Генадзь Кiсялёў. Выбранае. Мiнск, Беларуская навука, 2016.
Калiсьцi некаторыя кнiгi серыi «Беларускi кнiгазбор» рэдагаваў слынны навуковец Генадзь Кiсялёў. Сёлета ў серыi выйшаў зборнiк ягонага выбранага — у год, калi аўтару споўнiлася б 85, але ўжо восем гадоў, як ён спачывае на Кальварыйскiх могiлках. Кальварыя — месца пахавання беларускай элiты дзевятнаццатага стагоддзя. Генадзь Васiльевiч найбольш i заглыбляўся ў тую эпоху, дзе жылi ягоныя героi: Ян Чачот i Францiшак Багушэвiч, Дунiн–Марцiнкевiч i Янка Лучына...
Генадзь Кiсялёў для мяне такая ж знакавая фiгура, як i Уладзiмiр Мулявiн: абодва расiяне (Кiсялёў нарадзiўся ў Каломне), для абодвух беларуская культура стала роднай, дарагой, абодва змаглi адкрыць вочы на яе багацце самiм беларусам. Мулявiн аднаўляў цудоўныя народныя песнi, Кiсялёў — рукапiсы i iмёны. Ён адшукаў iмя аўтара паэмы «Тарас на Парнасе», даследаваў аўтарства «Энеiды навыварат»... I гэтыя лiтаратуразнаўчыя дэтэктывы — «Загадка беларускай Энеiды», «Адшукваецца класiк» дый iншыя даследаваннi чытаюцца як самае захапляльнае чытво. Паспрабуйце, не пашкадуеце! Нездарма сябрам Генадзя Кiсялёва быў Уладзiмiр Караткевiч, якi шмат каларытных дэталяў i фактаў для сваiх твораў даведаўся ад Генадзя Васiльевiча.
Чарльз Буковски. Из блокнота в винных пятнах. Москва, Издательство «Э», 2016.
Говорят, в адресной книге напротив фамилии Буковски значится «Не советуем». Впрочем, известный скандалист не стал бы классиком, если бы, кроме эпатажа и табуированных выражений, ничего не мог предъявить. Кстати, насчет выражений: на обложке не зря стоит рейтинг 18+. Книга необычна тем, что в ней собраны рассуждения Буковски о литературе. Там много действительно точного и серьезного, но спрятано оно за жутчайшим стебом типа «бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика». У автора есть имидж, за который он упорно держится: «буйного, лукавого, похотливого стоика». При этом он насыщает свои произведения не только тем, что может шокировать, но и бесчисленными литературными и культурными аллюзиями и тонким психологизмом. Вдруг восклицает: «Но Милли, Милли, нам нельзя забывать об искусстве. О Достоевском, Горьком...», «Снова напился в конурке, пригрезились Шелли и юность». То вдруг завсегдатай кабаков заявит: «Когда поэзия становится популярна до того, что ради нее набиваются кабаре и мюзик–холлы, что–то с этой поэзией не так — или с этой публикой. Либо публика смотрит на поэта как на уродца, на клоуна, который дергается под джаз, и его выступление она запомнит как миг чего–то диковинного между выпивкой, либо этот поэт намеренно снисходит до такой публики, дабы ее заворожить». И опять на дно: «Полиция интересуется, что это вы делаете здесь, у воды? А я выплевываю сгнивший зуб и придерживаю кровотечение из бока». Вновь интеллектуальная вставка: «Не могу рассматривать поэзию как публичный проводник... Поэзия должна постоянно выходить из себя, прочь из теней и отражений... Столько дрянной поэзии пишется потому, что пишут ее как поэзию, а не как концепт». Конечно, книга не для всех, автор ведь очень старается оскорбить наш вкус. Поэтому если у вас нет опыта прочтения альтернативной литературы, не советую. Впрочем, автору на все советы плевать, потому что на вопрос «Зачем ты пишешь?» он дает ответ: «Для меня это функция. Без нее я заболею и умру. Такая же часть, как печенка или кишки, — и примерно настолько же пленительна».
Издания для обзора предоставлены книжным магазином «Академическая книга», Минск, пр-т Независимости, 72.
Советская Белоруссия № 203 (25085). Пятница, 21 октября 2016
