Зинаида Можейко - ученый с мировым именем

Аутентичная личность

Одно лишь перечисление заслуг Зинаиды Можейко в истории национальной этнографии может занять отдельную газетную полосу
«При виде вас мое сердце раскрывается, как капуста», — признался однажды Зинаиде Можейко один из деревенских певцов, прославившийся своей нелюбовью к заезжим фольклористам. Однако в мире, лишенном лукавства и городской суеты, она никогда не была заезжей и открывала любые сердца... Деревенские знали ее как Зиночку, но для всех остальных она была ученым с мировым именем, официально провозглашенной в Кембридже «выдающимся интеллектуалом столетия». Правда, там, вдали от сельских пейзажей, где Можейко принимали как родную, боготворили ее далеко не все. Что неудивительно при ее–то принципиальности и редком умении говорить нелицеприятные вещи, используя убийственно точные народные словечки. Спорить с ней было сложно не только потому, что одно лишь перечисление заслуг Зинаиды Можейко в истории национальной этнографии может занять отдельную газетную полосу. Как замечали коллеги, таким модным ныне «нейролингвистическим программированием» она владела от природы, причем в совершенстве, хотя и не отдавала себе в этом отчета. Одни считали ее феноменально удачливой, другие отмечали неожиданное сочетание авантюризма и глубокомыслия, третьи... Кого ни спроси, каждый расскажет о ней столько и разного, что впору предположить, будто речь идет по меньшей мере о десятке человек.


Валентина ШестереньНо и сделать за свою долгую жизнь она успела не менее десятка ученых. По сути, это с ее книг, фильмов и пластинок (в свое время удостоенных Гран–при ЮНЕСКО) началось новое открытие бабушкиных песен, ее азарт передался теперь уже весьма многочисленным музыкантам, расслышавшим в древних напевах современные ноты, это она вернула к жизни множество красивых старинных обрядов и разбудила генетическую память тех, кого сейчас называют поколениями X, Y, Z... Впрочем, в России, США и Англии Можейко была не менее известной, лучшие университеты мира мечтали ее заполучить.


И умирать, несмотря на возраст и тяжелую болезнь, она отнюдь не планировала. Болезнь была давней, в некотором роде даже привычной. В последние годы Зинаиде Яковлевне было непросто ходить, но чьей бы то ни было помощью она старалась не злоупотреблять, предпочитала справляться сама. И еще надеялась снять новый фильм, о чем не раз говорила своей двоюродной сестре... Теперь в скромном доме Валентины Шестерень в Лепеле хранятся соболезнования из Бостона, Оксфорда, из Стэнфордского университета... Сестра была для Можейко, пожалуй, самым близким человеком, снималась в ее фильмах и поддерживала в любых ситуациях — только она знала правильные слова.

16-история-можейко-100914.jpg

— Был у нас прадед Казимер, — с улыбкой вспоминает Валентина Николаевна. — Решил он как–то разжиться дровами в панском лесу. Но не вышло — лесник поймал. И вот ведут его в Лепель на суд. Кого по дороге ни встретят, все сочувствуют: «Прапаў ты, Казуська». Слышит он это — и тошно ему, что ну просто свет не мил. И вдруг кто–то сказал: «А можа, яшчэ апраўдаешся». Так легко, так хорошо стало прадеду от этих слов, что он и сомневаться перестал: конечно, дело решится в его пользу! И правда, все обошлось... Мы с Зиночкой часто его вспоминали. Чуть что не так, со смехом говорили друг другу: «Прапаў ты, браток Казуська». Сразу становилось легче...


Действительно, и друзьям, и оппонентам Зинаиды Можейко казалось: ничто не может выбить ее из колеи. Ничто и не могло. До последней операции, когда неожиданно для себя самой она оказалась прикованной к постели... Зинаиды Яковлевны не стало полгода назад. Но остался огромный архив, колоссальное количество рукописей, которые уже готовятся к изданию... Остался, в конце концов, красивый фолк–фестиваль «Камянiца», прошедший под Минском буквально на днях. Многое из того, что там звучало и еще будет звучать, возникло под влиянием, а часто и в прямом сотрудничестве с Зинаидой Можейко. А еще осталось множество мифов, которые всегда возникают вокруг любой яркой личности, когда она сама уже ничего не может ни подтвердить, ни опровергнуть.


Дорога


— Дочь цыганки, говорите? Нет, ее мама Степанида Ивановна цыганкой не была. Она пела в церковном хоре, даже стала регентом. Правда, Зина всю жизнь оставалась категоричной атеисткой — религиозность не унаследовала. Но цыганская кровь, видимо, все–таки была. Ходила у нас такая легенда об одной из прабабок. И Зина ее как будто подтвердила. Характер был «бродячий»...


В юности она мечтала попасть в Ленинградское мореходное училище, но девчонок туда не брали. Поступила на журфак, а через год решила, что это не ее... А потом уже в консерватории встретила нашу знаменитую Лидию Мухаринскую, которая первой разглядела ее талант фольклориста...


А еще Зина любила горы, особенно Кавказ. Там, кстати, и познакомилась с мужем. Муж–спортсмен (Евгений Корбан, заслуженный тренер Беларуси. — Авт.). Тогда это очень хорошо получилось: она — в экспедицию, он — на сборы. Встретятся на несколько дней и опять разъедутся. Так и жили...


Когда Зина стала ездить в экспедиции, отпуск больше не брала. Вся карта Беларуси у нее была разбита по квадратикам — ни одной деревеньки, ни одного хутора не пропустит, везде побывает, все обследует и соберет. Добиралась до своих деревень по–разному — на тракторах, мотоциклах, телегах, часто пешком... И работала до последнего. Говорила: «Мой род долговечный, я еще поживу». Хотя серьезно болеть начала уже со времени Чернобыля. Один из своих фильмов она снимала как раз на Полесье, в первые годы после трагедии. Конечно, знала об опасности. Но там по–прежнему жили ее любимые певцы, она не могла их оставить...


Печка


Война застала их в Молодечно. Но когда отец ушел на фронт, решили перебраться к родным в Минск. По дороге попали под бомбежку, Зина осталась одна с младшим братом. Так она мало что вывела его из разбомбленного Минска, еще и привела в Аношки, где жили мои родители. А это Лепельский район, полторы сотни километров, и Зине — семь лет... Тетя Степанида пришла в нашу деревню раньше, рыдала день и ночь... Но Зина, похоже, не боялась никогда и ничего. Когда в Аношки пришли немцы, сочинила песенку, в которой был такой припев: «Швайне Гитлер, а гут Сталин». И исполнила ее вместе с братом и подружкой прямо перед немецкими танкистами. Танк, на котором за ними погнались, разрушил угол нашей хаты. Но им удалось удрать — вбежали в дом и спрятались за печкой. По счастью, немец, который жил у нас в доме, урезонил танкистов — мол, негоже связываться с детьми...


Школа


У нее была феноменальная память. В школе, где после войны в одном классе учились все деревенские дети, долго вспоминали, как учительница прочитала «Сказку о царе Салтане», а Зина тут же слово в слово все повторила... Однако языки ей почему–то не давались. Всю жизнь пыталась выучить немецкий, но обходиться без словарей так и не смогла.


И чувство юмора было редкое... Все наши детские выдумки, шалости начинались с нее. Не всегда безобидные, кстати. Но нас не наказывали. Хозяйство большое, кругом болота, возиться с нами взрослым было некогда. Кстати, со всеми деревенскими работами Зина справлялась очень неплохо. Хотя больше всего любила читать книги на берегу озера. И слушать тетку Марту — сестру моей бабушки, которая жила с нами. Сколько старых песен она знала! Зина потом так жалела, что не успела записать, как она пела...


Потери


Чем брала своих бабушек? Она их просто любила. А когда человека любят, он это чувствует... Связи с ними она потом уже не теряла. Как бы занята ни была, но на их письма старалась отвечать. Ну да, по ночам... И в гости заезжала, если выдавалась возможность. Они же для нее как родные были. А с родными отношения особые...


Степан Дубейко, ее «главный» певец с Полесья, когда узнал, что болен раком, приехал к ней сам. Объяснил это просто: «Не могу помереть, пока с Зиной не повидаюсь». Привез в подарок бутылочку одеколона — хотел оставить память о себе... А каким гордым он был — не со всяким и разговаривать станет, тем более петь! Но Зина была особенной.


Она многое хотела успеть и успевала, ее голова постоянно была занята работой, и Зина без конца теряла свои сумки, вещи... Но переживала только об утерянных записных книжках — сколько раз ей приходилось восстанавливать свою базу... Однако время, которое тратила на своих певцов — огромные куски личного времени! — никогда не считала потерянным.

 С писателем Владимиром Короткевичем. 1970 г.

Слава


В Америку она не поехала, хотя о таком контракте, который ей предлагали, многие не рискнули бы и мечтать. Но родители ее были уже совсем больные, и Зина не смогла их оставить... Мне кажется, она долго не осознавала, насколько была знаменита. Несмотря на все звания и регалии. Время от времени буднично сообщала мне: выпустила фильм, защитилась, получила Госпремию, издала новую книгу... Только после своего 80–летия позвонила и сказала, как рада, что ее признали как ученую. Будто впервые в жизни остановилась и заметила то, что для всех было давно очевидным...

cultura@sb.by
Советская Белоруссия №175 (24556). Суббота, 13 Сентября 2014.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter