24 картины художников Парижской школы еще в марте получили статус историко–культурных ценностей. Такое постановление принял Совет Министров. Но шедевры пока что видели немногие. Исключением стали корреспонденты «СБ».
Эти работы появились в Минске благодаря спонсору — Белгазпромбанку: меценаты приобрели полотна на аукционах во Франции, США и Великобритании и привезли в Беларусь, на родину авторов живописных работ.
Более ста лет назад художники покинули страну, подавшись за признанием своего таланта в Париж. Сегодня их имена на слуху наряду с Марком Шагалом и Хаимом Сутиным: Осип Любич, Пинхус Кремень, Шрайга Зарфин, Яков Баглей, Мишель Кикоин. Еще недавно даже специалисты не могли мечтать, что оригиналы картин этих мастеров появятся в нашей стране. Осенью в Национальном художественном музее откроется выставка, на которой публике покажут творения представителей Парижской школы.
А я поднимаюсь на 5–й этаж административного здания музея на улице Ленина: там, в научно–реставрационном отделе, меня ждет встреча с его заведующим, художником–реставратором высшей квалификации Аркадием Шпунтом — он обещал показать несколько работ «белорусских французов».
Виртуозы на стенах
— Картины написаны до и после Второй мировой войны. Прибыли к нам в довольно хорошем состоянии. Но кое–где есть загрязнения, царапины — их надо устранить, а если осыпается краска с холста — ее укрепим, — Аркадий Самуилович проводит меня в зал, где стоят бесценные шедевры, за которыми охотятся коллекционеры всего мира.
Полотна теперь в руках 4 реставраторов. Им пришлось отложить все остальные занятия — ради подготовки парижских работ к выставке.
В мастерской, где работает Светлана Дикуть, художник–реставратор первой категории, мое внимание сперва привлекают не работы земляков, уехавших во Францию, а полотно Виталия Цвирко «Осенний мотив». Яркая палитра натюрморта притягивает.
— Картина написана в 1982 году, но у нее были незначительные повреждения. В 2006–м я ей вернула прежний вид и оставила висеть в своем рабочем кабинете, — рассказывает Светлана. — Хотя, признаюсь, я поклонница русской школы живописи — Репина, Поленова, настоящих виртуозов в своем деле. Так выписывать детали, как эти художники, нужно уметь! А вы, наверное, поклонник западной живописи? — Светлана обращает внимание на то, как я вожу глазами по стенам, где развешано множество прекрасных полотен разных школ и стилей. До всех них когда–нибудь дойдут руки реставратора.
Последний штрих на бантике
Дикуть предстоит вернуть утраченные детали 14 картинам из парижской коллекции. У каждой можно стоять по полчаса: рассматривать — вплоть до автографов на холстах — у кого–то резкие, у других плавно выведенные подписи уже немало могут рассказать об авторах.
Но мне хочется услышать мнение реставратора.
— Скажите, эти художники, писавшие очень смело и ярко, на ваш взгляд, действительно неординарные?
— У «парижан» особые краски, ощущение цвета, не то, что, например, у Пэна, на полотнах которого более сдержанные, приглушенные тона. Они определенно новаторы. Им хотелось положить конец застою, который царил до «их» эпохи в изобразительном искусстве. И, кстати, многие работы дошли до нас с осыпавшейся кое–где краской, на не очень хороших холстах потому, что их создатели не ставили целью написать шедевр — они экспериментировали. Как и «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи — тоже эксперимент. Поэтому, не рассчитанная на вечность, эта картина дошла до нас не в лучшем состоянии.
Светлана Дикуть подмечает, что Любич любил серебристые тона:
— Хотя его живопись вообще проста. Он пытается передать реальность, пропуская ее через свой внутренний мир, но не деформируя «картинку». Я думаю, что во многом стиль представителей Парижской школы сформировался под влиянием французской архитектуры, природы — более яркой в сравнении с пастельными белорусскими пейзажами.
