Полвека назад Корзенкова, Миронов, Ряженова, Черноярова были настоящими властителями душ...Бредешь, бывает, себе по ровной, знакомой дороге, да и споткнешься о невесть откуда взявшийся булыжник. Причем появился там этот досадный «камень преткновения», как правило, не вчера, но до поры до времени ты и не подозреваешь о его существовании. А тут глядишь — камней–то на дороге изрядно... Вот точно так же на днях я «споткнулась» о непритязательное газетное объявление: поп–группа набирает балет. Приглашают девушек от 170 (рост) и до 25 (возраст). Хореографическая подготовка непринципиальна...
То, что когда–то называли подтанцовкой, нынче изящно именуется «балетом». Поп–шлягер без балета на сцене — моветон. «Тодес», один из самых раскрученных современных балетов, создает филиалы уже едва ли не повсеместно и набирает практически всех желающих научиться танцевать в сжатые сроки... Анастасия Волочкова успешно исполняет академические партии в Краснодарском театре оперы и балета и еще успешнее — постмодернистские миниатюры на эстраде. Да и Дима Билан своему триумфу в конкурсе «Евровидения», прямо скажем, в немалой степени обязан «группе поддержки» набеленных девушек в пачках...
Увы, слово «балет» утратило свою прежнюю элитарность, и в то же время классический балет становится (у нас, во всяком случае) все менее массовым видом искусства, удовольствием для избранных ценителей. А полвека назад солисты балета почти не уступали в популярности кинозвездам, поход на балетный спектакль приравнивался тогда чуть ли не как к акту духовного очищения... И хотя Миронов, Ряженова, Черноярова и сегодня живут в Минске, но уже считанные поклонники помнят, как блистали они на белорусской сцене. Даже в Интернете, где, как принято считать, «найдется все», об этих людях почти не упоминается. Даже на национальных деньгах с известной балетной сценой запечатлены не они, не легенды подмостков, а те, кого называют «одними из многих». Центральный дуэт, Яков Ботвинник в паре с Людмилой Лактионовой, изображенные на 100–рублевой купюре, чисто случайно приглянулись дизайнеру, и только в правом углу настоящий знаток истории национального театра балета разглядит действительную приму Алевтину Корзенкову. Количество ее поклонников и не снилось иным современным танцорам. Когда–то за ней ухаживал Евгений Глебов, а она сама едва ли могла подсчитать количество сердец, разбившихся о ее красоту и талант. Но сегодня в память о Корзенковой остались только редкие фотографии, не передающие уникального актерского дара этой балерины...
Говорят, она была исключительно эмоциональна. Но если на сцене благодаря этой «нервинке» ей великолепно удавались драматические роли, в жизни Алевтина Александровна была весьма непростым человеком. Очень сильным — девчонкой она пережила блокаду, но вопреки проблемам со здоровьем закончила–таки училище знаменитой Вагановой и стала ведущей балериной, а позже воспитала достойного себя сына (была, как вспоминает сегодня заслуженный артист Беларуси и России Олег Корзенков, самым беспощадным его педагогом). И одновременно — слабой женщиной, всю жизнь стремящейся к возвышенной, идеальной любви... Впрочем, многочисленные браки — не редкость для балетных.
— Сдерживать себя нам приходилось во всех отношениях: жизнь расписана по часам, да и детей не могли заводить, чтобы оставаться в форме как можно дольше, — естественно, укреплению семьи это не способствовало, — рассказывает Галина Черноярова, еще одна легенда нашего балета, еще одна «вагановка».
«Да, строгую Ваганову мы боялись как огня!» — вспоминает она теперь...
Такого уникального прыжка не было больше ни у одной белорусской примы, в спектаклях Черноярова буквально летала. Повторить двойной пируэт в воздухе, который она делала в спектакле «Конек–Горбунок», не могли даже многие солисты–мужчины... А еще у Галины Александровны была громадная, ниже пояса коса, которую она так и не отрезала, хотя танцевать с таким весомым украшением было весьма некомфортно. Но об этом известно ей одной... Кстати, Чернояровой сразу повезло создать счастливую семью и одновременно — удачный творческий тандем. Большинство концертных номеров, с которыми она объездила весь бывший Советский Союз, поставил ей супруг Евгений Карпов (и нередко публика братских республик оценивала белорусский балет выше российского). Правда, сын Чернояровой связал свою судьбу не с балетом, а с архитектурой.
