Возвращена первая из многочисленных ценностей, хранившихся до войны в могилевском музее
...На торжестве в Национальной библиотеке одновременно отмечали два внешне разных события: 400–летие со дня смерти уроженца Турова князя Константина Острожского и возвращение обществу духовного памятника, переписанного слуцким князем Юрием Олельковичем в 1581 (а не в 1582–м, как считалось раньше) году. Это стало первым значительным мероприятием среди предусмотренных соглашением о сотрудничестве, недавно подписанным Белорусской православной церковью и Министерством культуры. На самом же деле обоих подвижников–просветителей объединяло как семейное, так и духовное родство: распространение Слова Божия рукописным и печатным путем.
Перед нами — подлинник!
Возвращение из 60–летнего небытия и виртуальное воссоздание Слуцкого Евангелия были бы невозможны без упорного тщания митрополита Минского и Слуцкого Филарета. 12 июня 2003 года на Епархиальных чтениях он впервые сообщил радостную весть о том, что исчезнувший в 1941 году памятник национальной культуры нашелся! Его передал Владыке один из священнослужителей, коему, в свою очередь, подарил реликвию некий прихожанин. Евангелие, естественно, стало собственностью экзархата. Но митрополит позаботился, чтобы рукопись оставалась доступной и научной общественности: книгу временно передали в Национальную библиотеку Беларуси, там благодаря финансовой помощи Фонда фундаментальных исследований ее оцифровали, а еще сопоставили с описаниями памятника, сделанными в Слуцке до Первой мировой войны Ф.Серно–Соловьевичем, А.Снитко и другими учеными. Экспертиза дала возможность прийти к единому мнению (до того оставались сомнения): вернулась не копия, а оригинал!
Затем в Институте языкознания имени Якуба Коласа Национальной академии наук приступили к более тщательному исследованию Евангелия, его орфографических, фонетических, лексических, оформительских особенностей. Выводы тоже оказались однозначны: церковнославянский текст переписывало лицо, хорошо знавшее белорусский разговорный язык, а высокохудожественное оформление памятника сделало его уникальным, бесценным.
От имени митрополита Филарета приветствие участникам торжества передал епископ Бобруйский и Быховский Серафим. Выступившие на презентации заместитель директора библиотеки Татьяна Кузьмич, заместитель уполномоченного по делам религий и национальностей Владимир Ламеко, директор Института языкознания Александр Лукашанец, профессор БГУ Иван Чарота говорили о большом национальном, славянском и мировом значении воскресшей ценности. Известный книговед, член комиссии «Вяртанне» Белорусского фонда культуры Татьяна Рощина высказала надежду, что вслед за Евангелием наконец найдутся и другие многочисленные ценности, среди них и Крест Преподобной Евфросинии Полоцкой, до войны находившийся в Могилеве. Участники торжества перешли в выставочный зал, где с благословения митрополита Филарета Слуцкое Евангелие выставили для обозрения.
— Смотрите: оно же светится, сияет! — воскликнула одна моя знакомая, давно заинтересованная в возвращении памятника, указывая на страницу Евангелия, где в орнаменте неповторимо сочетаются золотой и зеленый цвета. И, зная, что я тоже лет около 40 хлопочу о возвращении могилевских сокровищ, добавила: — Поздравления сегодня причитаются и вам, всей комиссии «Вяртанне».
И мне вспомнилось, как все начиналось.
Знаковая реликвия
Слуцкое Евангелие — действительно первая и притом весьма значительная культурная ценность, которая объявилась, была возвращена народу, из тех тысяч, как сегодня говорят, артефактов, которые до лета 1941 года хранились в просторной комнате–сейфе здания Могилевского обкома партии. Это здание строилось до революции для поземельно–крестьянского банка, потом здесь разместился Могилевский государственный музей, куда (в предполагаемую столицу республики) в конце 1920 — начале 1930–х годов свозились ценности со всей Беларуси (!). Но времена и цели менялись. Музей переселили в иное место, покинув в комнате–сейфе обкома партии наиболее ценные экспонаты.
Крест Преподобной Евфросинии Полоцкой и Слуцкое Евангелие — наиболее ценные национальные реликвии, находившиеся в комнате–сейфе. С их поисков начиналась работа общественной комиссии «Вяртанне» при Белорусском фонде культуры, которой я имею честь руководить на общественных началах уже двадцать лет. За это время собран и частично, в семи одноименных сборниках, опубликован обширный материал по музеям, библиотекам и архивам. По моему мнению, настала пора хотя бы в весьма сжатом виде рассказать о работе комиссии, чтобы тем самым содействовать реституции некоторых других ценностей, а заодно и развеять немало мифов и наслоений, накопившихся в различных публикациях.
Откровения могилевского краеведа
Комиссия появилась не на голом месте. Поиски начались лет сорок назад. По рекомендации АН БССР, где я тогда работал, в начале февраля 1970 года ЦК КПБ направил меня с лекциями в Могилев. На одном из вечеров ко мне подошел пожилой интеллигентного вида человек, отрекомендовался любителем древностей и неожиданно тут же пригласил к себе домой:
— Хачу вам нештачка расказаць i паказаць.
В скромном деревянном домике инженера Иеронима Филиповича оказалось множество лежащих без хода папок с материалами для исторической хроники города. Особенно меня заинтересовали сведения о могилевских религиозных деятелях и одновременно писателях Г.Конисском и С.Богуше–Сестренцевиче. Кое–что я тут же предложил сосватать для книговедческих сборников академической библиотеки.
И вдруг хозяин задал неожиданный вопрос. В его интонации явно чувствовался некий подвох. Или подтекст.
— Цi ведаеце вы, дзе зараз знаходзiцца Крыж святой Ефрасiннi Полацкай? А Слуцкае Евангелле? А залаты ключ ад Магiлёва?
— Ключы — не мая сфера iнтарэсаў. Евангеллем нядаўна цiкавiўся ў Слуцку, але там нават у музеi пра яго ўпершыню чулi. Пра Крыж нядаўна чытаў у газеце «Голас Радзiмы». Нiбыта ў першыя днi акупацыi горада каля былога музея iшоў нямецкi афiцэр. I раптам пабачыў праз акно, што ў падвале блiшчыць нешта залатое. Зацiкавiўся, зайшоў, спусцiўся ўнiз. Але далейшыя дзверы былi ўмацаваны жалезнымi кратамi. Тады загадаў, каб палонныя (самi немцы, маўляў, баялiся мiны) разрэзалi iх аўтагенам. Аказалася, ззяла не што iншае, як Крыж Ефрасiннi Полацкай. Узяў ён яго, iншыя каштоўнасцi i вывез з сабой у Германiю. А пасля вайны прадаў на рынку нейкаму амерыканскаму багацею.
— На рынку? I таму дакументаў нiдзе нiякiх не засталося... Ну–ну. Цiка–ава. Зноў жа падвал... Аўтаген... Лухта ўсё гэта! Друкуюць, каб збiць нейкага з тропу. Я сам да вайны працаваў у тым музеi, якi спачатку месцiўся ў будынку былога зямельнага банка. Заўтра пакажу яго вам — вельмi прыгожы... Крыж i Евангелле, на свае вочы бачыў iх некалькi разоў, засталiся там у пакоi–сейфе. Мусiць, улады збiралiся прадаць гэты «опiум» за гранiцу як антыкварыят. Але пакой–сейф месцiўся не ў падвале, а на першым, падвышаным паверсе. Iдучы па вулiцы, нiчога там не пабачыш... I з аўтагенам — няпраўда: краты заставалiся цэлымi нават пасля вайны. Толькi нядаўна iх знялi, паставiлi ў кут. А нямецкi афiцэр? Тут нехта свядома блытае карты.
— Згодны з вамi. Магiлёў доўга абараняўся, можна было паспець усё вывезцi.
— I вывозiлi! Чуў, што вывозiлi. Калi б музейныя каштоўнасцi трапiлi да акупантаў, то чаму тады не пакаралi за бяздзейнасць ранейшага, даваеннага i пасляваеннага, дырэктара Мiгулiна? Той адкрыта вярнуўся ў горад на другi дзень пасля вызвалення, адразу пачаў будаваць сабе дом. Аднойчы, праўда, пасадзiлi, але нешта ўдакладнiлi — i выпусцiлi. Адзiнае, што, мне здаецца, вартае ўвагi ў тым артыкуле, дык гэта амерыканскi бiзнесмен. Цяперашнi дырэктар нашага музея Скварцоў на сваё запытанне ў Эрмiтаж, дзе ж шукаць даваенныя экспанаты, атрымаў адказ: нашы супрацоўнiкi знайшлi след, якi вядзе да Морганаў. Зрэшты, самi можаце паглядзець пiсьмо з Ленiнграда. I да Мiгулiна схадзiце. Ён многае ведае, але не гаворыць. У пакоi–сейфе знаходзiлiся ж не толькi Крыж цi Слуцкае Евангелле, але i залатыя прадметы з раскопак у Пампеях, каштоўная зброя, iкона Бялынiцкай Божай Мацi, кубак Пятра Першага, з дваццаць iншых царкоўных кнiг у дарагiх акладах i шмат чаго iншага. Усё гэта магло трапiць у Амерыку не толькi праз захад, але i праз усход — як аплата паставак па ленд–лiзу або вынiк прыватных махiнацый... Пацiкаўцеся ўсiм, вам у сталiцы гэта лягчэй зрабiць, чым нам у Магiлёве. Усе мае захады выклiкаюць тут толькi кпiны.
Назавтра состоялась интересная встреча с директором музея Иваном Скворцовым. Он показал мне довольно сухие, незаинтересованные ответы, скорее отписки, из Эрмитажа: мол, ищите за океаном. О полученных сведениях директор сообщил в Минск, в Министерство культуры, но реакции не последовало. А разговор с Иваном Мигулиным не получился:
— Ничего я вам не скажу. Меня уже спрашивали те, кому положено. Да и кто вы такой?!
Но рассказанное Иеронимом Филиповичем уже задело за живое: исчезли такие ценности и никому до этого нет дела! Перед отъездом осмотрел здание банка–музея–обкома. С тротуара действительно невозможно через окно увидеть то, что будто бы валялось, бесхозное, на полу первого этажа.
Вернувшись из командировки, обо всем рассказал в отделе культуры ЦК. Но там посоветовали: не лезьте не в свои дела. А вскоре (проверил по записям: 23 февраля) на собрании партийной организации академии с докладом выступал секретарь ЦК КПБ Станислав Пилотович. Взбудораженный услышанным в Могилеве, я послал ему записку такого содержания: не пора ли поставить перед международными организациями вопрос о возвращении нам из Америки легендарного Креста и других могилевских ценностей?! Их возвращение сработало бы на Беларусь, ее престиж... Отвечая на вопросы, Станислав Антонович в конце несколько помедлил и, подумав, сказал:
— Вот тут товарищ Мальдис предлагает искать у капиталистов следы одного нашего Креста... Впрочем, попрошу автора записки после окончания подойти ко мне.
Когда все начали расходиться, я подробнее изложил тогдашнему главному идеологу республики суть проблемы. Внимательно выслушав, Станислав Антонович одобрил мою заинтересованность, задумался, кому поручить дело. Предложил все изложить на бумаге.
А 10 апреля меня и известного археолога Георгия Штыхова позвал к себе заместитель Председателя Президиума Верховного Совета БССР Иван Климов. В его кабинете уже сидели Иван Скворцов и Иван Мигулин. Последний выглядел взвинченным: его трость непрерывно шаркала по полу. Иван Фролович начал с вопроса ко мне: откуда известно, что ценности оказались у Моргана? Я сослался на письмо из Эрмитажа, полученное могилевским музеем. Скворцов тут же протянул бумагу. Тогда внимание сконцентрировалось на Мигулине: ведь выходило, что это он оставил Крест врагу. Директор музея начал отчаянно оправдываться: как он, вместо того чтобы оберегать ценности, погнался за тремя немецкими шпионами и оказался в глубоком тылу. Да и что тот Крест — не такое продавалось за границу в 30–е годы... И что то Евангелие — их было, разных, куда более богатых, штук с двадцать. Даже золотые украшения из Помпей не сумели спасти... И не у него все это было, не в музее, а в обкоме, комнате–сейфе. Там хозяйствовали перед приходом немцев одни партийцы, москвичи какие–то.
Иван Фролович мрачнел, наконец прервал Мигулина, кому–то по–дружески позвонив, пересказал историю. Тот, очевидно, товарищ по довоенным временам, сказал нечто такое, что сразу успокоило хозяина кабинета.
— Знаешь, дед, — обратился он к Мигулину, — ни одному твоему слову не верю. Я вот поговорил с одним товарищем, с которым вместе отвечал в 1941–м за эвакуацию Могилева. Так вот твоя вина в том, что ты не пришел ко мне и не объяснил, что Крест стоит дороже, чем какой–нибудь станок... А Морган... — с явным скепсисом добавил Климов. — Может, потом все попало и к Моргану. Попробуем на всякий случай подготовить бумаги нашему послу в США.
Тогда я не понимал, откуда вдруг взялся такой скепсис, потеря интереса. Немецко–американский след подробно и с пафосом, слепо веря в, очевидно, специально запущенный и устраивающий многих миф, я описал в газетной статье. Думаю, благодаря этой публикации потом и оказался во главе комиссии «Вяртанне».
Понимание пришло 20 с лишним лет спустя, во время очередной сессии Генеральной ассамблеи ООН, 11 октября 1990 года. В тот день, когда были безрезультатно испытаны все другие способы, белорусские дипломаты, прихватив с собой и меня, как говорится, с открытым забралом поехали к директору нью–йоркского Фонда Пирпонта Моргана и довольно уверенно выставили имеющиеся аргументы в пользу того, что могилевские ценности находятся там, в музее, в одном из 12 подвальных отсеков...
Парадоксальность же того дня заключалась в том, что, вернувшись в Белорусское представительство при ООН, мы увидели там свежий номер газеты «Советская Белоруссия» от 28 сентября и в нем статью В.Юшкевича, тогда председателя Могилевского отделения Фонда белорусской культуры, под названием «Тайна креста». И вдруг осознали: восточный след куда реальнее западного.
Но это уже иная история, тема следующей статьи.
