Обзор книг Марии Ровдо "Клiнiчны выпадак, альбо Дарэмныя ўцёкi" и Николая Бердяева "Самопознание"

Границы самопознания

Книжный навигатор

Марыя Роўда. Клiнiчны выпадак, альбо Дарэмныя ўцёкi. Мiнск, Кнiгазбор, 2015.

У чым рознiца памiж каханнем i любоўю? Гераiнi Марыi Роўды ўвесь час гэта высвятляюць. Горка памыляюцца, прыняўшы адно за другое, i працягваюць шукаць. Жанчына можа быць прывiдам, ведзьмай, сцервай, у яе душы можа жыць гарэзная котка, але ёй патрэбна каханне. Аўтарка лiчыць, што чытач хоча бачыць у тэксце сваё адлюстраванне. I многiя кабеты ў яе аповедах сябе пазнаюць. Вось жанчына пачула, што ў яе, магчыма, анкалогiя. Здача аналiзаў, пакутлiвае чаканне, накручванне сябе — ужо ўяўляеш, як застануцца адны няўдзячныя дзецi i муж... Жыццё прамiнае, на нагах варыкоз, «адна мэта — працаваць як гадзiннiк, назапашваючы шчасце дачцэ i сыну», i хутка зноў варыць бясконцае слiвовае варэнне, «бо не дарма ж яе продкi саджалi сад». А шчасце... Магчыма, яно — як чырвоны кабрыялет, узяты мужам напракат, каб здзейснiць мару жонкi на дзень яе народзiнаў? З другога боку, гераiнi Марыi Роўды зусiм не тыповыя. «Я бачу, як на мяне касавурацца жанкi, як пакрыўджана–агрэсiўна зыркаюць мужчыны... Я тая самая «чужанiца», якая «жыве побач», той самы «каралёк». Гэта з мiстычнай аповесцi «1896», дзеянне якой адбываецца ў сучаснай Лошыцы, на фоне старого маёнтку, руiнаў, пракаветных дрэваў i вядомага прывiду панi Ядзвiгi Любанскай. У кнiгу ўвайшлi творы пiсьменнiцы за пару дзесяцiгоддзяў, стыль трохi мяняўся ў адпаведнасцi з задачай «быць блiжэй да народу». Спрасцiлiся вобразныя канструкцыi, якiя перацякалi адна ў адну, часам просячы аб добрым рэдактары. Праўда, юначы рамантызм мне падабаецца больш, чым «бытавуха». Але што не змянiлася ў гераiнях Марыi Роўды — яны па–ранейшаму ўмеюць тонка адчуваць, трохi дзiвачкi i iнтэлектуалкi.


Николай Бердяев. Самопознание. Азбука, Азбука–Аттикус, Санкт–Петербург, 2015.

«Я всегда был человеком чрезвычайной чувствительности, я на все вибрировал. Всякое страдание, даже внешне мне мало заметное, даже людей совсем мне не близких, я переживал болезненно... И вместе с тем эта гиперчувствительность соединялась во мне с коренной суховатостью моей природы». Достаточно откровенное заявление. Но книга, написанная культовым философом Николаем Бердяевым на склоне лет, вся — сплошное откровение. Уже первая глава ошеломляет искренностью: Бердяев заявляет, что у него «никогда не было чувства происхождения от отца и матери». «Я не люблю семьи и семейственности», «У меня всегда была мучительная нелюбовь к сходству лиц». Факты за фактами разрушают бронзовый облик: «Мои родители были друзья обергофмейстерины княгини Кочубей», «Когда я был в ссылке в Вологде, то побил палкой чиновника губернского правления за то, что тот преследовал на улице знакомую мне барышню», «Я всегда любил сигары и духи», «Я никогда не мог решить ни одной математической задачи, не мог выучить четырех строк стихотворения, не мог написать страницы диктовки, не сделав ряд ошибок». Бердяев пишет об одиночестве и тоске, о социализме и творчестве, о революции и вере — и все через самокопание. Да, мы встречаем в текстах Льва Толстого, Андрея Белого, Льва Шестова, Розанова, Луначарского, Мережковского, Вячеслава Иванова... Но это не портрет эпохи, это — об устройстве мироздания и об устройстве отдельно взятой личности.

Издания для обзора предоставлены книжным магазином «Академическая книга», Минск, пр-т Независимости, 72.

Советская Белоруссия № 99 (24981). Пятница, 27 мая 2016
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter