— Когда ко мне попало это дело, в невиновность подозреваемого верила разве что его мать: «Он на такое не способен». Так говорят большинство матерей насильников, грабителей, убийц. Но этой женщине мне почему–то хотелось верить. И я отправилась в следственный изолятор к ее сыну.
Бритоголовый накачанный парень. Картинка никак не вязалась у Борисенко с образом интеллигентного пай–мальчика, который мухи не обидит. А тот, поняв, какое впечатление произвел, и не пытался ее переубедить. Будто заранее утратил веру в справедливость. Разговорить его Жанне Михайловне удалось не сразу. Но она узнала: Юра и Люба встречались около полугода, в тот вечер физическая близость между ними была впервые. Они договорились заранее — Люба придет, когда его родители уедут на дачу.— Может, у нее в мыслях дальше «шампанского выпьем, потанцуем» и не шло, — рассуждала следователь. — А он решил — ее жесты, улыбки, поступки говорят об обратном?
Впрочем, Борисенко понимала: что–то не сходится. А тут еще мать жертвы через адвоката передала в СИЗО: они заберут заявление, если Юра на Любе... женится. Юра таким спасательным кругом не воспользовался: «Лучше отсидеть». И это озадачило следователя еще больше:
— Несколько лет в тюрьме, лишь бы не жениться на той, которой еще вчера клялся в любви? Что же произошло между ними? Повторные допросы, свидетельские показания ситуацию не прояснили. Друзья подтвердили: была вечеринка, но когда Люба с Юрой уединились в комнате, они ушли. Соседи видели — выбегала от Юры поутру какая–то девица. Но ни ссадин, ни порванной блузки не разглядели. На очной ставке жертва повторила обвинения. Юра слушал ее, словно не веря в реальность происходящего. Вышел из ступора лишь когда Любу увели: «Делайте что хотите».
В тот зимний вечер, возвращаясь из СИЗО, Борисенко случайно заметила: на одной из коленок, — пытаясь согреться, она терла их друг о друга, — поползла стрелка. «Колготки!» — ошарашила она людей на остановке, — и помчалась на работу. Вспомнила: на одном из снимков с места преступления она видела что–то похожее на женские колготки. Она нашла это фото. Колготки действительно лежали на стуле в комнате Юры. Сверху — его вещи. Выходит, Люба разделась сама? Первая?
Чтобы развеять сомнения, следователь отправилась к матери подозреваемого. Слово за слово, расспросила про семейный уклад: кто первый встает, кто в какой комнате одевается. Интеллигентную Юрину маму от одного подозрения, что она может переодеваться в комнате сына, в краску бросило:
— Как можно, он же мужчина... А вещи, что тут на стуле лежали, я аккуратно в пакет убрала.
При понятых вывернули пакет: Юрина мастерка, Любины целенькие колготки. Когда ей их предъявили, девушку будто прорвало. Наверное, сработал эффект неожиданности. Не ожидала такой развязки и следователь:
— Разные версии прокручивала: ревность, измена, обида, месть. Но оказалось, в тот вечер все между Юрой и Любой было по любви. Девушка осталась у парня на ночь. Думала, вернется домой раньше собственных родителей, которые работали в ночную смену. Но проспала. Когда вернулась, входная дверь в их квартиру была заперта изнутри. Люба так боялась строгих отца и мать, что, пытаясь отвести от себя их гнев, придумала историю про изнасилование. Чтобы все выглядело правдоподобно, порвала на себе блузку, наставила себе синяков. Знала: ее Юрка не опустится до унизительных разборок, оскорблений, не станет валить вину на нее. Молчала даже, когда осознала: за ее ложь ему светит реальный тюремный срок. Одного не учла — у него в комнате остались ее колготки: поутру она так торопилась домой, что натянула джинсы на голое тело...
Юру вскоре отпустили. Даже после всего случившегося он попросил не привлекать Любу за клевету. «Насильник» оказался куда порядочнее «жертвы».
olgak53@mail.ru
Советская Белоруссия №209 (24590). Пятница, 31 октября 2014.
