Фольклористка Лидия Мухаринская в воспоминаниях учеников и друзей

«Что делать мне с обыкновенным словом?»

Студенты называли ее Мухой, однако фактически она стала той самой бабочкой, без которой весь ход эволюции может измениться самым непредсказуемым образом. Пусть даже речь идет только о белорусской песне. Сама песня, конечно, никуда бы не делась, но не факт, что до сегодняшнего дня была бы такой востребованной в своем подлинном, аутентичном варианте без Лидии Мухаринской. Она всю себя посвятила тому, чтобы до последней ноты собрать и изучить народное песенное изобилие, убедить в его уникальности весь мир и оставить преданных учеников, продолжающих исследовать, оберегать и вербовать новых энтузиастов. Ее имя по–прежнему включают во все энциклопедии и словари, выходящие в том числе за пределами Беларуси, и порой там ее имя — единственное из всех белорусских, связанных с изучением музыкальных традиций. В апреле ежегодные международные (!) научные чтения памяти Лидии Мухаринской будут проходить уже в 25–й раз. И завтра, в день ее рождения, немало музыкантов, фольклористов, музыковедов, композиторов вспомнят ее невероятные глаза, их теплый свет... Не потому, что юбилей, причем дата весьма значительная, 110–летие. Не потому даже, что без Мухаринской жизнь многих из них сложилась бы совершенно иначе. И уж тем более не ради лестной возможности назвать своим учителем научную величину такого масштаба.


Этнограф Лидия Мухаринская

О том, что за глаза ее называют Мухой, она знала и порой шутила по этому поводу. Но не догадывалась, что у студентов она чаще не Муха — Мушенька.

— Сейчас таких людей нет, — убеждена доцент Белорусской государственной академии музыки Радослава Аладова, ученица Лидии Мухаринской. — Это был человек из другого, идеального мира, интеллигенция в высшей степени, мы все ей подражали даже в мелочах (кажется, до сих пор большинство учениц Лидии Сауловны ходят в беретах). Безусловный лидер, лицо консерватории — личн
остей ярче ее не было, влияние на студентов было огромным, она жила по категорическому императиву и, конечно, была человеком безбытным, поскольку концентрировалась исключительно на высоких вещах — к слову, большинство ее учеников также достаточно безбытны... Но планка была слишком высокой. Недосягаемой. 

Она действительно была человеком из другого мира. И в детстве слышала совсем другие песни — дед Лидии Сауловны стал одним из основоположников школы патологоанатомов Грузии. Впрочем, в другое время распределение выпускницы историко–теоретического факультета Московской консерватории в Минск могло бы остаться заурядной строчкой в биографии, но если ее начало датируется 1906 годом, уместить все в пару сухих энциклопедических абзацев проблематично. Тем более когда десятки раз эта биография могла роковым образом оборваться. Сгинуть, исчезнуть даже из архивов. Как бабочка, попавшая под тяжелый каблук истории.



Солнце


— Она никогда и никем не была оберегаема, не было каменной стены, спины, за которую можно спрятаться, — вспоминает исполнительный продюсер телеканала «Беларусь 1» Людмила Бородина, в конце жизни заменившая Лидии Мухаринской семью, которую она так и не создала. — Отец умер довольно рано, недолго прожила и мама — второй муж не раз предлагал ей уехать за границу, но она, чистая душа, отказалась. В конце концов, отчима арестовали, и я никогда не забуду, как Лидия Сауловна рассказывала: 1919 год, она идет по улице и закрывает глаза, потому что проще забыть о голоде, если не видишь солнца... В 1937–м, когда она уже училась в консерватории, практически одновременно были арестованы обе тетушки, которые были ей вместо матери. Тетушкам дали 10 лет лагерей, и бдительные сокурсники установили за Лидой слежку, не поддерживает ли она связь с «врагами народа». Это было чудовищное испытание. Именно тогда для нее во всей своей трагичности встал вопрос о нравственном выборе человека, основополагающий вопрос всей жизни Лидии Сауловны... Кстати, вторую подобную «проверку» она прошла на фронте, куда ушла добровольцем в первые же дни войны, окончив курсы медсестер. Победу Лидия Сауловна встретила в Кенигсберге, а накануне где–то на территории Пруссии к ней попала книга на немецком языке. К слову, язык она знала настолько хорошо, что в конце войны именно ей поручили обратиться на нейтральной полосе к немецким солдатам с предложением сдать оружие. Но это было позже, а тогда одна из глазастых санитарок донесла о «вражеской» книге. Избежать трибунала Лидии Сауловне помогла даже не ее безупречная служба (все, что она делала, было безупречным), а то, что книга оказалась по истории философии.


Первое фото после войны

Поезд


Когда в 1938 году она приехала в Минск, консерватория только создавалась, библиотеки там практически не было, поэтому по субботам после занятий Лидия Сауловна садилась в поезд и ехала в Москву, где шла к своим друзьям и педагогам, которые давали ей ноты, книги, пластинки. Все это она привозила в Минск, изучала со студентами, потом отвозила обратно и доставляла новую партию. 21 июня 1941 года она снова села в московский поезд. И это счастье: если бы осталась в Минске, наверняка попала бы в гетто.

— Она безумно любила дарить книги и пластинки и всю свою библиотеку завещала ученикам, — рассказывает Радослава Николаевна. — К слову, личная библиотека Мухаринской была гораздо богаче консерваторской, и мы постоянно там «паслись». В консерватории о Лидии Сауловне ходила масса историй, например, как она принимала экзамены по ночам. Иногда встречи со студентами действительно затягивались за полночь: если ответ ее не удовлетворял, вопреки всему Мушенька настойчиво пыталась вытянуть из ученика ту информацию, которая честно позволит поставить ему положительную оценку. И заодно пользовалась возможностью рассказать по ходу что–то новое. Лидия Сауловна была ведь не только авторитетным фольклористом, вся музыка от истоков до современности была ее темой, и творчество Шостаковича, например, ее ученики постигали через письма самому Шостаковичу — представляете, мы, студенты, писали ему письма. И он отвечал!


С матерью в Тифлисе 

Вор


— Но моя любимая история о ней связана с одной из экспедиций, — улыбается Аладова. — В дорогу Лидия Сауловна брала с собой портфель, куда складывала записанные песни — магнитофон был под рукой не всегда, новые мелодии чаще записывались от руки. И вот на одной из автобусных станций этот портфель у нее украли — стоило всего на какую–то секунду оставить его на скамейке. Лидия Сауловна погналась за похитителем: «Товарищ вор, возьмите деньги, только верните записи!» Услышав столь неожиданное предложение, «товарищ вор» влетел в попавшуюся на пути уборную, а когда погоня его настигла, выскочил оттуда, швырнув портфель–улику прямо в дыру. Портфель удалось вытащить, и очевидцы события потом долго вспоминали, с какой нежностью Лидия Сауловна прижимала его к себе всю дорогу до Минска.

«Товарищ вор»... Порой в этом мире она была сущим ребенком. Райской птицей из какой–то иной жизни, чистой и справедливой.


1919 год

Стихи


— К огромному сожалению, о своем здоровье она не беспокоилась, — рассказывает Людмила Бородина. — Хотя все то, что перенесла на фронте, не прошло бесследно. Но Лидия Сауловна предпочитала это игнорировать, на крайний случай у нее была сумка с лекарствами, чтобы заглушить боль в самом начале, иногда с ее самолечением приходилось бороться... Без электрокардиостимулятора она умерла бы еще в 1982 году, но уже через пару часов после операции встала. Работа была важнее болезни.

Ей все–таки разрешили работать с дипломниками, которые занимались у нее дома. Частые гости — ученики разных лет, ее опыт, советы, рецензии, статьи по–прежнему были очень востребованы. Не позволяла себе быть слабой, жалкой. И все же...

Слыхали — вымирают паровозы?

И по ночам в депо неосвещенных

Стекает масло с черных щек, как слезы,

И пар хрипит в сердцах изнеможенных.

Они все реже по дорогам мчатся,

Трубят все реже и стоят все чаще.

И почему–то мамонты им снятся

И дикари, таящиеся в чаще...

Не так-то просто становиться сломом,

За то, что груз тащил всю жизнь    натужно.

Что делать мне с обыкновенным словом

И с рифмою классической, ненужной?..


Эти стихи Гарольда Регистана обнаружились в записках Лидии Сауловны уже после смерти в блокноте, который она завела, когда ее отправили на пенсию. «Не так–то просто становиться сломом» — озаглавлен этот блокнот.

— Осталась у меня еще одна, очень личная реликвия, — продолжает Людмила Афанасьевна. — После одного из бесконечных дежурств на фронте, рассказывала Лидия Сауловна, из–за крайнего переутомления она потеряла сознание. А когда очнулась, обнаружила под головой чужую пилотку. Вражескую пилотку, за отворотом которой нашла клочок газеты со стихотворением на итальянском языке: «Во сне я вижу ангела — это моя мама... Что ты видишь во сне, умирая?» Этот газетный обрывок она хранила всю жизнь... 


То самое стихотворение


cultura@sb.by

Фото из личного архива

Советская Белоруссия № 56 (24938). Суббота, 26 марта 2016
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter