Детям, пострадавшим от сексуального насилия, защищать себя трудно. Считается, что они могут фантазировать, где–то промолчать из–за страха, стыда и недоверия. Или их могут подучить давать определенные показания. Еще три года назад Следственный комитет и Генеральная прокуратура взялись проанализировать практику расследования уголовных дел по сексуальному насилию над несовершеннолетними и пришли к выводу: эта категория дел нуждается в расширении круга средств доказывания. Именно поэтому Госкомитет судебных экспертиз по таким преступлениям начал проводить судебные психофизиологические экспертизы с полиграфом, заключения по которым стали признаваться доказательством в суде. Как проходят исследования, узнавали журналисты «СБ».
Пока психолог общается с ребенком, в соседней комнате за зеркалом-стеклом работают эксперты и следователь. Разговор с жертвой пишут видеокамеры.
Когда нет улик
Сексуальные злодеяния априори сложны в доказывании, отмечает начальник отдела психолого–физиологических исследований ГКСЭ Людмила Мун: «Такие действия в отношении детей часто не сопровождаются телесными повреждениями, совершаются без свидетелей, и у следствия остаются только слова ребенка против слов взрослого. И как раз проводимые нами опросы предположительно ставших жертвами насилия несовершеннолетних позволяют получить наиболее точную информацию. Начинается все с детской комнаты опроса».
Мы оказываемся в небольшом уютном помещении с мягкими светлыми диванчиками, игрушками, детскими книгами. Напротив диванов вместо стены — зеркало. За ним, в соседней комнате, находится официальный представитель ребенка, сотрудники правоохранительных органов, следователи, эксперты. Сначала малышу дают привыкнуть к новой для него обстановке, затем подводят к беседе о случившемся. Накануне, разумеется, специалисты изучают материалы дела, проверки. Сам опрос проходит по специальной технологии, основанной на признанных в мире научных исследованиях.
Разговор пишут две видеокамеры. Одна фиксирует общую картинку, чтобы не было сомнений, что специалист общался с ребенком наедине. Вторая берет его крупным планом, ведь мимика и реакция могут о многом рассказать. Такие показания обычно отличаются от тех, которые получает следователь: все же в комфортной обстановке с квалифицированным психологом детям легче говорить о пережитом. Кроме того, видеозапись приобщается к делу и дает возможность судье составить более полное представление от рассказа, а также не вызывать потерпевшего в суд и не травмировать детскую психику.
По опросам детей составляют тесты для проверки подозреваемого на полиграфе.
Эти опросы важны еще и потому, что по ним составляются тесты для проверки подозреваемого или обвиняемого на полиграфе. Однако эксперт–полиграфолог не оценивает достоверность их показаний, а выясняет, есть ли психофизиологические признаки сокрытия информации по определенным обстоятельствам дела. Причем для исключения ошибок выбирается оптимальное соотношение тестов по общепризнанным методикам. Ведь одна в отдельности может, к примеру, пропустить цель и оправдать виновного, вторая — обвинить невиновного. Людмила Мун привела пример: 16–летняя девочка говорила, что в 13 лет ее изнасиловал собственный отец. Он это отрицал. Ребенок в комнате опроса подробно рассказал, во что оба были одеты, где, когда и как все произошло. По полученным деталям были составлены тесты, а при тестировании родителя на полиграфе зафиксированы значимые физиологические реакции только на те проверочные стимулы, о которых говорила подросток. И такая картина почти по всем тестам, что подтверждало: обвиняемый знал об этих деталях и скрывал их. Закончилась история обвинительным приговором. Но почему, девочка призналась лишь спустя три года? «Ей не к кому было обратиться, — Людмила Мун поделилась наблюдениями. — Часто пережитое сексуальное насилие раскрывается лишь тогда, когда дети находят человека, которому могут довериться. Самые трагичные истории в моей практике связаны с предательством интересов ребенка матерями и другими родственниками. Представьте состояние подростка, оказавшегося жертвой одного члена семьи, когда остальные все знают и покрывают насильника. Полная безысходность».
Спасти обвиняемого
Другой, не менее важный результат судебных экспертиз с использованием полиграфа — получение оправдательных выводов. За прошедший год в Беларуси известны четыре истории, когда такое исследование говорило об отсутствии признаков сокрытия информации. В двух случаях экспертные заключения послужили одним из оснований для прекращения уголовного дела, в двух других — для отказа в его возбуждении. Вот пример: парень обвинялся в попытке изнасилования, и девочка–подросток красочно описывала произошедшее. Но результаты тестирования убеждали в обратном: обвиняемый описанных деталей не знал... Кстати, проблема ложных обвинений в сексуальном насилии была и остается актуальной во всем мире. Научные исследования показывают, что от общего числа лживых оговоров уровень тех, которые связаны якобы с жертвами–детьми, колеблется от 2 до 8 процентов и несколько выше в судебных семейных спорах о воспитании детей.
Что любопытно, выводы детектора лжи, как правило, приводятся с 98–процентной вероятностью. Если же система обсчета дает менее 85, то специалисты заключают: недостаточно оснований для надежности показателей. В мировой практике эта граница равна 75 процентам. Кстати, еще в 1958 — 1960 годах на семинарах ООН полиграфные проверки назвали нарушением прав человека, ведь их цель — узнать сокровенное. Впрочем, в ГКСЭ такие психофизиологические исследования — дело добровольное, и проводятся они исключительно с письменного согласия исследуемого.
...Теперь в «кресло правды» усаживаюсь я, аккурат на датчики движения. Они фиксируют любое изменение положения тела. Это один из параметров, который будет учитываться при общей оценке полученных полиграмм.
— Расслабьтесь, во время тестирования дышите спокойно, старайтесь не шевелиться. — Судмедэксперт–психолог Татьяна Вергун застегивает мне датчики верхнего и нижнего дыхания на груди и животе. На большой палец левой руки надевает датчик артериального давления. На пальцы правой — датчики, измеряющие потовыделение и кровенаполнение сосудов.
— Полиграф — очень чувствительный прибор, и как только человек попытается солгать, я это увижу. Ведь организм в таких случаях мгновенно среагирует на уровне инстинктов, поскольку для него это стресс... Людмила, сейчас я посмотрю, как ваше тело подстраивается под детектор лжи, как реагирует на раздражители. Внимание, хлопок! Реакция есть. Теперь спрошу, как вас зовут и буду предлагать имена. На все отвечайте «нет» — проверим, как вы лжете и как говорите правду.
После проверочного теста идут основные, длится процесс не менее двух часов. Но вот что интересно: ведь человек в это время может быть, скажем так, не в духе или с какими–то вопросами у него связаны личные переживания, не криминального характера. А поскольку аппарат анализирует физиологические реакции, то любая из них может быть ошибочно принята за попытку солгать? Татьяна Вергун объясняет, что все это учитывается: «Если я вижу, что опрашиваемый возбужден, излишне тревожен, нервозен и вернуть его в нормальное состояние сейчас невозможно, то экспертиза переносится на другой день. Или ситуация как у вас: на имя Наталья вы почему–то реагируете ярче, чем на собственное. Тогда я задам дополнительные вопросы, выясняя, с чем это может быть связано. Кроме того, каждый тест повторяется не менее трех раз и ведется видеозапись, которую позже дополнительно проанализируют. Это и многое другое позволяет исключить ошибки».
...К сожалению, у насильственных преступлений против детей довольно высокая латентность, и многое зависит от того, что делается для выявления таких фактов. Прежде всего семьей. Вероятно, помог бы и такой шаг: лишить вышедших на свободу педофилов возможности менять фамилию. А также оповещать об их освобождении окружение, ближайшие школы и детсады. Впрочем, действовать тут надо тонко, чтобы не порождать разного рода страшилки.
Можно ли обмануть полиграф?
В интернете много рекомендаций на этот счет. Предлагается, к примеру, абстрагироваться, выпить успокоительного. Особенно понравилось — «положить кнопку в ботинок или взять в руку иглу и время от времени делать себе больно». Эксперты уверяют, что читать о таких способах просто смешно, поскольку у полиграфолога всегда есть возможность выявить ложь и узнать то, что хранит память тестируемого. Стандартные бытовые попытки обмануть полиграф видны. Что до специально подготовленных товарищей, то это, признаются собеседницы, другой вопрос. Есть мнение, что запутать аппарат также под силу людям с психическими расстройствами. В ГКСЭ объяснили, что в комитете проводятся преимущественно комплексные экспертизы совместно с психиатрами, поэтому человека с психоотклонениями на детекторе лжи проверять попросту не будут.
Кстати
В научном сообществе давно дискутируют о допустимости использования исследований с полиграфом в качестве доказательства по делу, говорит Людмила Мун: «Высказываются сомнения в точности метода. Однако еще в 2001 году по заданию Института полиграфа министерства обороны США было проведено исследование работы полиграфа и дана оценка в сравнении с медицинскими и психологическими методами диагностики. Так вот, общая точность диагностики на детекторе лжи оказалась выше той, которую получают при помощи и ядерно–магнитного резонанса, и томографии, и УЗИ, и психотестов».
В ГКСЭ не исключают, что в дальнейшем белорусские судебные эксперты будут проводить исследования с полиграфом и по другим видам преступлений. К примеру, по ДТП, кражам, мошенничествам, самоубийствам, коррупции. В перспективе также услуги гражданам. Родители смогут, скажем, проверить, не подсели ли их чада на наркотики или алкоголь, а фирмы провести служебные расследования, скрининг кандидатов на вакантные должности.
gladkaya@sb.by
Советская Белоруссия № 14 (24896). Вторник, 26 января 2016
