Тюрьма — это наказание четырьмя стенами. Провести время здесь абсолютно негде, а значит, надо его как–то убивать. Сегодняшние заключенные в основном предпочитают использовать вынужденную изоляцию как возможность от души отдохнуть. Вдоволь насмотреться телевизор, почитать книги и даже выбрать для себя религию. Но есть и те, кто только здесь нашел время заняться творчеством. Чьи–то эксперименты вызовут у специалистов снисходительную улыбку, а чьим–то произведениям удивятся даже опытные мастера.
Алексей Жлобович возле картины, написанной убийцей.
Гродненская тюрьма — не исключение. В ее стенах можно увидеть немало интересного. Времена, когда тюремное искусство было целым пластом субкультуры, давно прошли. Уже никто не выбивает на плечах купола, не рисует карты, не жует сутками хлеб для поделок под пластик, не вырезает замысловатые шкатулки и не раскрашивает детальки для стеклянных рукояток ножей. Чифир, крепкий до жути чай, тоже никто не пьет. Вредно для здоровья. Хотя зеленый чай, богатый витаминами и микроэлементами, влет разметается с полок местной лавки.
В свободное время заключенные предпочитают смотреть телевизор, учат иностранные языки и читают русскую классику. Томики Достоевского и Толстого в местной библиотеке затерты куда сильнее, чем произведения Марининой или Донцовой. Многие увлекаются религией. Веру выбирают по собственному усмотрению. В тюрьме, помимо христиан, хватает свежеиспеченных адептов ислама, буддизма, есть и идолопоклонники.
Тюрьма — место для рецидивистов, на счету которых не одно особо тяжкое преступление. Тем удивительнее, когда в душе кого–нибудь из них рождается желание заняться творчеством. Заместитель начальника Гродненской тюрьмы по исправительному процессу Алексей Жлобович вспоминает, как 10 лет назад, когда он был еще штатным психологом, сюда перевели убийцу, осужденного к 25 годам в колонии. В тюрьму тот попал за то, что уже в местах лишения свободы, отбывая наказание, исхитрился убить другого заключенного. Да не просто убил, а со страшной жестокостью. Алексей Жлобович помнит подробности своего первого разговора с этим человеком:
Один из первых карандашных рисунков жестокого преступника
— Помню, как открыл его личное дело и онемел. А ведь нам с ним работать, и не один год. Что с таким делать? Вызываю к себе и пробую прощупать интерес хоть к чему–нибудь. «Может, ты рисовать будешь?» — спрашиваю. «Может, и буду — не пробовал», — отвечает. Дал ему карандаши, бумагу — и парень начал рисовать. Поначалу выходили страшные картинки. Он же, к слову, еще и сатанистом был. Постепенно перешел на нормальную живопись. Один из его первых карандашных рисунков до сих пор хранится здесь, в специальной папочке.
Сегодня живописный пейзаж кисти убийцы–рецидивиста украшает кабинет заместителя начальника тюрьмы. Написан он был уже в прошлом году. Парень стал частым гостем Гродненской тюрьмы. Глядя на это произведение, трудно поверить, что не только настоящий лес с разбегающимися по опушке тропинками, но и обычный городской газон он не видел вживую уже больше 10 лет. Практически не выходя за пределы тюремных стен, в камере–одиночке ему удалось самостоятельно развить свой талант. Для международного творческого конкурса, проходившего в Нидерландах, художник–заключенный написал картину в абстрактной манере.
Эта фигурка под пластик сделана из жеваного хлеба одним из заключенных
Еще один пример. Криминальный авторитет старой закалки, сидевший еще при Советах, решил заняться литературным творчеством. За сюжетом ходить далеко не пришлось. В основе его повествования — нехитрая история о том, как «сидельцы» стараются сделать все, чтобы перевестись из «зоны» в тубдиспансер, который им мнится чуть ли не санаторием. Для этого вгоняют шприцем в легкие жидкую губную помаду и сапожный крем, если уж не удалось тайком получить от больных передачу с настоящей туберкулезной палочкой. Натуралистичное повествование заканчивается словами: завещаю не совершать моих ошибок. К слову, его произведение в свое время заняло 2–е место в номинации «Проза» на республиканском конкурсе творчества заключенных. Автор получил в награду DVD–плеер. Сейчас надеется выйти на свободу и издать свою повесть.
Отдельный разговор — кулинария. Тюремные старожилы помнят рецепт новогоднего торта, который по неписаным правилам должен занимать весь камерный стол: метр на два. Для него за несколько месяцев до праздника собирали и сушили хлеб. Потом растирали в крошку, смешивали ее со сгущенкой и этим «кремом» промазывали слои печенья. Портиться там было нечему, поэтому ели это произведение искусства практически так же долго, как и готовили. К началу нынешнего века традиция стала угасать. За сохранение праздника уже выступило тюремное начальство, рассказывает Алексей Жлобович:
Особенности празднования тюремного Нового года
— Новый год любят все. Но не всем удается встретить его за семейным столом с бокалом шампанского. Наши подопечные из разряда таких людей. Были годы, когда они вообще не хотели отмечать этот праздник. Пришлось убеждать их, что в тюрьме жизнь не заканчивается. Это этап, который можно и нужно прожить по–человечески. Первое время даже заставляли встречать Новый год. А потом традиция прижилась. Заключенные готовят праздничный стол, украшают камеры: снежинки вырезают, мастерят самодельные елочки. Обитатели камеры, лучше всех украсившие стол и жизненное пространство, получают привилегии от администрации: разрешаем лишний раз домой позвонить или дополнительную передачу получить.
Есть в Гродненской тюрьме еще одна разновидность, как здесь говорят, контингента. Дети, ожидающие суда под арестом. Понятно, что применять такую меру пресечения к несовершеннолетним приходится в самом крайнем случае: если те совершили действительно тяжкие насильственные преступления. Поэтому администрации тюрьмы с ними приходится сложнее, чем со взрослыми рецидивистами. Постепенно ребята оттаивают. Берутся за ручки и карандаши, начинают петь и писать длинные письма. В тюрьме уверены: 60 процентов из них просто отчаянно нуждались во внимании взрослых.
czcz@onet.eu
Советская Белоруссия № 63 (24693). Пятница, 3 апреля 2015
