Загадка "сарматского портрета"

Если вы вглядывались в лица магнатов и шляхтичей в зале старого белорусского искусства в Национальном художественном музее или на выставке "Исторический портрет Великого княжества Литовского", вам приходилось, вероятно, обращать внимание на весьма странные черты некоторых панов и паненок. Уж слишком подозрительно они... некрасивы. Странные ощущения овладевают: с одной стороны - элита, лучшие люди страны, но почему-то, чуть ли не через одного, несимпатичные лица... Долго меня мучил этот вопрос, разные мысли лезли в голову. Тем более что, сравнивая с современниками, не мог понять одного: как из "страшненьких" предков получились приятной наружности потомки, которых видим уже на фотографиях, да и в современной жизни? Ответ на загадку я получил неожиданно, заговорив однажды с искусствоведом Алексеем ХОДЫКО, который объяснил, что попросту преувеличены и сознательно искажены отдельные черты лица. И не от невежества, а из самых благородных побуждений нарочные "ошибки" сотворены. Была такая мода.

"Сарматский портрет" - имя этой моде. В пору Речи Посполитой так называлась особая разновидность живописи, бывшая привилегией шляхты. Вошел в моду стиль этот при короле Стефане Батории, даже точная дата сохранилась - 1576 год.

Польская шляхта выводила свое происхождение от легендарного племени сарматов, как литовская - от римлян, будто приплывших в устье Немана во главе с мифическим князем Палемоном. Так как мода шла с Запада на Восток, то портрет шляхтича с неизменными саблей и кунтушом, узаконенными как своего рода национальный костюм Стефаном Баторием, стал называться сарматским, определяя стиль жизни на протяжении сотен лет - от конца XVI вплоть до XIX века.

Правда, магнаты, отделяя себя от шляхетской массы, не стремились подчеркивать "особые" местные особенности и очень скоро прониклись общеевропейской модой, главным образом женская половина высшего слоя общества. Радзивиллы, к примеру, предпочитали заказывать свои портреты в классическом европейском стиле, максимально приближенном к фотографическому изображению, хотя и им не чужды были сарматские идеи, что видим в портретах князей в лавровых венках. Но быть европейцем стоило немалых денег, а сарматом - было делом чести. Шляхтич-сармат, даже не имея ничего за душой и копаясь в огороде, все равно, как гласит поговорка, равен воеводе.

- "Сарматский портрет" обслуживал идею об исключительном происхождении шляхты. Правда, в разных частях Речи Посполитой по-своему понимали идеал сармата, - поясняет Алексей Ходыко. - На Украине, к примеру, это были очень колоритные образы, употреблялись яркие цвета, было больше декоративных элементов - отчетливо давало знать о себе византийское прошлое этих земель с глубокими традициями иконописи. Наши, белорусско-литовские, портреты - это образы северной страны, более сдержанные.

- А где помещались эти изображения, кроме дворцов, - их же рисовали не только для себя?

- Портрет - это способ сохранить образ человека навечно, чтобы даже после смерти он продолжал жить. Но это еще и средство самопрезентации. Магнаты в своих дворцах имели специальные залы: в одном были портреты королей, в другом - гетманов и т.д. Причем те же Радзивиллы, занимавшие самые высокие должности, этим демонстрировали: мол, предки у нас были славные, и мы не хуже, достойны их. А чтобы подчеркнуть свою влиятельность, в других залах помещали изображения представителей породненных с ними фамилий. После женитьбы впоследствии известной театральной деятельницы XVIII века Францишки Уршули Вишневецкой с одним из владельцев Несвижа в радзивилловском дворце появился зал Вишневецких. Картинные галереи в прошлом служили не только эстетическим, но и политическим целям.

Судите сами: портреты светских особ появлялись не только во дворцах, но и в храмах. "Сарматские образы" - частые соседи святых: если магнат "фундовал" святыню, то взамен получал право поместить свое изображение на почетном месте в храме: с подробной информацией о себе, своем роде, с приложением фамильного герба. Помещали такие портреты и в ратушах.

- Это было просто одним из элементов культуры, - говорит Алексей Ходыко, - одной из составляющих коллективной памяти. Впрочем, традиция - это не застывший обычай. Очень интересны еще так называемые "труменные сарматские портреты". Их известно в Беларуси всего два, но в землях бывшей Речи Посполитой сохранилось больше. "Trumna" - это то же, что по-белорусски "труна", то есть гроб. "Труменный портрет" - посмертное изображение, известное еще в Древнем Египте, вспомните знаменитые фаюмские портреты. Египтяне знали, что мумия не вечна и тело человеческое, пусть даже это и фараон - сын богов, тленно и рано или поздно начнет разрушаться. Чтобы сохранить образ умершего для потомков, и создавался портрет-маска. У нас своих "фаюмских портретов" сохранилось так мало по очень простой причине: рисовали их на серебряных пластинах, и во время войн, когда грабились усыпальницы, драгоценный металл шел на переплавку...

Один из известных "труменных портретов" - это изображение Андрея Пацея из Слонима, второй - Николая Фаустина Радзивилла, до сих пор находящийся в дятловском костеле. А еще существовали портреты на хоругвях, но таких у нас вовсе не сохранилось...

Все же кое-что уцелело: не зря музейные работники рыскали по дворцам и храмам в поисках остатков былого величия потомков сарматов и Палемона. А узнать "сарматский портрет" среди других шедевров совсем нетрудно: шляхтич на нем будет всегда одет в кунтуш и жупан и обязательно при сабле. Еще, говорит искусствовед Ходыко, была в те далекие времена популярна у знати яркая обувь - особенно желто-красного цвета. Если перед вами гетман, то у него будет в руках или подле, на столе, гетманская булава. Канцлера изображали с канцлерской печатью. Женщин писали зачастую на фоне часов - символа скоротечного времени, на фоне занавеса - всех умерших (если это была ушедшая из жизни женщина - с платочком в руках). Так что внимательно всматривайтесь в образы предков - на первый взгляд таинственные, они могут нам многое рассказать о времени и о себе.