгу «Война и незримый фронт». Разумеется, я не остаюсь в долгу, подписываю и вручаю ему свою книгу «Три березки у огня».

— Николай Романович, — спрашиваю, — вам уже 87 лет, как же смогли написать книгу? И что побудило вас к этому?

— Я много выступал перед сотрудниками транспортной милиции, которой отдал свыше 32 лет своей жизни. Довольно часто приглашали на встречи в школы. И пожилые, и молодежь слушали меня очень внимательно, всегда спрашивали, почему не обобщу свои воспоминания в книгу? А я думал: «Кому нужна такая книга?» И все-таки решился. Это в первую очередь дань памяти моим погибшим боевым друзьям, о которых рассказываю. Половину стоимости издания оплатил сам, в остальном финансовую помощь оказали руководство УВД на транспорте, Совет ветеранов нашей системы.

Итак, я на фронте

Он вспоминает лишь о некоторых событиях, эпизодах своей военной судьбы. Слушаю и просто не верю: как же выжил Николай Романович на передовой, где часто был кромешный ад? Дело в том, что его фронтовая жизнь — сплошные перипетии. Во-первых, он, красноармеец-доброволец, 19 июля 1941 года был определен курсантом полковой школы младших командиров. После ее окончания стал сержантом, затем его направляли в военно-пехотные училища Андижана, Ашхабада, затем — на высшие офицерские курсы «Выстрел» в город Чирчик.

— Я очень рвался на фронт, — рассказывает. — Наконец, в октябре 1943 года мою просьбу удовлетворили. В составе группы молодых офицеров был направлен в 148-ю Черниговскую краснознаменную ордена Суворова дивизию. Дали должность командира 6-й стрелковой роты 654-го стрелкового полка. Дивизия входила в состав
60-й армии 1-го Украинского фронта. Кстати, она под командованием полковника Черикманова в июле 41-го сражалась в районе Быхова и Могилева.

Мне двадцать лет, надо командовать стрелковой ротой, опыта никакого, раздумывать некогда — сразу в бой, ведь я на передовой. Тяжелейшие Житомирско-Бердичевская, Тернопольская, Львовско-Сандомирская операции… Все, что только происходило на переднем крае, испытала моя рота. В боях за Житомир две роты, моя и капитана Матвеева, попали в окружение. Надо было немедля оборудовать позиции, но невозможно, потому что землю сковали осенние морозы, припоро-шило снегом. Немцы идут в контратаки, мы весь день их отбиваем по нескольку часов, лежа на мерзлой земле. Вот появилась шестерка вражеских самолетов, на нас посыпались бомбы, есть убитые и раненые, но мы держимся, будто вцепившись в землю зубами. Дождались сумерек, и тут мчатся нам на выручку несколько наших Т-34. С ходу атаковали немцев, и те быстро начали отходить.

В роте осталось лишь 19 человек

В начале марта 44-го войска нашей 60-й армии перешли в наступление на Тернополь. Немцы создали здесь мощную группировку в составе 21 дивизии, в том числе 10 танковых. Как впоследствии писал маршал Георгий Жуков, 7 марта здесь завязалось ожесточенное сражение, такое, которого мы не видели со времени Курской дуги.

Фашисты превратили Тернополь в крепость, шли кровопролитные уличные бои, и с ходу взять город не удалось. Чтобы избежать дальнейших потерь, наше командование решило вывести войска из занятой части города, окружить его и перейти к осаде.

А в моей роте вместе со мной и двумя командирами отделений осталось всего 19 человек. В других ротах примерно столько же. Окапываемся, роем траншеи, ходы сообщения, строим блиндажи, минируем передний край обороны. А противник ежедневно делает вылазки, пытается нащупать слабые места в кольце, чтобы вырваться из окружения.

Полетел, как в пропасть

Помню, продолжает, однажды перед рассветом немцы открыли по нашему переднему краю мощный артиллерийско-минометный огонь. С боевого охранения по телефону сообщают, что на нас движется много танков, за ними —автоматчики. Немедленно докладываю об этом на КП полка. Командир полка приказывает мне уточнить количество вражеских танков и направление их движения. Бросаюсь выполнять приказ, выхожу из блиндажа. Взлетели две осветительные ракеты, и как на ладони — вражеские танки, за ними — цепь автоматчиков. Вдруг недалеко от меня взметнулся фонтан яркого пламени, раздался взрыв, я полетел, будто в пропасть…

«Мы подумали, что вы убиты, — рассказали мне позже санинструктор и связной роты. — Изо рта, носа и ушей стекали струйки крови. Пощупали пульс — жив». После того, как атаку отбили, меня доставили в медсанбат, оттуда — в прифронтовой госпиталь.

Я был очень плох: тяжелая контузия, черепно-мозговая травма, но через несколько недель пошел на поправку. Как только почувствовал себя достаточно окрепшим, попросил, чтобы быстрее выписали. И вот я опять на передовой и вновь командир стрелковой роты.

От нестерпимой боли замирало сердце

На привалах и между боями солдаты вспоминали о своих родных, делились друг с другом самым дорогим. Тяжелые мысли терзали голову Николая Быкова: как там родители, ведь они остались на оккупированной территории? Знал, что Гомельщина уже освобождена. И вдруг радость, в которую трудно было поверить, — письмо из дома. «Дорогой братишка, — писала сестра Галя, — мы от тебя получили уже два письма, но ты ничего не пишешь, получаешь ли ты наши письма? У нас все пока нормально. Мама жива и здорова, но очень переживает за тебя… Мы тебя ждем с нетерпением домой только с победой!»

Но до нашей победы было еще далеко. Николай Быков участвовал в освобождении Львова, затем пограничного города Перемышля. И вот наши войска перешли государственную границу, вступили на польскую землю. Город Фриштак, который запомнился Быкову тем, что в одном бою его рота в течение дня отбила четыре немецких контратаки. За выполнение этого задания Николай Быков был награжден орденом Красной Звезды. Однако награда нашла его только спустя пять лет.

— После тяжелейшего ранения при наступлении на польский город Лембицу я чуть не лишился ноги, поскольку началось загнивание. Выход был один: либо ампутировать ногу, либо под местным наркозом (антибиотиков тогда не было никаких) соскабливать с кости загнивание. Я выбрал второе. Во время процедур от нестерпимой боли замирало сердце, я терял сознание. Так продолжалось четыре месяца.

Без дачи мне никак нельзя

Уже вернувшись домой, Николай Романович узнал, что его родной брат Григорий погиб в первые дни войны где-то под Гродно. А старший брат Иван в июле 41-го был ранен под Рогачевом, он так и не смог поправиться и умер сравнительно молодым — в сорок лет. Вот как страшно прошлась жестокая война по ним троим. Потому нынче, в год скорбной даты — 70-летия начала Великой Отечественной, воспоминания о пережитом и остры, и печальны.

…Мы поднимаемся со скамейки, я провожаю Николая Романовича к дому. Он идет медленно, опираясь на палку. «Тяжело?» — спрашиваю. «Да, ноги болят. Ничего, скоро на дачу».

«На дачу? Ну что ж, там можно отдохнуть, ведь работа вам уже не под силу». «Почему? — и приятная улыбка делает его суровое лицо добрее. — Я на даче и травку подкошу, и еще всегда найду себе занятие. В прошлом году урожай с дочкой сняли ладный, я так наработался, что всю зиму помнил. И чувствовал себя окрепшим и бодрым. Да нет, без дачи и труда мне никак нельзя, это мое спасение».

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter