Жертвы концлагеря Тростенец: документы и фото

Все показания очевидцев, которые мы публикуем, датированы 17 июля 1944 года. В тот день, в частности, в Минскую областную комиссию содействия Чрезвычайной госкомиссии СССР по расследованию преступлений немецко–фашистских захватчиков поступили обращения от жителей Минска, которые сообщали о погибших в Тростенце родственниках.

София Александровна Клышко рассказывала: «Мой муж, Мазаник Иван Ануфриевич, 1912 года рождения, был мобилизован в ряды Красной Армии 27 июня 1941–го и находился в армии в течение четырех месяцев, после чего за Брянском был захвачен в плен. Из плена ему удалось бежать в Минск. Примерно в ноябре 1941–го по приходе домой устроился работать на хлебозавод «Автомат», а последнее время работал на хлебозаводе по Немиго–Раковской. На протяжении всего этого времени он был связан с партизанским отрядом в Пуховичском районе. Фамилий ребят, с которыми он был связан и которые навещали наш дом, я не знаю, кроме имен. Из них были арестованы два брата: старший Михаил — осенью 1943 года (проживал по ул. Серебрянка), потом — Семен, примерно в феврале 1944–го, но ему удалось бежать, дальнейшей судьбы его я не знаю. После чего 2 мая 1944 года минским СД был арестован мой муж и заключен в лагерь по Широкой ул. в Минске, и 29 — 30 июня 1944–го был вывезен в Тростенец и сожжен. 

Прошу комиссию после расследования и уточнения всего происшедшего организовать братскую могилу погибших борцов за родину».

Обратимся к свидетельству еще одной родственницы жертвы Тростенца — А.А.Щелкановцевой: «В 1941 году в начале войны наша семья — двое 12–летних детей, мать–старуха 80 лет — убегала в Советский Союз (т.е. в эвакуацию в глубь СССР. — Авт.), но была настигнута немецко–фашистскими захватчиками и вынуждена возвратиться обратно в Минск. 

Мой муж, Павел Львович Щелкановцев, педагог с высшим образованием, с 37–летним учительским стажем, ненавидя немецко–фашистских захватчиков, включился в партизанскую работу. В 1943 — 1944 годах он проводил работу по заданию партизанского отряда «Кочубей». Давал сведения о гор. управе, о Белорусской Раде, о немецко–фашистских сообщниках. Снабжал отряды медикаментами, бинтами. Писал стихи против немецко–фашистских захватчиков и их сообщников. Писал о расправе фашистов с русскими пленными. Доставал необходимую литературу для отрядов и т. д.

В апреле совершенно неожиданно минское СД арестовало Щелкановцева. Он был брошен в тюрьму, где подвергался пыткам. Через 2 месяца его перебросили в лагерь политзаключенных в г. Минске по Широкой улице. 

28 июня я получила от него через рабочих–заключенных последнюю записку.

Накануне прихода долгожданной освободительницы — Красной Армии — нашу семью постигло большое горе. 30 июня мой муж, отец двух 14–летних детей, Щелкановцев П.Л. вывезен из лагеря для расстрела в Тростенец и сожжен.

Ему не удалось встретить свою любимую освободительницу Красную Армию, которую он так с любовью ждал.

При аресте у мужа отняли часы, портсигар и 500 руб. деньгами».

Документы подтверждают факт, что нацисты перед отходом из Минска спешили уничтожить как можно больше узников Тростенца. Об этом рассказал Ф.Ф.Божко, житель минской улицы Замковой, д. 28, кв. 1, о котором архивный документ беспристрастно сообщает: «...уроженец города Волчанск Харьковской области, украинец, гражданин СССР, беспартийный, с низшим образованием, по профессии музыкант, работает в театре оперы и балета».

Божко вспоминал: «С 8 июля 1941 года по 3 июля 1944 года я проживал в оккупированном немцами городе Минске. Через четыре дня по прибытии в Минск к своей семье, т. е. 12 июля 1941 года, я поступил работать мотористом водокачки при немецком воинском гарнизоне в М. Слепянке. Проработал там один год и самовольно ушел с работы. За это немцы посадили меня на пять месяцев в тюрьму. 

Отсидев, остался проживать в Минске, открыл пивную. За продажу самогонки в пивной немецкое карательное учреждение СД осудило меня на 1 год тюремного заключения.

Для отбытия срока наказания в феврале 1944 года я был помещен в лагерь Тростенец, где находилось подсобное хозяйство СД. Там, в Тростенце, я находился до 1 июля, а затем был эвакуирован на Запад. По дороге я отстал от обоза, и меня нагнали передовые части Красной Армии. 

В лагере Тростенец с заключенными обращались жестоко. Комендант лагеря унтершарфюрер Риздер за маленькую оплошность заставлял снимать штаны, ложиться на землю и собственноручно бил палкой по телу. Самая маленькая порция — 25 ударов. За более серьезные ошибки уводил в лес и собственноручно расстреливал. Так, немец Риздер расстрелял лично заключенного Мышахина Михаила за то, что последний, проходя мимо ямы, видел, как немцы сжигают в ней советских людей.

Под руководством унтершарфюрера Риздера в лагере Тростенец группа заключенных, в том числе и я, рыли яму 9x9x2 м и облицовывали ее бревнами. Затем яма была обнесена забором и проволокой в два ряда, по ту и другую сторону забора. Сооружение ямы было закончено в марте 1944 года. В дальнейшем эта яма была немцами использована для сжигания трупов расстрелянных советских граждан, задушенных в специальных машинах–душегубках. Там же, в яме, производились и расстрелы. Живя от этой ямы в 200 метрах, я видел, что немцы ежедневно убивали и сжигали в ней 200 — 250 человек. 

Перед своим отступлением из Минска, в июле 1944 года, немцы собрали всех евреев в один сарай. Затем немцы подожгли сарай, и в нем сгорело около 100 евреев.

Также были сожжены в бараках заключенные всех других национальностей, примерно 50 человек. Немцы закрыли их в бараках и, расставив кругом свои посты, подожгли бараки.

Таким образом, отступая из Минска, немцы в Тростенце сожгли 50 человек. 

Кроме того, отступая из Минска, в течение одного дня, 1 июля 1944 года, немцы привезли из городской тюрьмы и из городского лагеря около 1.500 заключенных — всех убили и заполнили трупами все ямы и даже уборные».

Немало важных свидетельств о злодеяниях гитлеровцев в 1944 году сообщили жители деревни Малый Тростенец, расположенной у самого концлагеря и давшей название современному мемориальному комплексу. Анна Сергеевна Корета 1925 года рождения, уроженка и жительница села, белоруска, беспартийная, труженица колхоза имени Карла Маркса поведала о том, что видела своими глазами: «С дня рождения я все время проживаю в деревне Малый Тростенец. При немцах тоже в этой деревне проживала. До 1943 года я нигде не работала. В 1943–м с весны до осени от Тростенецкой волости работала на торфозаготовках простым рабочим. После этого два с половиной месяца работала в столовой немецкого совхоза, находившегося в деревне Малый Тростенец. Занимала должность корнечистки на кухне. Летом 1944 года до прихода Красной Армии работала чернорабочей на полевых работах этого же совхоза. Последнее время комендантом совхоза был унтерштурмфюрер Фабер. Его помощником был немец Вензель. 

Основная задача совхоза — это сельское хозяйство. Работали в нем заключенные и военнопленные. Охрану совхоза нес украинский батальон, приехавший из города Киева. Командиром этого батальона был немец, фамилию его не знаю, а по должности называли унтерштурмфюрер. Кроме того, батальон выезжал на борьбу с партизанами.

Комендантом над заключенными был немец Ридер. Он же был начальником «печки», в которой сжигали мирных советских граждан. Зимой или с весны 1944 года на опушке леса Шашковка, что находится в полукилометре от колхоза имени Карла Маркса д. Малый Тростенец, немцы устроили «печь», в которой сжигали расстрелянных и удушенных мирных граждан. Как эта «печь» устроена внутри, я не видела. Видела ее только снаружи. Огорожена она высокой деревянной стеной и колючей проволокой. С северной стороны была сделана брама, в которую входили автомашины, открытые и закрытые, «черный ворон» с живыми и расстрелянными людьми. После захода автомашины брама закрывалась, и не было видно, что в «печи» делалось. Только иногда были слышны выстрелы при расстрелах людей, если их привозили живыми.

С северной же части, около дороги, метрах в двадцати от печи, на сосне была прибита вывеска «На эту территорию вход воспрещен».

Я лично сама видела дым, шедший из «печи», когда сжигали людей. Это было часто, иногда это было по нескольку дней подряд. А перед отступлением немцев, когда Красная Армия в июне 1944 года перешла в наступление, «печка» на опушке леса Шашковка работала без перерыва. До дня прихода красных и ухода немцев к «печи» подходили потоком одна машина с людьми за другой. Все привезенные люди уничтожались — или сжигались, или расстреливались, или закапывались. А когда «печь» не стала успевать сжигать беззащитных советских граждан, немцы сделали следующее.

С утра 29 июня 1944 года советских людей, как мне известно, из лагерей, находившихся в городе Минске по улице Широкой, немцы стали возить в «черных воронах» в д. Малый Тростенец к бывшим сараям колхоза имени Карла Маркса. 29 и 30 июня и 1 июля 1944 года немцы наполнили один сарай доверху удушенными и расстрелянными людьми и 1 июля 1944 года подожгли. Горели тысячи людей. Я сама видела, как немцы укладывали в сарай убитых советских людей. Вначале клали ряд людей, затем на них накладывали слой соломы и затем опять ряд людей и так до самого верху. Рядом с сараем лежали штабеля леса. Это к востоку около реки Синявка. Немцы на этот лес тоже наложили трупы удушенных и расстрелянных и подожгли. Лес не догорел, и полусгоревшие трупы сейчас лежат на нем. Могу еще дополнить, что я сама слышала взрывы во время сжигания советских людей в «печи». Что это были за взрывы, я не знаю.

Машину «черным вороном» назвало само население. Покрашена она в черный цвет, очень громоздкая. В этой машине чем–то удушали людей. Я сама лично видела в 1941 году, когда немцы в «черные вороны» сажали живых людей — евреев, поляков, — отвозили в местность Благовщина и из машин выгружали в ямы уже мертвых.

В 1941 году в лес местности Благовщина мы ходили за ягодами и с пригорка видели, как немцы подвозили на расстрел и удушенных в автомашинах «черный ворон» людей. Обычно было так: вначале подъезжала охрана на открытых грузовых автомашинах. Следом за ними шли «черные вороны» и грузовые машины с советскими людьми и евреями из Гамбурга и Чехословакии. Удушенных сразу сваливали в ямы, а живых раздевали, оставляли в нательном белье и расстреливали.

В 1944 году в июне месяце 29–го и 30–го числа и 1 июля я также сама видела, как немцы расстреливали советских людей. К колхозному сараю д. Малый Тростенец подходили «черные вороны», из них живыми выводились по пять — шесть человек, заводили их в сарай и там расстреливали. Советские люди (имеются в виду местные жители из Малого Тростенца. — Авт.) это видели и слышали выстрелы, поэтому многие пытались убежать через речку или в другую сторону. Некоторым убежать удалось, а некоторых расстреливали при побеге. В это время по всей деревне свистели пули из немецких автоматов и винтовок. Из сарая слышались крики и стоны. Некоторые советские люди, только раненые, а не убитые, пытались выбежать из сарая, но их настигала немецкая пуля. И выведенная из «черного ворона» новая партия людей бросалась в ужас и тоже пыталась разбежаться.

Расстрелами советских людей в колхозном сарае д. Малый Тростенец руководил комендант «печки» немец унтершефир Ридер. Непосредственные расстрелы производили пять человек мадьяр, фамилии их я не знаю, но троих из них в личность опознаю. Они часто ходили по деревне Малый Тростенец, и их почти вся деревня знает. Когда «черные вороны» или открытые грузовые автомашины привозили на расстрелы и сжигание советских людей, то они, как правило, подъезжали к квартире Ридера, брали его с собой и уезжали к «печке». Это я сама видела, когда нас — рабочих совхоза — посылали оформлять немецкое кладбище, а это кладбище от «печки» находится метрах в двадцати.

По разговорам мне известно, что в местности Благовщина удушались и расстреливались евреи советские из Минска и из других городов, из Гамбурга (Германия) и из Чехословакии. Всех их подвозили к дорожно–строительному участку № 2 (ДСУ–2), что находится на девятом километре шоссе Минск — Могилев на специальных железнодорожных эшелонах. Там разгружали их, переписывали их вещи и отнимали, а копии квитанций вручали на руки. Затем привезенных погружали на открытые грузовые автомашины и машины «черный ворон» и увозили в местность Благовщина, а впоследствии в «печке» уничтожали. Характерно то, что население ДСУ–2 рассказывало, что привезенные евреи из Германии и Чехословакии и советские люди спрашивали, можно ли приобрести продукты в лагере Благовщина. Из этого видно, что немцы среди привезенных людей вели агитацию о том, что их ведут не на уничтожение, а на работу в трудовой лагерь. Но в Благовщине не было лагеря. Нет там сейчас ни одного строения. Там только есть одни траншеи, в которых зарыты уничтоженные немцами беззащитные люди. В местность Благовщина возились и уничтожались советские люди в 1941 году, 1942 году и начале 1943 года. Осенью 1943 года по неизвестным причинам немцы все ямы в Благовщине раскопали, трупы сожгли и пепел зарыли.

После этого построили «печь» на опушке леса Шашковка и уничтожать людей стали в ней. Благовщина уже местом убийства советских людей не являлась. Как происходило сжигание трупов, я не знаю. Знаю, что по заданию немецкого минского СД из Тростенецкой волости мобилизовали крестьян для подвозки дров на место сжигания трупов. И я лично издалека видела, как на территории местности Благовщина в большинстве своем ночью было более месяца пламя огня. Это сжигали трупы людей.

Мне известно, что в деревне Малый Тростенец были немцами уничтожены четыре семьи: в 1942 году Адам Ганич, лет 35 — 40, и Франк Ганич, лет 30, были арестованы и увезены в минскую тюрьму, а их семьи были увезены в Благовщину и расстреляны вместе с евреями. У Адама расстреляли жену Зоню, лет 35, и четырех детей: дочерей — Ядю — 1925 года рождения, Стасю — 1926 года рождения, Виктора — 1929 года рождения, Владимира — лет двух или трех. У Франка были расстреляны: жена Екатерина, лет 26, и четверо малых детей.

Вместе с Ганич были арестованы Александр Башко и Александр Шиманский, а их семьи расстреляли в местности Благовщина. У Башко были расстреляны жена, сын и жены сестра, а у Шиманского — жена и двое детей.

30 июня 1944 года за неподчинение немецким властям эвакуироваться в германский тыл был расстрелян и сожжен в колхозном сарае старик 70 лет Виктор Журавский. По этой же причине расстреляны и сожжены вместе со своими домами Мария Колосковская — 72 лет и Роза Климентьевна Песчолко, 48 лет. Две женщины эти — больные, эвакуироваться не могли и поэтому решили остаться в своей деревне. При проверке домов они были обнаружены и расстреляны на месте, а затем сожжены в своей усадьбе.

26 апреля 1942 года немецкими властями был арестован мой отец Корета Сергей Осипович, увезен в минскую тюрьму и там погиб. Как он погиб, я не знаю».

Рассказ Анны Кореты, стенографировавшийся с 8 утра до 13 часов дня, пожалуй, один из самых точных среди обнаруженных нами в архивных документах. Она не только указывает места уничтожения людей, но и конкретизирует, откуда нацисты привозили и как уничтожали своих жертв.

Мы узнали фамилии некоторых палачей и жертв. Но полный список погибших до сих пор не составлен. Поскольку мемориал в Тростенце продолжает создаваться, и если известные имена уничтоженных в пламени людей будут начертаны на гранитных плитах, это сохранит память об их мученичестве для следующих поколений. Нельзя забывать о случившейся здесь трагедии.

(Продолжение следует.)