В боевых донесениях вермахта доходило до истерики

За эту стопку бумаги наша фронтовая разведка дорого бы дала...

За эту стопку бумаги наша фронтовая разведка дорого бы дала. Немецкие журналы боевых действий, приказы, донесения, отчеты относятся к промежутку с июля 1941–го по весну 1944–го — от начала боев за Рогачевский район до изгнания гитлеровцев. Место действия пределами района не ограничивается. Описаны бои с регулярной армией, столкновения с партизанами, подготовка к уничтожению Рогачева — так, как это виделось с обратной стороны фронта. Диапазон настроений: от прагматизма успешно наступающих — до истерики судорожно обороняющихся, которая прорывается даже сквозь машинописный текст. По сей день эти документы мало кто видел, не говоря уже об их изучении. Хотя они позволили бы более полно понять происходившее, уточнить детали, устранить белые пятна.


Глазами противника


Военная бюрократия породила огромные залежи бумаг, которые чем дальше — тем интереснее. Несколько килограммов документов, скопированных в военном архиве Германии, сейчас находятся в рогачевском музее «Лёс салдата», подразделении районного центра туризма и краеведения. Больше трех лет назад все это передал энтузиаст–историк, гуманитарий, бывший начальник полиции Гамбурга, ныне пенсионер Франц Массер. Дело было за малым — грамотно перевести, разобравшись в терминологии, сокращениях, названиях подразделений.


Директор центра Геннадий Титович упомянул о проблеме давно, когда я готовил публикацию о наших воздушных потерях в этих краях («В небе над Рогачевом», «СБ» за 24 февраля 2009 г.). Мы написали, что нужна помощь. Люди отозвались.


Что–то пытались переводить с помощью компьютерной программы (без большого успеха), что–то — вручную, с помощью энтузиастов. Какие–то куски мне пришлось перевести самому. Результат того стоит.


Самый активный добровольный помощник — гомельский пенсионер Юрий Жихарев. Недавно передал в Рогачев партию переводов. Кусок работы большой и интересный. Тем более что Жихарев сам застал войну еще ребенком — помнит, как ехали из эвакуации, разруху, сложенные на станциях трупы...


Переведенные и ожидающие перевода документы интересны, помимо прочего, тем, что именно на этом участке происходили знаковые события. Тут Красная Армия впервые перешла в наступление — еще летом 41–го, когда наши дела были совсем плохи, а о победах не мечтали. Войскам генерала Петровского удалось вернуть Жлобин и Рогачев, отвлекая немцев от наступления на Москву. Мемуаров и воспоминаний на этот счет много. Но до сих пор оставалось загадкой, что думал и предпринимал в тот момент противник.


«Полная паника. Атака невозможна...»


Среди вороха бумаг натыкаюсь на любопытнейший результат деятельности вражеской разведки. Сначала не понял — почему под немецким документом стоят славянские фамилии. Командир 61–й стрелковой дивизии Прищепа, начальник штаба Кувшинников... Потом дошло — да это же наш приказ, перевод! Как попал к противнику, остается догадываться. Дата — 13 июля 1941–го. Приказано в 3 ночи 14 июля форсировать Днепр и Друть, указаны места. То есть гитлеровцы все знали.


Как бы то ни было, удержать местность им не удалось. Собственно, немцы в эти дни непохожи сами на себя. Вместо обычных для начального отрезка войны отчетов о продвижении на восток, количестве взятых пленных и потерях неприятеля — приказы: «Остановить наступление противника и удерживать его с помощью артиллерии», «Захватить переправу через Друть» (ранее потерянную. — А.Н.).


Все это перемежается сетованиями на сильный артиллерийский огонь русских, тревожными докладами о замеченных советских танках и «шпионских группах», просьбами авиационной поддержки. Запись от 17 июля: «21.00. Продвижению мешает сильное противодействие противника. Большие потери в людях и материалах». (Примечательно, что конкретные данные о своих потерях немцы указывают редко.)


Ситуация меняется порой с частотой 15 минут: взяли населенный пункт — оставили населенный пункт — снова взяли — оставили... Запись от 18 июля: «19.00 — Противник после артналета взял Стренки. Командир 3 батальона мгновенно оценил положение и успел сжечь деревню, ничего не осталось. 20.00 — Вытеснили противника из н. п. Стренки...» 19 июля: «Сильный артогонь, огромные потери, боеприпасы кончаются. Не решен вопрос питания. Оставили Заполье».


Дальше вовсе что–то новое для «железного» вермахта. 28 июля: «05.55 — Сильный артиллерийский, минометный и автоматный огонь в Пересеке. Полная паника. Атака невозможна. 06.35 — Противник атакует».


В начале августа немцы собираются с силами для наступления. Эмоции прорываются на бумагу: «Всем стоять, держаться»... 15 августа: «В 7.55 Рогачев захвачен. В результате смелого броска целыми взяты мосты у города». 16 августа: «За 5 дней взято в плен 95 офицеров, 1 комиссар, 21.367 солдат и сержантов. Захвачено 201 орудие, 108 минометов, 5 самолетов, 1.085 лошадей, стрелковое оружие, 1 знамя... Потери противника убитыми и ранеными — предположительно 25 — 30 тысяч. Собственные потери (5.154 убитыми, ранеными и пропавшими) в сравнении с этими результатами представляются незначительными».


Стоит, впрочем, отметить, что эти цифры выглядят не слишком реально, — выходит, что только в плен попало едва ли не больше, чем участвовало в боях. Проверить достоверность — как раз задача для историков.


Поэты из штабов


1942 и 1943 годы для оккупантов прошли под знаком напряженного противостояния с партизанами. Свои операции гитлеровцы именуют с выдумкой. Вот кто–то из штабистов «сделал приятное» возлюбленной — назвал рейд «Урсула». Вот в ком–то взыграл сарказм: очередной выход карателей проходит под названием Freundschaft — «Дружба». А вот отметился любитель индейских романов Карла Мая, задумав план «Виннету»...


Партизаны, впрочем, демонстрируют большие успехи в боях с регулярными войсками, в том числе СС. Любопытно, с каким плохо скрываемым скепсисом немцы упоминают в своих отчетах полицейские части. 7 января 1943 года: «...Плотной цепью бандиты атаковали гарнизон в Горках. Захватили 13 человек и бургомистра, 22 винтовки и 3 ящика патронов. Предполагается предательство внутри гарнизона...»


В тот же день досталось и подразделению СС — паническое бегство уже не считается чем–то сверхъестественным. «...У Каменичей снова дошло до многочасового тяжелого боя. Причем к бандитам пришла поддержка из Городянки. Потери бандитов, по словам местного жителя, около 100 человек. Сами в Каменичах насчитали 45 трупов. После сворачивания нами операции — снова более сильный налет шайки. Паническое бегство предотвратить не удалось. Убита лошадь полевой кухни, сама кухня попала в руки бандитов».


Примечательно, что в донесении опять нет данных о собственных потерях (помимо лошади). Чем объясняется такая скромность — не совсем ясно. К примеру, в советских полковых журналах обычно указывались потери обеих сторон. Если же верить немецким, то, уничтожая и захватывая противника сотнями, за два года оккупанты потеряли несколько десятков человек.


Трагедия Рогачева


Конец 1943–го и начало 1944–го годов в документации знаменуются попытками взять ситуацию в руки с перерывами на откровенную панику. Красная Армия близко.


«Бандиты» не дают жизни. Большие силы отвлекаются на лесные операции. Охране частей и объектов приказано повысить бдительность. Местное население направляется на строительство укреплений.


Чем дальше — тем хуже. К концу февраля некогда сухой, канцелярский язык донесений обильно разбавлен эмоциональными оборотами вроде «упорство гренадеров», «несмотря на превосходство противника», «в героической борьбе»...


22 февраля 1944 года немецкие саперы получили приказ о разрушении Рогачева. Доставлена взрывчатка. Все аккуратно, по расписанию — начиная с утра 23 февраля в течение 48 часов город должен быть заминирован. В течение этого времени Рогачев необходимо удерживать, чтобы позволить войскам эвакуироваться.


Немцам, однако, пришлось поторопиться — двух суток Красная Армия не дала. Запротоколирована беседа с участием коменданта города и других офицеров, в которой обсуждается план уничтожения. (Кстати, при этом фигурирует некий оберлейтенант Каллиновский (Kallinowsky), без указания должности. Что за персонаж? Еще одна загадка.) 23 февраля в 19.20 — взорван мост через Друть. Разрушены железнодорожные стрелки. В 20.15 начат подрыв других построек, в 21.30 — завершен.


Рогачев освобожден 24 февраля 1944 года. Кстати, советские саперы рассказывали, что немногочисленные оставшиеся строения оказались заминированы мощными зарядами с 2–суточной задержкой. Некоторые сработали, но к тому времени люди покинули это место.


...Напоследок Титович показал мне немудреную схему, нарисованную немцами по памяти. Это план лагеря военнопленных, который располагался после войны на территории местной школы. Именно пленным пришлось восстанавливать железнодорожный мост через Друть. После они же отправились отстраивать уничтоженный в 1941 году «Гомсельмаш». Но это уже другая история.


Фото автора и архивное.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter