В Беларуси будут проводить новые экспертизы

— Приведу цифры. К 2002 году, когда ее переподчинили государственной службе медицинских судебных экспертиз, на всю страну было всего 32 судебных психиатра (причем многие из них совмещали эту работу с клинической) и семь судебных психологов. Сейчас в комитете таких экспертов около 200. Количество экспертиз за это время тоже увеличилось почти в четыре раза, только в прошлом году их было проведено около 30 тысяч. Повторные исследования единичны. К примеру, с начала этого года в Беларуси повторно проводилось всего пять экспертиз по судебной психиатрии и не было ни одной с измененными выводами. Все это говорит о качестве работы экспертов и их востребованности со стороны следствия, судов.

Экспертизы проводим разные. Одна из достаточно сложных — так называемая посмертная экспертиза. Это когда человек что–то кому–то подарил, затем умер или заболел и эксперт, составляя заключение, использует материалы дел и показания сторон. Материалов часто не хватает, а показания при оспаривании завещания, как правило, противоречивы. Мы предлагали выход: чтобы не доводить такие решения до судов и упростить задачу и наследникам, и экспертам, и судам, проводить судебно–психиатрическую экспертизу еще при заключении сделки, подписании завещания. Заключение эксперта нельзя будет обжаловать, и суды его признают. Возможно, этот вопрос следует решать на законодательном уровне.

— И прежде всего на международном уровне. Что мы и делаем. Такова специфика работы. Ведь эти экспертизы и исследования сами по себе достаточно сложные, поскольку человек — не машина, которую можно разобрать и изучить изнутри. Поэтому, общаясь и обучаясь, берем лучшее, адаптируем под себя и, вырабатывая свои методические подходы, развиваем новые направления. К примеру, психофизиологические исследования. Этот отдел появился лишь прошлой зимой и очень быстро стал востребованным у правоохранительных органов при раскрытии преступлений сексуального характера в отношении детей. В отделе создана специальная комната опроса, где подготовленные специалисты создают условия, чтобы помочь детям раскрыться, и стараются получить от них информацию. Эти данные ложатся в основу экспертизы, которая может помочь изобличить преступника или оправдать невиновного.

— Все верно. После общения с ребенком и анализа полученных данных, а также изучения материалов дела сотрудник готовит индивидуальные тесты и с их помощью на полиграфе проверяет подозреваемого. Причем результаты принимаются судом как доказательство.

— Такие запросы от правоохранительных органов действительно поступают, и в будущем мы планируем вести аналогичную работу по другим видам злодеяний. Практический опыт уже нарабатывается, что–то берем, к примеру, у российских коллег. В Беларуси ведь подобных экспертиз до прошлого года не делали, и нам изначально было трудно даже подобрать специалистов. Их нужно было учить: в Москве, Ростове–на–Дону. Скоро сотрудники снова поедут на повышение квалификации. Опять же, новый вид экспертиз — это новое оборудование, кадры. Только подготовка полиграфологов обошлась комитету в 900 миллионов рублей. Кстати, в последующем также хотим ввести услугу использования детектора лжи (для физических и юридических лиц) для предупреждения коррупционных проявлений.

— В общем, да. Используя такой метод, можно выявить склонности человека. Мы, к примеру, своим будущим работникам предлагаем пройти психологическое тестирование и узнаем, почему они выбрали именно эту профессию? Ведь здесь, сразу скажу, не романтика — тяжелый труд, к которому нужно быть готовыми. Потому и отбираем людей с соответствующими моральными, деловыми, профессиональными качествами.

— Судить не берусь. Однако, скорее всего, они просто окончили курсы. А этого недостаточно. Чтобы получить максимально верные выводы, следует вложиться и в подготовку сотрудников, и в оборудование, и в создание эффективных методик. Мы хотим, чтобы наши результаты были методически, научно обоснованы и не вызывали сомнений. Нужно не просто дать информацию к размышлению, а подготовить заключение, которое ляжет в основу доказательной базы.

— Грамотные специалисты — это основа. Серьезные эксперты, у которых обучались наши сотрудники, говорят, что полиграф можно использовать с высокой степенью вероятности. Хотя стопроцентного результата вам не даст ни одно исследование. Всегда есть определенные отклонения, ведь это работа человека с человеком. К тому же порой сложно вывести на чистую воду того, кто прошел спецподготовку и владеет определенными методиками. Однако подходы постоянно совершенствуются, все мы стремимся к стопроцентной доказательной базе.

— Мы уже работаем над тем, чтобы в скором времени проводить в стране комплексную психолого–лингвистическую экспертизу. Со следующего года наши сотрудники будут обучаться этому направлению в России, где есть достаточно серьезные наработки. Появление у нас своих лингвистов и психологов узкой специализации позволит, к примеру, изучив печатные издания, телефонные переговоры, видеозаписи, сказать, есть ли в них предпосылки к экстремизму. Речь про анализ лингвистических и психологических смыслов в общении. Также будем развивать и сексологические экспертизы. Кстати, сексологи, которых мы тоже обучали, вступили в должности буквально месяца три назад. Изучаем и вопрос применения принудительных мер безопасности и лечения в отношении страдающих психическими заболеваниями.

— Кстати, в этой связи возникают некоторые сложности в дифференциальной диагностике. Когда к нам привозят человека, мы не знаем, находился ли он в момент совершения преступления в наркотическом опьянении. А эксперту нужно определить, поведение подозреваемого было связано с действием наркотиков или имеется психическое расстройство. Как вы понимаете, сами подэкспертные правду стараются скрыть. Поэтому клинические и судебные психиатры решили выработать некий алгоритм возможностей определения таких состояний. И эта работа уже ведется.

— Мужчины. В основном хищения, кражи. Вообще же, преступников гораздо больше среди здоровых людей, нежели среди больных. По статистике, независимо от расы, национальности, уровня жизни в любом обществе около 10 процентов людей с психическим расстройством... В прошлом году мы провели почти 30 тысяч психиатрических экспертиз, из них по уголовным делам невменяемыми были признаны только 1,7 процента подозреваемых. В России этот показатель составляет от 8 до 10 процентов, в Украине — 13 — 18.

— Комментировать ход экспертизы не могу. Скажу только, что, когда проводили первую, претензий к ее качеству не было ни у прокуратуры, ни у суда. Однако с учетом резонанса Генеральная прокуратура в порядке надзора инициировала еще одну экспертизу. К ее выполнению, кроме наших специалистов, привлечены коллеги из клинической психиатрии. Работа еще ведется. Кстати, вменяем человек или нет, решает суд, основываясь на наших выводах.

Или взять ситуации, когда матери убивают своих маленьких детей. Окружение таких людей, да и они сами, не должно быть пассивным, заметив некие изменения в поведении. Не все нужно списывать на депрессию, усталость, личные проблемы... В нашем обществе, к сожалению, не принято обращаться с проблемами к психологу, психиатру. В итоге состояние ухудшается и в какой–то момент случается острый психоз. Сейчас медицина настолько сильна, что можно безболезненно скорректировать начинающиеся изменения. Главное — вовремя обратиться.

— Сама по себе депрессия может возникать у многих, а со временем — перейти в послеродовый психоз. Иногда это бурные вспышки сразу после родов, иногда позже. И если подозреваемая находилась в послеродовом психозе, скорее всего, будет признана невменяемой и ей назначат лечение.

— Это отклонения. Педофилы понимают, что делают. Кстати, в Америке к этим людям подходят жестко. К примеру, назначают сроки от 20 лет и до пожизненного заключения, по освобождении соседям, ближайшему окружению и так далее обязательно сообщается, что это за человек. Может быть, со временем мы тоже к этому придем. Пока же в Беларуси так не принято. Хотя педофил просто меняет место жительства, фамилию и продолжает свое дело. Выделить их из толпы сложно, с виду это обычные люди. Да, многие говорят о химической кастрации (в России, кстати, уже начали готовить соответствующую законодательную базу), однако она влияет лишь на гормональный уровень и от психологической зависимости не освобождает. Впрочем, над этой проблемой ломают голову во всем мире. Так что и нам есть куда развиваться. Тем более что новые вызовы требуют от экспертов поиска новых путей решения, и в комитете такие возможности теперь есть.

gladkaya@sb.by

Экспертные службы есть в Министерстве юстиции, МВД, здравоохранении, рассказывает замначальника ФБУ Южный региональный центр судебной экспертизы Минюста России Сергей Шипшин: «Нам интересно, как же строится работа в ГКСЭ, когда все специалисты собраны в общем–то под одной крышей. Любопытен опыт Беларуси по комплексным психолого–психиатрическим экспертизам. Лично меня привлекает то, что решаются не только сугубо экспертные задачи, это еще и помощь следствию при опросе детей — жертв преступлений. И, как я успел убедиться, белорусские коллеги работают в этом направлении очень успешно. Кстати, у нас достаточно интенсивно развивается психолого–лингвистическая экспертиза. Потребность в таких исследованиях высока в связи с ростом преступлений экстремистской направленности. И мы готовы делиться этим опытом с белорусскими экспертами».

Судебно–психиатрическая служба и служба судебной медицины подчинены Минздраву, остальные экспертные подразделения — Минюсту. Директор Государственной службы судебной психиатрии при Министерстве здравоохранения Литвы Вайва Мартинкене уверена, что, несмотря на разное законодательство, странам полезно обмениваться опытом: «Это позволит повышать качество экспертных исследований. Нам, к примеру, интересно, как в Беларуси проводят исследования с полиграфом, поскольку мы этого не делаем. Также полезны мнения коллег в вопросах оценки дееспособности человека. Да и в целом хотелось бы больше знать о достижениях судебных психиатров вашей страны».

Вся государственная психиатрия относится к здравоохранению, даже психиатрическое отделение в тюрьме, рассказывает замдиректора Центра психического здоровья Иерусалима, секретарь общества судебных психиатров Израиля Игорь Бараш: «У нас нет экспертов–психиатров, экспертизу проводят психиатры–клиницисты. Однако, помимо госэкспертизы, в стране возможна и частная практика как в гражданском, так и в уголовном праве. То есть специалист может подавать свою экспертизу в суд, который решает, рассматривать ее или нет... Что касается терактов, которых у нас хватает: если суд назначил экспертизу, мы стараемся понять, в какой степени действия человека были связаны с болезнью, а в какой с идеологией. Сейчас делаем все возможное, чтобы не смешивать идеологию и психиатрию и не вводить психиатризацию в криминалистику. Используем и полиграф, но эти данные тоже необязательны в судебном процессе. К примеру, у нас было дело, связанное с сексуальными домогательствами в полиции, и обвиняемый сам представил результаты такого исследования».

Советская Белоруссия № 244 (24874). Четверг, 17 декабря 2015