Колосок на удачу

С той поры, как Люба Черкашина завоевала бронзовую медаль Олимпийских игр в Лондоне и обильно умыла ее слезами, прошло уже более трех лет
Собаки. Она, наверное, с утра, особенно в выходные дни, когда хочется поспасть подольше, так про них и думает: «Вот собаки!» Но встает. Готовит своим мопсам кашу. Кормит их. Выгуливает. И, выйдя за дверь квартиры, снова с головой погружается в водоворот событий, который не стал меньше с того дня, как карьера из режима активно действующей гимнастки перешла в, казалось бы, более спокойное тренерское русло.



С той поры, как Люба Черкашина завоевала бронзовую медаль Олимпийских игр в Лондоне и обильно умыла ее слезами, прошло уже более трех лет. За это время, конечно, изменилось многое. Любаша стала Любовью Викторовной и приросла авторитетными регалиями. Теперь она тренер, член исполкома НОК, член комиссии спортсменов Международной федерации гимнастики (FIG), судья... График — сумасшедший: сегодня тут, а завтра там, сам себе не принадлежишь. А тут еще эти собаки.

— Люба, скажи: зачем? — начал я с вопроса, который терзал меня все время пути на интервью.

Она присела на самый краешек кресла в кабинете Ирины Лепарской, куда с придыханием, будто в храм, пригласила меня для беседы. Глянула в глаза. Улыбнулась. И сказала:

Фото  РЕЙТЕР

— Я объясню.

Помню, как пришел в этот зал на улице Даумана десять лет назад. С той же целью — интервью. Черкашина и ее подруга Лера Курильская были тогда еще совсем девочками — перспективная молодежь, подрастающее поколение, которое готовилось встать на смену Юлии Раскиной и Инне Жуковой, ходившим тогда в примах. Расположились мы аскетично — на гимнастических матах, где и общались. Лера все больше шутила и хихикала, а Люба двигала мысль. Она, конечно, за 10 лет повзрослела. Но кое в чем осталась прежней. И вот это ее «объясню» я узнал с ходу. С той только разницей, что тогда речь шла, по–моему, о Достоевском и преступлении с наказанием, а сейчас — о собаках. Да, так вот — собаки. Зачем?

— Не терплю пустоты. Не представляю, как можно прийти в пустую квартиру, где тебя никто не ждет, не встречает. К тому же все детство у меня были животные. Мы, дети, собак в дом таскали, морских свинок. Даже настоящую крысу как–то принесли, маму чуть инфаркт не хватил. В Минске, когда жила в общежитии, мне этого всего жутко не хватало. А потому первое, что я купила, когда у меня появилась собственная квартира, — собаки. Два мопса. Мама всегда хотела именно таких песиков. Но она, увы, не успела осуществить эту свою мечту. Я реализовала ее за маму. Еще, как бы это смешно ни звучало, собаки душу спасают. Это мои подушки. Многие вещи, которые не могу рассказать никому, я, обняв эти два комочка, плача, вливаю им в уши. Становится легче.

— К вопросу мечты и желаний. Совсем недавно ты посадила дерево на аллее Олимпийской славы у офиса НОК в Минске. Дальше что?

— Ну, это далеко не первое мое дерево. Наша семья в Бресте не шиковала, и всегда спасала дача: посадить, прополоть, окучить, собрать жуков, вырастить, выкопать. А лето — в деревне у бабушек: свиньи, коровы. Я ведь вполне себе деревенской девчушкой была.

— И таки — к посаженному дереву.

— Пока не дом, но квартиру построила.

— И?

— Муж хочет детей.

— А ты?

— А я понимаю, что это, наверное, единственная возможность остановить меня в этой невероятной гонке, которая с окончанием карьеры не замедлилась, а вышла на какой–то новый, почти космический виток.

— Уходя из спорта, о чем ты думала? Какое было главное желание, пульсировавшее в твоей голове?

Теперь тренер. С Мелитиной Станютой.

— Такого яркого и однозначного не было. Знала заранее, что Олимпиада в Лондоне станет для меня финишем. Вне зависимости от того, как бы все там сложилось. Для себя постановила главное: если все будет хорошо, то выжму из этого максимум. Что сейчас и делаю.

— Это в тебе говорит прагматик?

— Я не в плане денег выжимания, в плане действий. Спортсмену с именем легче организовать и провести какое–то мероприятие, а имя Черкашиной сегодня все еще на слуху и работает.

— Неужели не хотелось забросить булавы в самый дальний угол, ленту закинуть на люстру, а мяч на антресоль, растянуться во весь рост на диване и, как Женя Павлина в свое время, год ничего не делать: слушать группу «Лесоповал» и мечтать о доме с лебедями на пруду?

— Женю я, кстати, видела на чемпионате мира в Штутгарте. Она для меня — кумир! Та, на кого я равнялась, будучи совсем еще девчонкой. Юля Раскина, Елена Витриченко, Екатерина Серебрянская, Алина Кабаева... Это небожители! А насчет дивана... Желание тупо поваляться, мне кажется, остро обуревает каждого второго жителя нашей страны. Диван работает как магнит. Важно не дать человеку осуществить это желание. Мне — не дали.