Свою любимую «Шопениану» она танцевала много лет в паре с Валерием Мироновым. Пожалуй, я не совру, если скажу, что об этом балете мечтают все балерины. Но даже самыми изощренными интригами (этой одной из обязательных составляющих закулисной жизни в любом театре) получить главную партию в «Шопениане» нереально. Поскольку выдающимися физическими данными в сочетании с виртуозной техникой в каждой отдельно взятой труппе обладают все–таки единицы. Да и отвагу нужно иметь немалую — взмывать в прыжке над партнером, идя на него спиной, даже заслуженные, случалось, отказывались...
В определенной степени, примы могли влиять на утверждение партнера. Миронов был занят практически во всех постановках, везде исполнял ведущие партии. «Его не боялись», — так сейчас вспоминают Валерия Павловича бывшие партнерши. Для балерины это очень важно — не бояться партнера, чувствовать к нему абсолютное доверие. А «боялись», оказывается, многих... Но Миронов мало того, что обладал техникой и данными, по части которых, как утверждают его поклонники и коллеги, равных ему в театре не появилось до сих пор, он был выдержан и надежен в любой ситуации. На подмостках — кошачья мягкость и плавные, как дыхание, движения. А вне сцены выглядел, как иностранный дипломат, никогда не выдавал своего волнения перед выходом (большинство артистов, чтобы вы знали, перед тем как сделать решающий шаг из–за кулис, ведут себя подчас самым странным образом), был предельно предупредителен и с коллегами, и с костюмерами.
— Помню, как мы с ним репетировали большое адажио, с поддержками, — откровенничает Черноярова. — И то ли музыкальный ритм сбился, то ли еще что, но я подбрасываю ногу — и чувствую, как лечу вниз... Валерий меня поймал, не проронив ни звука, хотя ногой я основательно задела его по лицу. Мало кто из артистов смолчал бы в такой ситуации...
За пределы «железного занавеса» в те годы выпускали только одну пару — Валерия Миронова и Лидию Ряженову. Долгое время лишь им двоим, воспитанникам московской балетной школы, доверяли быть представительским «лицом» белорусского балета. Главный талант этой артистки проявлялся не столько в высокой техничности, сколько в исключительной красоте выразительных жестов, изящных поз («Линии у Ряженовой — волшебные», — писала советская пресса). Ее Китри, Золушка и баядерка Никия в трехмерном пространстве сцены как будто создавали четвертое измерение — и всякий сидящий в зале в момент события его ощущал... К сожалению, как говорила легендарная Уланова, «балет нельзя рассказать, услышать. Его надо видеть. От балерины ничего не остается». Дальше трепетная Галина Уланова жаловалась, как устала жить «в таком условном, таком непонятном искусстве». Подобная усталость была знакома, пожалуй, каждому из них — не физическая, нет. К физическим нагрузкам организм привыкает, и никому из первых артистов белорусского балета даже в голову не приходило сетовать на то, что после напряженных репетиций (а хореография прежних спектаклей была порой куда сложнее современных!) они шли восстанавливать руины разрушенного войной Минска. И даже жизнь за фанерными перегородками в театре оперы и балета не казалась им ужасной — тогда многие так жили... Но ничто другое не способно опустошить человека так, как искусство, если заниматься им всерьез: прежних прим и премьеров и сейчас не покидает ощущение, что они не успели сказать со сцены всего, что могли и хотели. Пусть и оставались там больше тех 20 лет, которые определяют «балетный век»...
Я не хочу рассказывать об их возрастных проблемах со здоровьем — они и сейчас, несмотря на запреты врачей, пытаются давать себе нагрузки и меньше всего стремятся выглядеть в глазах тех, кто их помнит, и тех, кто не знает, «людьми с проблемами». У них обостренное чувство достоинства... Но я только хочу сказать, что их искусство уже измерено временем, и подтвердить: с многочисленных сцен они успели сказать все–таки очень много. Пускай слово «балет» в итальянском и французском обозначает всего–навсего «танец», у нас, конечно, это больше, чем профессия...
