Год как ушел из жизни Леонид Менделевич Левин. Яркий архитектор, самобытный художник, тонко чувствующий поэт. Лауреат многих творческих премий, в том числе — Ленинской и Государственной. Один из авторов легендарного мемориального комплекса «Хатынь». Председатель Союза белорусских еврейских общественных объединений и общин. Белорусский патриот. Добрый и мудрый человек.
Леонид Левин
Его мастерская на площади Победы в Минске, знакомая едва ли не всем членам всех творческих союзов страны, теперь лишь сохраняет воспоминания о своем неугомонном хозяине. На большом рабочем столе мастера бумаги, папки, блокноты, книги, карандаши, ручки лежат так, как оставил их он сам: несколько беспорядочно для постороннего глаза, но для того, кто этот творческий хаос учинил, — понятно и мотивированно. За тем, чтобы ни один листок не сдвинулся со своего места, теперь трепетно следит Галина Левина, дочь, верный помощник, единомышленник и надежда Леонида Менделевича. Мне показалось, таким образом Галина Леонидовна пытается как можно дольше удержать столь необходимые ей флюиды отцовского присутствия и тепла, сберечь совместно выстроенную конструкцию душевной поддержки, творческого единения и сердечного сопереживания. Но, конечно, главный гарант сохранения памяти о Леониде Левине — его творческое наследие.
Галина Левина.
фото Александра Ружечка
— Он заходил сюда, в мастерскую, — быстро так, резко. Клал на стол свою папку и говорил: все отставить в сторону, надо заниматься тем–то. И мы понимали: предстоит делать что–то очень важное и нужное. И это были по–настоящему счастливые моменты жизни, — возвращается в такое недалекое, но уже безвозвратно ушедшее прошлое Галина Леонидовна. — Мастерская существует давно, с конца 60–х годов. Именно здесь задумывался и выполнялся проект мемориала в Хатыни Градовым, Левиным и Занковичем. Так что место творчески намоленное, значимое для истории Беларуси, для монументального искусства страны. Поэтому очень хотелось бы его сохранить. Людям интересно приходить сюда, как в музей. Но дальнейшая судьба помещений мастерской не определена. И, пожалуй, этот вопрос — единственное, что вносит сегодня некоторую обеспокоенность. Потому что остальное, что касается сохранения памяти, — в наших руках. Вот Национальный архив выпускает очень интересный трехтомник, посвященный Хатыни. Уже вышли две книги. В них собраны уникальные материалы. Например, письмо от 10 февраля 1969 года совсем еще молодых Градова, Занковича и Левина первому секретарю ЦК КПБ Петру Машерову с просьбой ускорить решение вопроса о строительстве мемориального комплекса «Хатынь». Архитекторы четко прописывают, буквально по пунктам, что необходимо выполнить начиная с соответствующего постановления Совмина.
Мемориальный комплекс «Прорыв»
А вот еще более раннее письмо — от 8 июня 1967 года. И тоже Машерову. С просьбой о встрече: «Ваши личные мнения и замечания доходят до нас через третьи лица. В связи с этим ряд вопросов хотелось бы решить с Вами в личной беседе в удобное для Вас время». На письме пометка: «Могу завтра принять. Машеров. 16.6.67». Затем запись: «Указанные товарищи были приняты лично т. Машеровым П.М. 17.6.67».
— Галина Леонидовна, и все–таки какие дела отец оставил вам с завещанием выполнить то, что он не успел?
— Тростенец.
Думаю, первая часть мемориала откроется, как и планировалось, в мае. По второй части — Благовщина — пока договор с нашей творческой мастерской не заключен.
Наш долг поставить памятник жертвам нацизма — неважно, какой они национальности, происхождения. Люди — там, 150 тысяч человек! Когда уже перед уходом отец лежал в больнице, а мне надо было отправляться в поездку, связанную с Тростенцом, я пришла к нему, чтобы сказать, что не поеду. А он: нет, надо ехать — и все. Тростенец вообще был для него наиважнейшей темой. И я верю, у нас хватит сил всем вместе сделать этот памятник.
В прошлом году 3 июля мы открыли памятник на территории Бобруйской крепости — памятник, который отец задумал, придумал, но не увидел. История там очень необычная и глубоко трагичная. Во время гитлеровской оккупации на территории крепости нацисты развернули концлагерь, где узников уничтожали не только через расстрел. Военнопленных грузили раздетыми на открытые платформы и возили по обособленной железнодорожной ветке до тех пор, пока те не погибали от холода — уже начиналась зима. Памятник в Бобруйске появился по инициативе местных властей. Скульптор — Александр Шаппо.
— У Леонида Менделевича всегда хватало работы, причем очень ответственной. Оставалось ли у него время на семью?
Выслушав вопрос, моя собеседница достала маленькую книжечку в светло–зеленоватой обложке с порхающими по этому зеленому полю яркими бабочками. Сборник «Мгновения» под редакцией Геннадия Буравкина, стихи. Автор — Леонид Левин. И рисунок с беззаботными бабочками — тоже его. Галина Леонидовна открыла страничку и с небольшой оговоркой, мол, не уверена, насколько это уместно, прочла:
Три дерева оставил на земле:
Любовь неугасимую к жене,
Дочь Галю —
Добра вершину из вершин
И онемевшую вдали Хатынь.
А, на мой взгляд, так очень уместно. Потому что коротко и все понятно.
— У вас с Леонидом Менделевичем похожие стили в рисунке...
— Да, но у него рука, я бы сказала, жестче.
Мы с отцом все время были рядом — с детства. Но сейчас я начинаю как бы заново проходить его историю. Заново изучать. И испытывать щемящее чувство, известное многим из нас, — незаданные вопросы. Поэтому так благодарна журналистам, которые беседовали с ним: теперь в тех интервью можно находить ответы, которые не смогла получить сама.
Не думаю, что внимание — сидеть с женой и детьми с утра и до вечера. Для моего школьного выпускного отец лично писал плакаты — хорошо помню: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Аттестат мне вручали именно под этим плакатом. Он ездил вместе с моим классом в Хатынь...
Отец был хорошим учителем. Но не тем учителем, который лишь назидает. Он любил говорить: «Не размагничивайся». И перед ответственными мероприятиями никогда не позволял себе отвлекаться на что–либо постороннее. Я это все видела и теперь уже сама ловлю себя на том, что повторяю себе и другим: «Не размагничивайся». Я потеряла очень большого друга, и нет таких слов, чтобы это рассказать и объяснить.
Он был простым человеком. И самозабвенно любил свое дело. Такую любовь нельзя выучить по книжкам. Но ее можно завещать как наследие.
Однажды школьницей в день рождения папы я написала ему письмо, где были строки о том, что, мол, хочу, чтобы в Минске все разговаривали по–белорусски. И задала вопрос: «Как ты думаешь, возможно ли говорить по–белорусски в больших городах?» «Я мечтаю о том», — ответил отец. К нам в дом приходили замечательные, необыкновенно интересные люди. Отец передал мне самое главное — чувство художника и чувство любви к Беларуси. Мы много путешествовали, ездили по Беларуси с этюдниками. Когда вместе с отцом последний раз навестили Ушачи, наведались и к дому Василя Быкова, там еще жила сестра писателя. Папа тогда сделал небольшой трогательный рисунок. Он висит у нас дома в рамочке.
Мемориальный комплекс детям — жертвам войны и чернобыльской катастрофы
Мемориальный комплекс детям — жертвам войны и чернобыльской катастрофы
Буквально за два дня до инсульта мы ездили в Раков и Воложин. Там я сделала фотоснимок, который, на мой взгляд, очень ярко характеризует отца. На фотографии — безграничный белорусский пейзаж, заливной луг, и папа просто мчится по нему с фотоаппаратом. Он вообще всегда рвался вперед. Еще в книге «Звезды первой величины» появился снимок известного советского фотографа Мусаэльяна, запечатлевшего троих архитекторов: Градова, Занковича и Левина. Они вместе идут по площади, и отец словно вырывается и летит вперед...
Самым сложным психологически был момент, когда отец уезжал на первую операцию и писал завещание. Но при этом все равно... оставил список дел, которые необходимо сделать, пока его нет!
— По крестьянскому принципу: сам помирай, а жито сей.
— Да. Остановка не предполагалась никогда.
— Во время войны Леонид Менделевич жил с мамой и сестрой в эвакуации в Киргизии...
— А дедушка ушел на фронт. Бабушка умерла в той эвакуации от голода. Она работала, но еда доставалась только детям — чтобы они выжили. Когда по–настоящему осознаешь такое... Страшно. Папа всегда это помнит... помнил... Но просто так вспоминать не любил. Память сохранялась в его работах, в его творчестве. Он подготовил и издал книгу с письмами своего отца — «Война и любовь». Там есть рассказ, как дедушка приехал в послевоенный Минск, как шел по городу к дому, где до войны жила семья, чтобы посмотреть на вишни возле него... и обнять их в память об умершей жене. Многие сегодня думают — ну, это были солдаты... Воевали, защищали... Сто грамм, крепкое слово... И все. Выработалось какое–то клише. Но они ведь тоже были разные. Отец понимал это и избегал стереотипов, чему учил и меня.
Мемориальный комплекс «Яма»,
фото Александра Ружечка, «СБ»
Мемориальный комплекс «Яма»,
фото Александра Ружечка, «СБ»
— И все–таки, можно ли говорить, что война продиктовала главный профессиональный маршрут архитектора Левина?
— Можно. Хотя он делал и абсолютно мирные работы. Папа любил жизнь. У него осталось много нереализованных проектов — около сотни. Некоторые думают, что кто–то давал ему темы. Нет. Сам находил! В том числе «Красный Берег». Все его памятники стоят именно там, где происходили события, рассказывают настоящую историю, они неформальны по исполнению, поэтому рождают у людей простые и понятные чувства, становятся частью их жизни.
— Какие ваши личные планы по сохранению памяти Леонида Менделевича? Книга?
— Возможно, книга. Причем не только о нем. Но и о его коллегах, соавторах, друзьях и товарищах — потому что это колоссальный пласт белорусской культуры, книга о том времени, в котором он работал и создавал искренние и честные памятники. Памятники, которые не врут.
Родство душ
Митрополит Минско–Могилевский РКЦ в Беларуси архиепископ Тадеуш Кондрусевич:
— В последнее время Леонид Менделевич буквально горел проектом мемориального комплекса в память жертв нацизма бывшего лагеря смерти в Тростенце. И когда я предложил предусмотреть там место для молитвы представителей разных религий, он с большим энтузиазмом воспринял идею. В Тростенце приняли мученическую смерть и верующие, и неверующие, все они — люди, каждый — человек. Чтобы в будущем такое никогда больше не повторилось, нельзя забывать о прошлом. И Леонид Левин жил этой идеей. Очень сожалел, когда по состоянию здоровья не смог поехать вместе с коллегами в Германию к партнерам по разработке мемориала в Тростенце и лично донести всю важность проекта.
Он был очень человечный, с ним легко говорилось. Хотел добра для Беларуси, для всех людей. И только светлая память остается о Леониде Менделевиче Левине.
О Мастере
Рыгор Сiтнiца, старшыня Беларускага саюза мастакоў, прэзiдэнт Мiжнароднай канфедэрацыi саюзаў мастакоў:
— Ганаруся знаёмствам з Леанiдам Мендзелевiчам, безумоўна, адметнай асобай у беларускай культуры. Усе ведаюць: ён адзiн з аўтараў мемарыяльнага комплекса «Хатынь», i толькi гэтага ўжо дастаткова, каб увайсцi ў гiсторыю нашага нацыянальнага мастацтва. Але ж iм шмат што зроблена, апроч «Хатынi». Ён вельмi i вельмi высокi прафесiянал. I дужа сiмпатычны быў чалавек, высокадухоўны i высокаiнтэлектуальны. Калi мы сустракалiся, заўсёды мелi пра што пагаварыць, але звычайна ўзнiмалiся тэмы, звязаныя з няпростымi пытаннямi культуры, увогуле нашага нацыянальнага выхавання. З iм нiколi не трэба было спецыяльна шукаць нейкую асаблiвую ноту размовы, яна сама знаходзiлася — бо чалавек ён лёгкi, нават жартаўлiвы, i разам з тым гаварыў пра сур’ёзныя рэчы. Леанiд Мендзелевiч Левiн — прыклад сапраўднага патрыёта Беларусi, якi працаваў на славу беларускай зямлi.
Коллеги
Александр Корбут, председатель Белорусского союза архитекторов:
— Роль заслуженного архитектора Беларуси, лауреата Ленинской премии Леонида Левина в современной белорусской архитектуре значительна. Здания горкома КПБ (1979), теперь МИД, ВДНХ (1968), станции Минского метрополитена «Площадь Ленина» (1984), «Немига» (1990); проекты «Историческая Немига» (авторство реконструкции исторической части Минска), «Троицкое предместье» (Минск, 1980 — 1986), «Верхний город» стали знаковыми объектами. Но особое место занимает монументальная архитектура Леонида Левина: мемориальные комплексы «Хатынь» (1969), «Яма» (памятник жертвам бывшего Минского гетто), «Детям — жертвам Великой Отечественной войны» (на месте детского концлагеря в Красном Береге Жлобинского района); памятники Янке Купале, Якубу Коласу (Минск, 1972), князю Давиду (Давид–Городок, 2000). Здесь особенно проявилась творческая неповторимость Леонида Менделевича. Его архитектура, как натянутые нервы, в ней эмоции на первом плане. Теперь это направление продолжают дочь архитектора Галина Левина и скульптор Максим Петруль.
ulitenok@sb.by
Фото Александра РУЖЕЧКА и БЕЛТА
Советская Белоруссия № 39 (24669). Суббота, 28 февраля 2015