Меня очаровал пейзаж Зарфина с видом горного района Франции. Беру в руки это полотно, созданное более полувека назад. Такое ощущение, будто художник только что закончил его писать.
«Портрет ребенка» Баглея — одно из самых старых полотен в коллекции. Оно датируется 1920 годом. Светлане Дикуть нужно подкрасить бант у изображенной на картине девочки — и холст будет готов к экспонированию.
С благословением Папы Римского
Реставраторы, как хирурги, — работают с точностью до миллиметра. Чтобы показать, как это происходит, Аркадий Шпунт приглашает меня в свою мастерскую. Здесь царит уже совсем другой дух.
Аркадий Самуилович — спец с 40–летним стажем по древнебелорусскому сакральному искусству. О его мастерстве свидетельствуют украшающие стену благословения от Папы Римского Бенедикта XVI, митрополита Филарета.
— С опытом приобретаешь рентгеновское зрение, — констатирует Шпунт.
На стене среди фотографий старинных икон замечаю один снимок. Это Владимир Короткевич.
— Вы были знакомы?
— Не успел познакомиться, — сожалеет Аркадий Самуилович. — Я работал в пинском костеле Успения Пресвятой Девы Марии, который Короткевич посещал, путешествуя по Полесью. Потом я прочел его очерк о городе и храме. Была мысль увидеться, рассказать писателю об открытиях, сделанных во время реставрации.
А ведь Короткевич жил совсем рядом — на улице Карла Маркса. Но не свела судьба.
Сусальным золотом горят
На рабочем столе Аркадия Самуиловича под микроскопом лежит небольшая икона с изображением Богородицы с младенцем. Реставратор раскрывает первоначальную запись, удаляя настоящее сусальное золото:
— Дорогой материал, но положен плохо, к тому же спустя много лет после создания иконы, — оценивает специалист работу неизвестного предшественника, который когда–то хотел «как лучше» — и перекрасил образ «по–богатому». — Моя задача — восстановить подлинный вид иконы, воскресить первоначальный замысел автора, скрытый поздними напластованиями.
Икона попала в музей совсем недавно. Ее принес в кунсткамеру пенсионер Леонид Новак. Ничего не попросил за святыню: «Хотя мог продать и купить таблеток на всю жизнь».
По свидетельству Новака, образ происходит из–под Гомеля, предварительно датируется XVIII веком. Из этого региона мало вещей сохранилось. Читатели «СБ» первые, кто видят икону еще до того, как она появится в экспозиции.
А в зале древнебелорусского искусства вы можете увидеть икону Одигитрии Смоленской XVI столетия, которая сохранилась благодаря вовремя выполненной реставрации. Аркадий Самуилович вспоминает, как это было:
— Ездил под руководством искусствоведа Надежды Федоровны Высоцкой по деревням, собирали предметы декоративно–прикладного искусства в закрытых разрушающихся храмах. Эту икону еще до нас выявили в Дубенце Столинского района. Но никто не мог снять со стены. Мне это удалось случайно. Она держалась без гвоздей — на хитром потайном креплении.
В ожидании ренессанса
Из мастерской на 5–м этаже я ухожу неохотно. Можно часами слушать истории Шпунта, похожие на легенды:
— Во время реставрации пинского костела его настоятелем был будущий кардинал Казимир Свентэк. Он говорил о нас «мои мастера». А в свое время, чтобы получить государственную дотацию на реставрацию пинского костела, нужно было выбивать разрешение в ЦК. В эпоху атеизма. В этом помог Сергей Друщиц — нынешний куратор реставрационных работ в Несвижском замке, а в советское время — руководитель Специальных научно–реставрационных производственных мастерских Министерства культуры БССР.
Сейчас восстановление храмов и дворцов — удел не энтузиастов, а государственное дело, под которое Правительством принимаются комплексные программы.
Но Аркадий Шпунт все равно уверен: в 1980–е годы белорусская реставрационная школа достигла наивысшего расцвета. Ее традиции теперь хранятся на 5–м этаже Национального художественного музея. В ожидании ренессанса.
