Подвиг без имени

О том, при каких обстоятельствах начался в августе 1985 года этот поиск, я подробно рассказал на страницах "СБ" летом минувшего года (см. "СБ" за 22 и 25 августа 2015 г.) в материале "Возложите цветы на небо", посвященном 9 летчикам 127-го истребительного полка, сложившим свои головы в смертельной схватке с врагом 22 июня 1941 года в небе Гродненщины. Среди них был и Петр Кузьмин.

Сначала о главном - о людях, благодаря которым подвиг Кузьмина не был забыт. Это брат Петра - авиатор, выпускник Вольской авиационно-технической школы Николай Александрович Кузьмин и легендарный исследователь истории ВВС, участник войны, член Комиссии по увековечению памяти погибших воинов Советского комитета ветеранов войны Соломон Семенович Верховский, благодаря самоотверженному, подвижническому труду которого были собраны архивные материалы на 1.207 авиаторов, совершивших 670 воздушных и 545 наземных таранов! Их многолетняя, воистину неутомимая борьба и настойчивость помогли пробить крепкие бюрократические стены запретов и надуманных тайн.

Сегодня мало кто знает, что документы о наших потерях в Великой Отечественной войне четверть века были засекречены и наглухо закрыты за дверями военного архива в Подольске. Да что там потери, даже праздник Победы стал по-настоящему праздником и впервые широко и торжественно был отмечен лишь через 20 лет после окончания войны - 9 Мая 1965 года. Это событие буквально всколыхнуло всю страну! Наконец-то расправили плечи участники войны: от Бреста до Владивостока впервые прошли встречи боевых побратимов полков и дивизий, повсеместно начали создаваться советы ветеранов частей, а в издательствах публиковаться воспоминания и мемуары творцов Победы, которых активно звали на телевидение, радушно приглашали в редакции газет и журналов. Правда, к сожалению, доселе неслыханная и достойная этих людей эйфория внимания со временем стала спадать - на самом верху вдруг показалось, что из уст ветеранов выплеснулось излишнее количество информации, к которой советский человек соответствующим образом не подготовлен. Получив отмашку, усиленно заработали соскучившиеся было по настоящему делу "секретчики": цензоры, литсотрудники, идеологи... Вновь заскрипели в обратном направлении приоткрытые двери архивов, оставляя лишь узкие щелочки - для избранных, допущенных и надежных.

В 1971 году на страницах "Военно-исторического журнала" в рубрике "Мастерство и героизм" появилась статья замполита 127-го истребительного полка подполковника в отставке Александра Проскурина "В первый день войны" о боевых действиях этого полка 

22 июня 41-го года с аэродрома "Лесище" в районе Гродно. Написана она на основании воспоминаний автора и, как следует из ссылок, - материалов Центрального архива МО СССР в Подольске, где и до сего дня хранятся документы 127-го иап. Но как говорится, не верь глазам своим и все подвергай сомнениям: она изобилует множеством существенных неточностей и фактами, которые не подтверждаются теми же архивными документами, на которые ссылается Проскурин. Приложились "секретчики" или постарался сам автор? К этой статье я еще вернусь и сейчас не об этом. Это была первая ласточка, первый подробный рассказ о летчиках 127-го полка в открытой печати. В закрытой, не для всех, действия полка анализировались и ранее, но до 1964 года (!) все научные исследования Министерства обороны о боевых действиях советской авиации в годы войны были под грифом "секретно"! Знаменитая директива генерального штаба № 6/154890 от 29.05.1964 г. грозный штамп "секретно" зачеркнула, заменив его на менее строгий, но опять же недоступный для большинства - "для служебного пользования", который оставался в силе вплоть до развала СССР! Кого и чего боялись?

К сожалению, статью Проскурина Николай Кузьмин прочитал лишь в самом конце 70-х годов. Почти 40 лет он не знал не только никаких подробностей о последнем бое брата, но и место его захоронения. Начал ходить по инстанциям. Но, увы, ничего конкретного так и не добился. Инстанциям было не до Кузьмина. Решил взяться за перо. Ответ из подольского архива был краток: "Согласно приказу № 118 от 12 июля 1941 г. по 127-му истребительному авиационному полку значится: исключить из списков части заместителя командира эскадрильи старшего лейтенанта Кузьмина Петра Александровича как погибшего в воздушном бою с противником 

22 июня 1941 г. в районе села Каменка юго-восточней 46 км, города Гродно БССР". Каменку на карте Щучинского района Николай Александрович нашел без проблем, но в статье Проскурина она не упоминается, а говорится о Лесище, которого в этом районе нет.

Как человек военный и понимающий, где можно найти ответы на его вопросы, он пишет в Щучинский райвоенкомат. Увы, началась длительная и нерезультативная переписка... Теряя терпение и надежду, Николай Кузьмин хватается за последнюю соломинку - пишет письмо председателю Каменского сельского Совета: "Понимаю, что дел у вас по горло, но все же прошу уделить внимание моей просьбе, ибо девиз "никто не забыт..." повелевает помнить погибших за свободу Родины. 16 июля 1981 года сотрудник Щучинского райвоенкомата майор Сергей Фомичев обращался к заведующей ВУС вашего сельсовета с просьбой сообщить, не помнит ли она сама или из разговоров жителей села о таком случае. Из бесед с оставшимися в живых его сослуживцами узнал, что его самолет разбился где-то около костела (Антониевский костел в Каменке. - Прим. авт.). Нельзя ли заинтересовать этим поиском следопытов Каменской средней школы? Его самоотверженная битва и достойная гибель взывает к памяти. Грешно забыть защищавших наше светлое небо".

И надо сказать, Николай Александрович попал в самую точку: учителя и ребята из Каменской школы окажутся молодцами - откликнутся! Но это будет чуть позже. Честно сказать, неизвестно, чем бы закончилась вся эта поисковая история, если бы в дело не вступила "тяжелая артиллерия для бюрократов" - неугомонный Соломон Верховский. В 1981 году он пошел по московским редакциям, где его не очень-то ждали, и все же на страницах журнала "Молодой коммунист" опубликовал статью "Тараны первого военного дня", где рассказал и о подвиге Кузьмина в небе над Каменкой, за который летчик-герой был представлен к награде. После этого словно прорвало, в "атаку" за память о летчике-герое поднялись, взбудоражив всю страну, его статьи "Иду на таран!", "Красные соколы сорок первого", "Огнем полыхала небес глубина" в газете "Известия", "Летчик из Светловской баллады" в "Красной Звезде", "Герои воздушных таранов" в журнале "Авиация и космонавтика"... В редакции в адрес Соломона Верховского посыпались письма от однополчан Кузьмина, откликнулись очевидцы его подвига и люди, которые хоронили отважного летчика. Ребята из клуба "Красные следопыты" Каменской средней школы связались с односельчанами, одноклассниками и родными Кузьмина, с директором Новоспасского краеведческого музея Ульяновской области Марией Гордеевой, которая с 1983 года собирала материалы о своем легендарном земляке Петре Кузьмине. Нашли и место, где располагался аэродром, - у деревни Прудцы в урочище Лесище. Со временем и в музее Каменской школы, у истоков которого стоял бессменный, на протяжении 30 лет, ее директор Василий Адамович Витковский, появился уголок, посвященный Кузьмину. Тогда же возникла идея установить в Каменке обелиск. К делу достойного увековечения памяти легендарного летчика с ходатайством о его награждении подключился Совет ветеранов 3-й армии во главе с его председателем - легендарным генералом Владимиром Грузенбергом. Но в перестроечные годы многое (и не только работа по увековечению погибших воинов) остановилось.

Изучая архивы 127-го иап и документы Петра Кузьмина, встречаясь с его однополчанами, читая сохранившуюся переписку с воспоминаниями о нем, я пытался понять, почему из сотен тысяч летчиков, участвовавших в Великой Отечественной, история выбрала именно этого парня - из простой бедной крестьянской семьи. Выражение "парень от сохи" в данном случае как никогда уместно. Для родившегося 16 августа 1908 года в селе Репьевка Сызранского уезда Сибирской губернии Петра будущее, как казалось, было предопределено: плуг, земля-кормилица, обильно политый потом хлебушек... Незавидная, полная лишений и тяжкого труда, крестьянская доля. В едва сводившим концы с концами хозяйстве Александра Ивановича и Пелагеи Михайловны Кузьминых с надеждой и радостью смотрели на своего первенца. Мужские руки на деревне всегда были в особой цене. И Петя не обманул ожидания своих родителей. Сызмальства не чурался никакой работы, рос, соседям на зависть, трудолюбивым, отзывчивым, заботливым пареньком. Подрастали и помощники: братья – Михаил и Николай, сестра Елизавета. Жили тяжко, голодно, но весело. Александр Иванович играл на гармони, прекрасно пел. Не отставала от мужа и жена, музыкально одаренными, с отличным слухом были и дети.  Лучшие музыканты и плясуны – это Кузьмины, об этом в округе знали все. 

В октябре 1915 года Петю отвели в школу. Мир знаний буквально очаровал его. В третьем классе Петя сделал деревянный самолет, который возили в райцентр - на выставку. Он уже тогда заболел небом, но оно было так далеко и так недосягаемо! Учиться в школе ему довелось всего 3 года. В мае восемнадцатого его отцу предложили переехать на отдаленный хутор Мантуровский, где его ждал солидный участок пашни. Земля! Этот аргумент для крестьянской семьи перевесил все остальное - Кузьмины тронулись в дорогу.

Больше всех расстроилась от этого известия учительница Петра Ксения Ивановна Городнова, которая прочила Петру большое будущее. На память решили сфотографироваться всем классом. У Петра на том снимке в руках гармонь. И это не для красоты композиции. Одаренный 10-летний ребенок на зависть взрослым великолепно играл на этом инструменте. Выучился сам, без учителей и музыкальной школы! К этому стоит добавить, что маленький Петя еще и прекрасно рисовал!

На хуторе обживались с нуля, работы - невпроворот. С первых лучей и до заката солнца, и так изо дня в день 12 лет Петр отработал в хозяйстве отца. О школе пришлось забыть, до нее было очень далеко - пешком не дойдешь... Но тяга к знаниям, если она, конечно, есть - великая сила! Петя учился сам, по ночам, днем времени не хватало. С жадностью буквально глотал книгу за книгой, которые с трудом доставал в райцентре, получая гневный нагоняй от отца за сожженные за ночь свечи. И все же главным была работа. Сеяли вручную, пахали сохой, убирали серпом и косой, молотили тоже вручную - цепом. Рук не хватало, помогали дед Петр и бабушка Лиза. С трудом пережили страшную засуху и голод в Поволжье, унесший сотни тысяч жизней. Титаническими усилиями, кровавыми мозолями Кузьмины одними из первых среди односельчан-бедняков выбились в середняки. Но тут грянула коллективизация... Одними из первых они вступили и в колхоз.

Мечта о небе, о профессии летчика с каждым годом казалась Петру все более и более недостижимой. В ноябре 1930 года его призвали в армию. Он слезно просился в авиацию, но попал в пехоту, в полковую школу при 102-м стрелковом полку, который квартировал в Куйбышеве. С первых дней закаленный крестьянским трудом юноша зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны. Его командиры были крайне удивлены грамотностью и начитанностью курсанта, имеющего за плечами всего 3 класса образования. Вызывали восхищение и его музыкальные таланты, и умение рисовать. Словом, пришелся Петр Кузьмин, как говорится, ко двору, о чем и уведомил Александра Ивановича благодарственным письмом за отличное воспитание сына начальник школы. В 102-м полку, после окончания школы, его назначили командиром отделения - в петлицах появилось по два треугольника, а в январе 1932-го и вовсе оказали неслыханное по тем временем для младшего командира доверие - приняли кандидатом в члены ВКП(б)!

Петр страстно хотел учиться, но разнарядки в летные школы не было, а к пехотным душа не лежала. Командование пошло навстречу и в 1932 году отпустило  его в долгосрочный отпуск – для обучения в гражданском вузе. Его уровень подготовки позволил поступить сразу же на 3-й курс рабфака Агролесомелиоративного института в городке  Бузулуке. Но, увы, через 3 месяца его закрыли. Перевелся на 3 курс рабфака при Планово-экономическом институте в Куйбышеве. Через пару лет в народное хозяйство прибыл бы еще один толковый бухгалтер-экономист. С мечтой стать летчиком он уже распрощался, но небо продолжало тревожить сердце, продолжало звать к себе. И вдруг у него появился шанс: ЦК ВКП(б) принял постановление об улучшении состава курсантов, принимаемых в летные военные школы. В 1931 году был проведен первый спецнабор: сотни коммунистов сели за штурвал самолета. Узнав об очередном, Петр бросился в партком. На его удачу, Средневолжский крайком ВКП(б) получил задачу обеспечить набор коммунистов для только что сформированной на подотчетной им территории, в Энгельсе Саратовской области, 14-й военной школы летчиков.

Так вот счастливо сошлись звезды, и наконец-то сбылась детская мечта Пети Кузьмина: 14 августа 1933 года он стал курсантом школы пилотов. Лучшего подарка к 25-летию и не придумаешь! Крепко сбитого, с двумя треугольниками в петлицах командира отделения, имевшего за плечами 2 года службы в РККА, встретили, что называется, с распростертыми объятиями: доверили исполнять обязанности помощника командира взвода!

Уже первые полеты на учебном У-2 показали, что в небо он рвался не зря - оно очень быстро признало его своим. Родителям Петра вновь полетели благодарственные письма - теперь от командования авиашколы. И не только за учебу. Он и здесь активно участвует в общественной жизни, солирует в оркестре, оформляет наглядную агитацию. 

Все курсанты Энгельской школы мечтали стать истребителями, но для этого надо было освоить капризный, очень сложный в пилотировании биплан Р-1 – копию британского Де Хевилленд Д.Х. 9А, фактически первый советский боевой самолет. Большинству курсантов «оседлать» его не удавалось, и они продолжали обучение на более простом самолете Р-5, после которого выпускались пилотами легкобомбардировочной, штурмовой или разведывательной авиации. Кузьмин сначала за 46 полетов (норма 70 полетов) «приручил» вреднющего Р-1, а затем всего за 11  покладистого Р-5 и был допущен в когорту счастливчиков -- осваивать истребитель полутораплан И-3 образца 1928-го года! Учебной спарки не было, поэтому Петр сразу же вылетел самостоятельно. За 46 полетов успешно прошел первоначальную программу обучения и по окончании школы заслужил направление в истребительную авиацию. Мало того. Как одного из лучших выпускников (средний балл аттестата – 4,7), лейтенанта Кузьмина направляют не в строевую часть, а в самую передовую на тот момент Борисоглебскую 2-ю Краснознаменную школу летчиков-истребителей,  для освоения в качестве слушателя истребителя И-16 с целью дальнейшего использования в скоростной истребительной авиации.

Надо сказать, что лучший по тем временам истребитель И-16 был норовистым, сложным в пилотировании самолетом. В угоду сверх манёвренности конструктор Николай Поликарпов сделал его неустойчивым, с задней центровкой. Необычно юркий и вертлявый он все время стремился сбросить с себя «седока», не давая летчику расслабиться от взлета до посадки, во время которой мог неожиданно «взбрыкнуть» - резко развернуться или вовсе лечь на спину, сделав полный капот  с ударом незадачливого летуна, что называется затылком о землю. Словом, не для середнячка был самолет. Кстати, абсолютно все самолеты, на которых довелось летать Кузьмину  с 1933 по 1941 год, принадлежали руке «короля истребителей», талантливейшему  советскому авиаконструктору, сыну епископа, выпускнику духовной семинарии Николаю Николаевичу Поликарпову, вознагражденному за его труд «великим» Сталиным тюрьмой, чудом не состоявшимся расстрелом, 10 годами лагерей (условно), а потом, незадолго до преждевременной смерти, премиями, званиями, наградами... Но потерянного здоровья это ему, увы, не вернуло.

Во 2-й истребительной эскадрилье Борисоглебской авиашколы лейтенант Кузьмин сначала освоил поликарповский истребитель – полутораплан И-5, на котором не только летал  на пилотаж и воздушный бой, но и на «хорошо» и «отлично» отстрелялся по наземным целям. Лишь после этого был допущен к И-16.К счастью, у этого грозного «ишачка», как звали самолет за невиданное упрямство, был учебный вариант – двухместная спарка УТИ-2. На ней и начали «катать» нашего Петра: 59 вывозных и 24 контрольных полета! Зато вылетел на И-16 самостоятельно он без  всяких проблем. Как оказалось, не так страшен черт, как его малюют! Всего 12 самостоятельных полетов на  пилотаж в зоне оказалось достаточно, чтобы его командир эскадрильи доложил о готовности слушателя лейтенанта Кузьмина к выпуску из школы и  его годности для прохождения дальнейшей службы в скоростной истребительной авиации на самолетах И-16. Хотя стоп. Это еще не все. В Борисоглебской авиашколе  тогда работал специалист известный на все ВВС страны, который запросто мог поставить жирный крест на судьбе  любого летчика попавшего в его жесткие «лапы».  Это начальник психофизиологической лаборатории военврач II ранга А. Архангельский. Он разработал уникальные методики и тренажеры, за которые был даже награжден орденом. Прошел Кузьмин и Архангельского, и его «пыточную», и барокамеру, прошел с хорошими результатами и выводами: «распределение внимания – выше среднего, реакция – быстрая, глазомер глубины – хороший…». 

4 ноября 1937 года он выпускается из 2-й школы летчиков-истребителей и аттестуется на должность младшего летчика в скоростную истребительную авиацию на самолет И-16 и получает назначения в 31-ю отдельную истребительную эскадрилью на Дальний Восток.  На советско-японской границе было тревожно, обстановка обострялась там с каждым днем, поэтому направляли в ВВС Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии самых лучших. 

В авиационную часть, располагавшуюся у станции Уссури, недалеко от г.Лесозаводск, в Приморье, лейтенант Кузьмин прибыл хорошо подготовленным по тем временам  военным летчиком. За плечами 4 года учебы (3 – в Энгельсе и 1 – в Борисоглебске). Столько учили в советских высших летных авиаучилищах в 80-х годах минувшего столетия. Освоены самолеты У-2, Р-1, Р-5, И-3, И-5, УТИ-2, И-16 с налетом в 104 часа. 

В Уссури его ждал не очень приятный сюрприз: на вооружении 31-й эскадрильи состояли полуторапланы И-15, а не И-16! Но как говорили летчики тех времен:  кто освоил «ишачок», полетит и на бревне! Тем более И-15 был создан на базе И-5, на котором Кузьмин летал в Борисоглебске. Без проблем Петр вошел в строй и занял свое место в боевом расчете звена одного из отрядов 31-й эскадрильи, которой командовал опытный летчик капитан Петр Ганичев.

Не прошло и года, как Петру Кузьмину пришлось принять участие в реальных, а не учебных боях. На базе его эскадрильи впопыхах сформировали 48-й истребительный полк, который начал получать на вооружение модернизированные И-15 бис и был срочно переброшен к границе, на полевой аэродром "Заимка Филипповского". 48-й иап должен был стать основой авиационной группировки созданного 1 июля 1938 года Краснознаменного Дальневосточного фронта. Все это делалось в ответ на непрекращающиеся провокации японской военщины, которые привели к ожесточенному боевому столкновению в районе озера Хасан. Наши сухопутные войска действовали крайне неудачно и неумело. Причиной тому были массовые репрессии, кровавым катком прокатившиеся по Дальнему Востоку. Многими частями и подразделениями просто командовать было некому! Сплошные "временно исполняющие" и "временно допущенные"!

НКВД всюду мерещились изменники и японские шпионы. Доразоблачались и дорасстреливались до такого умопомрачения, что 13 июня 1939 года сбежал к тем самым японцам прима дирижер и организатор "чистки", главный чекист всего Дальнего Востока - начальник местного Управления НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант!) Генрих Люшков!

Обескровленная беспощадными репрессиями, плохо обученная, без опытных командиров армия атаковала, истекала кровью, но сбросить японцев с захваченных ими высот Безымянная и Заозерная не могла.

1 августа по приказу командующего фронтом Маршала Советского Союза Блюхера в дело вступила авиация, которой руководил знаменитый летчик Герой Советского Союза комбриг Павел Рычагов (будущий начальник ВВС РККА). Все подразделения истребительной авиации, а кроме 48-го иап это были эскадрильи от 40-го иап и 10-го сап, Рычагов доверил командиру 48-го иап капитану (!) Петру Ганичеву! Больше было некому - репрессии буквально выкосили руксостав ВВС! Группу из 36 истребителей И-15 в первом вылете возглавил лично Ганичев. В нем участвовал и Петр Кузьмин. Наши летчики щедро угостили японцев пулеметным огнем и  мелкими осколочными бомбами. Через полтора часа атаковали еще раз. Следующие 3 дня не летали – туман намертво приковал наших авиаторов к земле. Наступил решающий день сражения – 6 августа. С утра вновь сложные метеоусловиях – в одних местах густой туман, в других - низкая облачность с нижней кромкой всего в 50-60 метров. Наступление откладывалось. В Москве, крупнейший стратег в области применения авиации Иосиф Сталин буквально рвал и метал: «Что значит какая-то облачность для большевистской авиации, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины!».

Кузьмин  вместе с боевыми товарищами нанес первый штурмовой удар по позициям японцев только после 16 часов. В массированной атаке участвовало 250 истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Налеты нашей авиации продолжались до 10 августа. Истребители  на И-15 и И-15 бис  совершили 534 боевых вылета. Из них 10 на счету Петра Кузьмина.

Ценой огромных потерь, о которых советский народ и не догадывался, враг был отброшен, авантюра японских горе-стратегов провалилась. Засекреченная на многие годы правда нашей победы такова: 960 погибших и пропавших без вести, 2.752 раненых. По итогам конфликта целый ряд военных снимут с должностей и репрессируют, командующего Дальневосточным фронтом маршала Блюхера арестуют, он умрет во время следствия.

Лейтенанта Петра Кузьмина удостоят высокой награды - ордена Красного Знамени, станет он и обладателем специального знака "Участнику боев у озера Хасан" (его вручат всего 3.481 человеку из 15 тысяч воевавших военнослужащих и пограничников!), получит он и повышение - должность начальника связи 4-й эскадрильи 48-го иап. Командира его полка Петра Ганичева наградят орденом Ленина, повысят в звании до майора и назначат командиром истребительной авиабригады. Судьба сведет их вновь - в Белоруссии, где они и погибнут в один день - 22 июня 1941 года...

4-я эскадрилья 48-го иап под командованием старшего лейтенанта Кулинича по итогам 1939 года была признана лучшей в ВВС 1-й Особой Краснознаменной армии Дальневосточного фронта и получила переходящее Почетное Красное Знамя Военного Совета фронта, а  ее командир и военком премированы. В это время разразился очередной конфликт, на этот раз с Финляндией, который  неожиданно принял затяжной, кровавый характер. По всей стране стали спешно искать подразделения и части ВВС, которые были способны усилить крайне неудачно воюющих «сталинских соколов». Не случайно,  что выбор пал на  4-ю аэ 48-го полка, которая освоила новейший по тем временам истребитель И-153 М-62 «Чайка»- последний из семейства полуторапланов Николая Поликарпова.

Сохранилось письмо Петра Кузьмина родным от 20.02.1940 г., где он пишет, что 3 февраля он выехал с Дальнего Востока, 16 февраля прибыл в Ленинград, а в ночь на 17 выехал в Петрозаводск: «… теперь нахожусь от Петрозаводска км. 100. Работаем с одного озера (оз.Суо-Ярви. – Прим. авт.). Постоянно перебазируемся…». Что интересно, автору этих строк вместе с сослуживцами в 1980-м году довелось повторить маршрут Кузьмина от Ленинграда до Владивостока. В общем вагоне пассажирского поезда и тоже 14 суток – ничего не изменилось!

16 истребителей И-153 эскадрильи дальневосточников влились в состав главной ударной силы ВВС 8-й армии, которыми руководил Герой Советского Союза комбриг Иван Копец, в 72-й смешанный авиаполк. В тот момент полк лихорадило, он нес неоправданные небоевые потери. По докладу чекистов был снят с должности командир полка. Его сменил опытный летчик – полковник Андрей Таюрский.

Не давать финнам свободно перемещаться по шоссейным и железным дорогам, «загнать их в угол» - это была одна из главных задач, которую ставил перед летчиками комбриг Копец. И в этом преуспел Кузьмин: в одном из первых вылетов на « охоту»  он перехватил, обстрелял и заставил остановиться финский эшелон. Действуя в сложнейших метеоусловиях, 4-я аэ не уронила звание лучшей эскадрильи Дальнего Востока.17 успешных боевых вылетов на разведку и штурмовку войск противника совершил командир звена старший лейтенант Петр Кузьмин. Но всего через три недели война закончилась. И как написано в документах «за доблесть и геройство в борьбе с белофиннами» он награжден медалью «За боевые заслуги»». Эта награда еще раз подтвердила, что в выборе профессии он не ошибся и состоялся как умелый, воздушный боец.