— В детстве ты о чем мечтала? О большом олимпийском пьедестале?

— Никогда у меня не было такой мечты. Может, это и удивительно. Я всегда уважала тех, кто добился больших высот, но для себя такую цель не ставила.

— Что же в таком случае было для тебя главным мотиватором? Что вновь и вновь двигало тебя вперед, толкало в зал, когда ночью ты плакала в подушку от усталости и полной выхолощенности? Ведь плакала в подушку?

— Плакала. Не скрываю. Но я Козерог. Упрямая. Если начала, дойду до конца. Я постоянно что–то себе доказывала. Каждый день. Перебравшись в Минск, не могла вернуться в Брест, не сделав здесь чего–то такого, что оправдало бы мой переезд. Мне еще первый тренер так объяснила: делай дело, а результат придет. Я даже на Олимпиаде главным для себя видела не медаль — это уже награда, а ставила цель на совесть и чисто выполнить упражнения. Сумасшедшая конкуренция — тоже мотиватор. Это все из разряда простых и банальных истин. А есть и жесткие мотивирующие факторы. Один из них — уход мамы в последний олимпийский сезон. Это меня смотивировало так, как не смогли бы тысячи других обстоятельств и причин.


— Есть чудеснейший фильм «Курьер». Фраза оттуда: «Я мечтаю быть очень красивой, чтобы нравиться всем мужчинам. И еще, еще я хочу ехать в красивой спортивной машине, чтобы на мне был длинный алый шарф, а на сиденье рядом магнитофон и маленькая собачка». Мне кажется, это очень передает внутренний мир гимнасток...

Фото  БЕЛТА.

— Все индивидуально. Безусловно, кому–то хочется покрасоваться и за счет своих умений и фигуры найти себе мужчину, жить очень хорошо. Это есть. Но спорт у нас детский. И надо отдать должное Ирине Юрьевне — при всей свой человечности некоторые вещи она умеет пресечь очень жестко. Вспоминаю себя малую, когда девчонки вытащили меня на дискотеку. Я была в компании самой старшей, но в клуб нас не пустили. Все, конечно, дошло до Лепарской, и она меня чуть не прибила! Меня за эту дискотеку высушили так, что до сих пор страшно вспомнить. Как клеймо висело. После этого всякое желание ходить по ночным клубам отпало.

— Я к тому, что мир стал жутко материальным, потребительство возведено в культ — стиль жизни целых поколений. Выдавливаешь его из себя по капле?

— Когда берусь за какое–то дело, никогда не задаю вопрос: а что мне за это будет? И мысль эту стараюсь доводить до детей: вначале все отдай, а потом к тебе обязательно вернется сторицей. А то ведь сейчас нередко родители через месяц после того, как привели ребенка на занятия, интересуются, когда чадо медаль выиграет. Да не факт, что она вообще через год захочет продолжать занятия! Есть и другой повод для переживаний — общество стремительно хилеет. Я нынешним девочкам даже нормы ГТО не могу дать, ту программу, что сама со школьным тренером делала. Если им это сейчас предложить, они на второй день со сборов уедут. Не выдержат.

— Два слова впечатлений о прошедшем в Штутгарте чемпионате.

— Честно говоря, я очень порадовалась уровню первенства — все девчонки в многоборье сильно подросли, и к Олимпиаде гимнастика опять стала очень интересной. Конкуренция — сумасшедшая, после выступления каждой участницы хочется встать, хлопать и плакать от восторга. И когда Мелита Станюта вырвала свою бронзу в многоборье, я не знала, какому богу молиться. Катя Галкина стала 13–й, но взяла лицензию, а Ирина Юрьевна в сердцах мне сказала: «Люба, никогда бы не подумала, что буду радоваться на этом чемпионате седьмому и тринадцатому местам!»

— Седьмое место групповичек — повод для радости?

— Все команды здорово прибавили и выровнялись в классе. Теперь нельзя ошибаться. А наши ошиблись. Но хорошо, что это произошло в Штутгарте, за год до Рио. Еще есть время провести работу над ошибками. Вспомните Монпелье–2011 — там тоже получилось не ахти. А в Лондоне через год все встало на свои места.

— Ты, уходя, на правах ветерана какие–то напутствия Станюте давала?

— Как таковых — нет. Но у нас есть своя «фишка». Традиция. Может, немножко наивная. Колосок Марины Лобач.

— Какой еще колосок?

— Обычный колосок. Она его сорвала то ли на «Дажынках», то ли в чистом поле. Настоящий, живой кусочек Родины. Перед Играми в Пекине Марина Викентьевна подарила его на удачу Жуковой. Инна взяла медаль. Буквально накануне отлета в Лондон она принесла колосок мне, рассказав, как помог ей этот талисман. У меня слезы на глаза навернулись, когда узнала. Я берегла этот колосок как зеницу ока, смотрела, чтобы не помялся, он у меня в олимпийской деревне на тумбочке лежал, я на него буквально молилась! Он меня окрылил и принес медаль. А сейчас лежит дома. Ждет своего часа. В олимпийском году передам счастливый колосок следующему кандидату.

С Бруно Гранди

— Были еще случаи, которые произвели на тебя столь же ошеломляющее впечатление?

— Турнир в Италии. Одно из моих последних выступлений. Я вышла к публике, ко мне подбежала девочка. Стала меня обнимать. И рыдает. Я ей говорю какие–то банальности, благодарю, успокаиваю, а она знай себе слезами заливается. А потом немного приспустила майку, а на теле — татуировка. Я там у нее выбита, понимаешь?! Черкашина! И тут уже у меня — слезы. И подпись: «Никогда не закончит!» Я год думала, прежде чем набить себе на руку маленькие олимпийские кольца, потому что с этим потом жить. А тут... Тут понимаешь, что 20 лет в спорте были прожиты не зря.

— Ты считаешь художественную гимнастику зрелищным видом спорта? Красивым — да. Грациозным — конечно. Но насколько он понятен обывателю? МОК сейчас очень активно за это дело взялся, грозит всем незрелищным, субъективным и непонятным анафемой — отлучением от олимпийской семьи.

— Мы по лезвию ходим, это верно. Хотя доказательств того, что художественная гимнастика на Играх интересна многим — море: это и количество просмотров телетрансляций, и число зрителей на трибунах. МОК требует инноваций — это злоба дня, но те новшества, которые сейчас предлагаются, меня откровенно пугают. Страшно представить, что художественная гимнастика станет открытой для мужчин! Испанцы, кстати, тренируются, но... Смотришь и понимаешь, что человек на ковре уже не мужчина. А есть вообще бредовые мысли по реорганизации групповых упражнений: состав из двух мальчиков и трех девочек. Зачем? И ведь сколько бы ни меняли гимнастику в мелочах, суть ее как была, так и останется в другом — в судействе. Давайте сделаем его открытым, как в фигурном катании. Это снимет пусть и не все, но очень многие вопросы.

— А почему до сих пор не сделали?

— Думаю, все же придется двигаться в этом направлении. Хотя всегда найдутся люди, которые будут ставить палки в колеса, отвергая такой вариант категорически.

— Скажи, а что такое делают на ковре россиянки, чего не получается у других? Ведь не в судейских же решениях тут дело.

— Просто у них на каждый новый олимпийский цикл есть как минимум одна совершенно уникальная гимнастка. И с этим ничего не поделаешь. В России огромное количество кандидатов, сумасшедший отбор и школа. Нынешнему уникуму Яне Кудрявцевой было очень нелегко пробиться на этот уровень. Но она делает совершенно невообразимые вещи.

— Очень крутая?

— Я в Штутгарте разговаривала с президентом Международной федерации гимнастики Бруно Гранди, и он о Яне так сказал: «Иногда она делает на ковре такие вещи, что мне хочется взять золотую олимпийскую медаль, повесить ей на шею и сказать: «Иди, девочка, не мешай нам тут выяснять сильнейшего среди равных». Но и Кудрявцева допускает ошибки. Правда, ко всем прочим талантам, у нее есть и еще один — свои помарки она умеет ловко прятать от публики, создавая таким образом ореол идеальности каждого выступления.

— Кабаева, Канаева, Кондакова, Кудрявцева... Вот уже полтора десятка лет они правят миром художественной гимнастики. Заметь, все фамилии — на «К». Это какая–то магия Ирины Винер, она ворожит?

— У Кудрявцевой еще и тренер на «К» — Карпушенко. Может, этот «дабл–фактор» и делает ее непобедимой? А вообще, забавный логический ряд.

— А они разные, вообще, по стилю?

— Абсолютно не похожи! И в этом тоже сила российской школы. Хотя для всего мира непревзойденной по–прежнему остается Кабаева: она сделала художественную гимнастику интересной для всех. Она — суперзвезда. Человек невероятной харизмы. Канаева, Кудрявцева — очень хороши. Но толпа за ними не пошла бы. А за Кабаевой — не задумываясь! На нее хочется смотреть. Ее хочется слушать. Она всегда со всеми на равных, все и всех помнит. Удивительно. Я ее в Штутгарте встретила, она мне: «О, Люба! Ты что здесь? Судишь? Ой, бедная... И еще постриглась!» А мы уже лет пять как не виделись...

— И последний вопрос, который, уверен, не только мне покоя не дает. Вот закончила ты карьеру. Нет постоянных тренировок. Практики. А растяжка осталась?

— Сесть на шпагат — не проблема. И теперь, и в 90 лет. Если доживу, конечно. Потому что для меня сейчас обычное дело сидеть в шпагате и смотреть фильм...

s_kanashyts@sb.by

Советская Белоруссия № 201 (24831). Суббота, 17 октября 2015
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter