Что увидел корреспондент «БН» в специальном доме-интернате для престарелых и инвалидов, где обрели приют на склоне лет бывшие преступники.
НИКТО и никогда не назовет их душевно и ласково: мама-мамочка, папа-папуля... Не поздравит с днем рождения, с праздником. Не разделит общую радость, не поможет в минуты горя. О них родные и близкие вспоминать не хотят. Не приезжают на похороны. Не интересуются даже, где их могилы.
Недавно я был на этом кладбище. Издали оно смотрится красиво: голубой забор, белые бетонные столбики. И рядами — заросшие травой холмики. На каждом — деревянный крест и металлическая табличка. На ней — ни фамилии, ни имени, ни отечества. Не обозначено, когда человек родился, когда умер. Есть только... выбитый номер на жестянке.
Это же надо так прожить, чтобы ничего хорошего людям не оставить! Чтобы тебя отправили в мир иной молча, без слез, теплых слов... Без цветов и венков. Без горькой чарки на поминках...
...Я приехал на окраину Оршанского района, в деревню Яковлевичи, где в специальном доме-интернате для престарелых и инвалидов доживают век старики и старушки, которые большую часть своей жизни провели в местах лишения свободы. Бывшие бандиты-разбойники, воры и грабители, насильники и хулиганы, взяточники и мошенники, попусту растратившие лучшие годы своей жизни и здоровье... Теперь вот собрались здесь, под одной крышей. Чтобы мирно и спокойно, никого уже не обижая и не трогая, закончить свой жизненный путь.
Директор дома-интерната Николай Тикавый, выслушав эти мои рассуждения, возразил:
— Вы хорошо о них думаете? Ошибаетесь! У нас находятся не просто бывшие осужденные, но и многократные осужденные, рецидивисты. Что от таких можно ожидать? Пьют, матерятся на чем свет стоит, угрожают нашим сотрудникам и постоянно выдвигают требования «хорошей жизни».
Чем же недовольны постояльцы этого соцучреждения? Давайте посмотрим. Директор проводит меня по спальным комнатам, местам отдыха. Побывали и в столовой, где я обратил внимание на меню. Как здесь питаются?
Завтрак. Каша геркулесовая, колбаса вареная, масло сливочное, чай, хлеб.
Обед. Салат овощной, суп картофельный рыбный, каша пшенная, поджарка, компот из сухофруктов, хлеб.
Полдник. Сок фруктовый, батон.
Ужин. Суп молочный по-могилевски, яйцо отварное, кофейный напиток, хлеб, кефир.
Как в санатории — четырехразовое питание. Бывшие зэки «съедают» ежедневно до 2500 ккал, как и положено. Об этом мне рассказала старшая медсестра Элина Акуленок, в обязанности которой входит и составление меню.
— Я сама так не питаюсь, как они, — призналась Элина Григорьевна, а я подумал о наших стариках: не всякий видит такое меню. — Каждый день соки — фруктовые или овощные. У меня, увы, не столь высокая зарплата, чтобы разнообразить так свое питание...
«За какие же заслуги им столько чести?» — может спросить читатель, пострадавший от рук негодяев. «В молодости меня изнасиловал изверг, — упрекнет бывшего зэка доярка. — Опозорил на всю округу до конца жизни. А я теперь его молоком, сметанкой кормлю». А что скажет механизатор, у которого банда сволочей загнала в могилу сына? «Я не буду теперь вас кормить?..»
Но в эмоциональном порыве можно дойти и до «самосуда». Как и многие люди, к бывшим преступникам отношусь спокойно. Да, когда-то они нас обижали и грабили, избивали, лишали самого драгоценного в жизни — родителей, детей... Но давайте будем мужественными и справедливыми! Мы с ними живем в одном государстве. И оно им не простило ни одного случая издевательства, унижения и оскорбления гражданина. Каждый из них получил по заслугам. Каждый отсидел свой срок и вышел на свободу. К нему теперь претензий быть не может — искупил свою вину. С юридической точки зрения. А с моральной? Простили ли им вину за содеянное обиженные люди? Но это уже другой разговор.
Думаю, больше всего они наказали себя сами. Не иметь на склоне лет ни детей, ни жен, ни мужей — разве это нормально? Скитаться по чужим углам и жевать государственные харчи — разве это не унизительно? А жизнь промотать бесцельно — разумно?
Но им повезло. Государство не бросает их на произвол судьбы, заботится. А вот как они сами о себе пекутся — отдельный сказ...
— Наши постояльцы находятся здесь на полном государственном обеспечении, — говорит Николай Тикавый. — Имеют чистую одежду, питание, крышу над головой. А заслуживают ли они это? «Забывают» о том, что на протяжении всей своей жизни приносили людям только беды и горе. Более трети из них никогда не работали, большинство проживающих получает социальные пенсии. Несмотря на это, ежемесячно выдаем им на карманные расходы от 10 до 50 тысяч рублей. Думаете, покупают что-нибудь вкусное, какую-нибудь безделушку, интересную книгу или выписывают себе газету, журнал? Ничего подобного! Они деньги тут же пропивают. Появилась копейка — тут же в магазин...
Я вспомнил рассказ одного местного руководителя, который мне поведал о таком случае: «Еду ночью в машине. Фары что-то высвечивают на асфальте. Остановился. Смотрю — прямо на проезжей части лежит в стельку пьяный человек из интерната. Что-то бормочет, ругается. На мои расспросы не реагирует. За ноги стянул его на обочину и поехал дальше».
— У них одна цель в жизни — любыми средствами раздобыть деньги и купить спиртное, — дополняет Николай Викторович. — Финансовой поддержки от государства, они считают, мало, поэтому летом идут в лес, собирают грибы, ягоды, вяжут березовые веники и все это продают на рынке. Как ни смотри — стараются что-то уворовать в интернате и обменять на водку. Ловим, передаем дела в суд, но их ничто не останавливает.
— Или возьмем вот такой пример, — вступает в разговор заведующая хозяйством дома-интерната Людмила Уноткина. — Сегодня утром я выдала одному постояльцу новые сапоги. Молча расписался в ведомости и ушел с ними под мышкой. Смотрю через окно — направился в деревню. Через пару часов возвращается в интернат навеселе. Без сапог. А я-то выдала ему их, как и положено, на три года. В чем он будет теперь ходить, его, похоже, не волнует… Директор — думай-гадай, как обуть пропойцу...
У них тем не менее все есть, кроме спиртного, всем обеспечены. Я помню, был на лечении в больнице в Минске в начале этого года и испытывал много неудобств: и полотенце должно быть свое, и ложка, и кружка, мыло... А у бывших преступников все это есть — за казенный счет. Им не нужно думать о зубной пасте и щетке, бритвенных принадлежностях, о стрижке. По пятницам — баня, один раз в месяц — парикмахерская (специалист приезжает из города).
— Скажите, чего им не хватает? — интересуюсь я у директора дома-интерната. — На что жалуются?
— Все, что положено, у них есть. А жалуются на то, что утром рано начинается уборка и часто проводится, а еще — что вода недостаточно теплая. Но все у нас под контролем, нарушений не допускаем. Мало того, они нам заявляют: «Если бы не мы, то вас бы здесь не было. Мы даем вам работу, и вы за это должны быть нам... благодарны». Такие заявления от бывших преступников слышать обидно. Для них, как и положено, мы проводим культурно-массовую работу, устраиваем праздники. Два-три человека на такие мероприятия придут, а остальные с утра до вечера вповалку лежат на кроватях и заявляют: «Мы уже вдоволь навеселились!»
Я попытался разговаривать с проживающими в доме-интернате. На откровенную беседу идут неохотно, фамилий своих не называют, за что сидели — не говорят. И все же вот некоторые фрагменты из состоявшихся бесед...
«Мне 78 лет, 50 из них провел в тюрьмах. Вор я, только этим и занимался. 11 судимостей. Объехал — по тюрьмам — весь Советский Союз. И брат у меня вор, умер, похоронен где-то в России. Жена тоже умерла. Есть сын, слышал, живет в Башкирии. Где точно — не знаю, никаких сведений о нем у меня нет».
«Если бы не государство, я бы уже подох. А здесь ничего, жить можно — тепло, чисто, кормят, одевают, голыми и голодными не ходим. Люблю... по жизни драться. За это имею шесть судимостей. Однажды побил милиционера, дали четыре года. Был и вооруженный грабеж. В общем, вспоминать неохота...»
«Трудовой книжки у меня нет. Нигде не работал. Все время — по тюрьмам. Вот так и к концу жизни подошел. Не жалею? Отвечу так: поздно об этом жалеть, ничего уже не вернешь. У вас — своя жизнь, а у нас — своя...»
Без волнения нельзя слушать рассказы бывших преступников. Мне, например, становилось не по себе. Представлял, как они насиловали, грабили людей, издевались над ними. «Слышал» крики и стоны обиженных, видел их слезы... Разве можно оставаться к этому равнодушным?
...Покидая дом-интернат, обратил внимание на то, в каком живописном месте он находится. На окраине Яковлевичей, возле леса, где тихо дремлют березы и сосны в ожидании зимы. А с противоположной стороны деревни, в лучах заходящего осеннего солнца, виднелось «голубое» кладбище, где в заросшие травой могилы воткнуты деревянные кресты, на которых жестяные таблички. Безымянные... Еще раз подумалось: «Значит, не заслужили они уйти по-людски». Запомнился один старичок — бывший вор, тихо мне сказавший: «Что ж, мы сами в этом виноваты...»
Александр ГРАДЮШКО, «БН»
Фото автора
