Актриса Галина Макарова - "всесоюзная бабушка"

Второстепенных ролей у нее фактически не было. Даже в 15–секундном эпизоде Галина Макарова умудрялась рассказать о своей героине столько, что хватило бы на целый фильм. Нет, не фильм, а скорее, на жизнь. Причем не чужую, а чью–то близкую, хорошо знакомую жизнь. Слава «всесоюзной бабушки» закрепилась за ней не только из–за многочисленных «возрастных» образов — такие родные, теплые, мудрые, строгие и нежные, щедрые и прямолинейные женщины у всех жили где–то рядом. Оттого многим казалось, что она и не актриса вовсе — настолько достоверными были каждый жест, слово, интонация... И в глазах читалась такая судьба, сыграть которую невозможно — только пережить.

Из Старобина в Минск она приехала летом 1935 года. На что могла рассчитывать дочь репрессированного царского офицера Агата Чехович, перед которой изначально захлопывались все двери? Стать комсомолкой не могла, студенткой — не имела права. Терять изначально было нечего, оставалось только петь, плясать и хохотать. Это у нее получалось. Причем так хорошо, что вскоре санитарка 1–й клинической больницы стала актрисой Первого Белорусского драматического театра. Случилось это не совсем чтобы чудом — отец ее подруги, не последний человек в Министерстве культуры БССР, еще во время домашних концертов заметил яркую девчонку и одним телефонным звонком изменил всю ее судьбу. Но и он был не всесилен — на сцену она вышла под фамилией матери, Агатой Апанащик. А вскоре поменяла и имя — говорят, стать Галиной ей предложила Лидия Ржецкая: мол, это так красиво, романтично — белорусская веточка, «галiнка»...

— Ну, это легенда, — улыбается Татьяна Костюнина, дочь Галины Климентьевны. — Какая «галiнка», когда весь Старобин знал ее под прозвищем Бубен. Она была заводной, шумной, азартной, до замужества занималась конным спортом, гоняла на мотоцикле, даже стала чемпионкой республики по мотокроссу. Если уж что–то делала, то до конца. Работать так работать, любить так любить...

Ни о чем не жалела! Даже когда муж, красавец офицер Иван Макаров, за которым отправилась на Кольский полуостров, переступив через театральную карьеру, вернулся с войны с «фронтовой женой», смогла начать все с чистого листа, не испортив ни с кем отношений. Теперь у нее был сын. И оставалась она сама — прежняя, сильная, несгибаемая. Не веточка, нет...

Тогда на Тверской она встретила Заира Азгура, от него и узнала о жутком крушении поезда, в котором труппа БГТ–1 возвращалась из эвакуации. И тут же приняла решение ехать в Минск — поддержать «своих», хотя ее только что взяли в Вахтанговский театр. Азгур отговаривал — вместе с другими в той аварии погибла его жена, но женой к тому времени ему уже не была, увлеклась одним из коллег, и знаменитый скульптор, охваченный противоречивыми эмоциями, искренне советовал Макаровой не связывать жизнь с театром, в котором кипят такие страсти. Но она уехала. Хотя страсти там действительно кипели, правда, совсем другого толка... Впрочем, интриги неизбежны в любом актерском коллективе. И если бы не Андрей Макаенок, не исключено, что возможности проявить свой талант Галине Макаровой пришлось бы ждать не одно десятилетие. Это он, в 50–е годы прошлого века уже весьма популярный и влиятельный драматург, настоял, чтобы главную роль в его новой пьесе отдали актрисе, которая никак не входила в число ведущих. И потом специально для нее написал еще немало пьес. Романтической истории там не было, хотя однажды у Макаенка все же вырвалось: «Единственная женщина, на которой я бы женился, это Галина Климентьевна Макарова. Но я слишком уважаю актера Павла Пекура, чтобы отбивать у него жену...»

А потом, уже в 1975–м Галину Макарову увидел Сергей Микаэлян и без проб утвердил на роль в своей картине «Вдовы». После завершения съемок фильм запретили к показу, два года он пролежал «на полке», пока его не посмотрел Брежнев. Генсек так впечатлился, что всем вдовам Советского Союза тут же увеличили пенсии. А Макарова стала одной из самых востребованных актрис, причем без проб ее снимали теперь почти везде. И на «Ленфильме» называли не иначе как «Жан Габен в юбке».

В итоге в возрасте далеко не юном Макарова снялась в таком количестве фильмов, что забудут ее не скоро. Даже после ее 100–летнего юбилея новые поклонники Макаровой наверняка еще долго будут делиться ссылками, пытаясь найти ответ на вопрос, насколько она сама была похожа на своих героинь.

— Очень похожа, — вздыхает Татьяна Павловна. — Но до сих пор я не могу уверенно ответить на другой вопрос: правильно ли жить с такой самоотдачей, как это делала мама?

— Не то чтобы она стеснялась своей известности, но всегда очень неловко чувствовала себя рядом с людьми больными, увечными, несчастными. Как будто это она была ответственной за их бедственное положение, будто должна была помочь. Постоянно одевала–кормила каких–то цыганских детей, стерегла сон выпивохи, заснувшего на лавке, причем могла принести из дома подушку или одеяло, чтобы ему было удобнее... До сих пор перед глазами стоит картина: мама на руках несет в ванную Сенечку, парализованного карлика из цирка, который жил у нас, пока за ним не приехали его родные. Или еще история, как во время выездного спектакля наши актеры стали свидетелями страшной аварии: перевернулась военная машина, у одного из офицеров — рваная рана на лице, кровь с грязью, ни одного медика рядом, все в ужасе и растерянности. Но только не мама. Продезинфицировать рану нечем — она эту грязь собирает ртом, выплевывает и шепчет что–то ободряющее... Таких сюжетов было множество.

Причинить кому–либо неудобство? Для мамы это было немыслимо. Например, когда она снималась под Смоленском, к окончанию съемочного дня ее ожидало такси, в котором она подъезжала прямо к театру к началу вечернего спектакля. Отыграв спектакль, садилась в такси и возвращалась обратно, чтобы успеть к утренним съемкам... При этом для своих внуков умудрялась быть настоящей бабушкой. Брала их с собой на съемки, а если не снималась, каждое летнее утро к завтраку их ждала свежая клубника, которую мама выращивала на своей даче. Кстати, других грядок там не было. Только клубника и цветы. Азалии, эдельвейсы, клематисы, японские лилии, рододендроны — из Югославии она привезла целый куст, цветет до сих пор!

Свои цветы, деревья обожала. Пропалывать или подкармливать любимые пионы могла и при свете луны: утром же съемки, вечером — спектакль... А когда снималась в «Денискиных рассказах», свела знакомство с одним из работников цирка, ухаживавшим за слонами. У него покупала слоновий навоз и на вечерней электричке везла на дачу. Прямо в электричке у нее этот навоз однажды и украли. «Дорого бы я дала, чтобы увидеть человека, который стянул мои сумки!» — смеялась потом мама. А земля на даче у нас и теперь — на зависть всем соседям...

О своем возрасте мама никогда не думала, даже косметикой не пользовалась. Она всегда была занята, востребована, в конце концов, у нее были мы с братом, внуки, правнуки. Были цветы, деревья...

Двор дома, в котором мы жили, мамиными усилиями выглядел не хуже, чем ее дача. Впечатление портила только помойка, убрать которую жильцы дома просили городские службы долго и безуспешно. Однажды ночью эта помойка вспыхнула и после пожара на прежнее место уже не вернулась. Много лет спустя мама призналась, что это она ее подожгла. Вышла ночью, плеснула керосина и подожгла...

Кстати, очень многое из того, что сейчас растет в Минске в районе площади Победы, также посажено ее руками. Никакого «зеленстроя» после войны еще не было, и жильцы окрестных домов украшали скверики у площади на свой вкус. Клены, сирень, черешня... И ее алыча, и каштан с березой, сплетающиеся кронами. Как мама и папа...

К моменту знакомства с мамой папа был убежденным холостяком. Сам из репрессированной семьи, этим фактом своей биографии опасался усложнить жизнь кому–то еще. Однако роман у них начался. И в конце концов мама решила, что они должны расписаться... «Главнокомандующим» в нашей семье была она. Но когда я обнаружила переписку родителей, открыла их для себя заново. Это были великолепные письма, очень искренние, полные любви, тепла и заботы...

Кстати, первый муж потом пытался ее вернуть. Но если мама закрывала за собой дверь, это было навсегда. При том, что пользоваться ее добротой можно было бесконечно... Все внуки, которых она растила, сейчас очень похожи на нее. И даже пытаются повторить ее творческую судьбу. Но столько доброты, жалости в сочетании с такой жизненной силой я не встречала больше ни у кого...

zavadskaja@sb.by 

Советская Белоруссия № 111 (24741). Суббота, 13 июня 2015