Фото Артура ПРУПАСА.
Впрочем, за столом нас оказалось не трое, а четверо: у Каси в рюкзаке меланхолично дожевывала кусочек яблока подаренная улитка величиной с кулак, время от времени высовывая бледный конус раковины из жестяной банки. Улитка не знала, что ее собираются наречь Она, с ударением на первый слог.
Л.Рублевская: Извините, но сегодня арт–терапию воспринимают как очередной «Гербалайф». Заманивают людей, чтобы содрать деньги. Мои коллеги ходили на курсы. «Нарисуй дерево... О, у тебя такие вот проблемы... А теперь нарисуй вот так... О, тебе уже хорошо!»
К.Глуховская: Да, когда я вижу в магазинах этикетку «арт–терапия» на всем, на чем можно, это смешит. В арт–терапии обязательно должен быть терапевт. Через творчество человек символически говорит о своих проблемах. Даже если он не понимает, что с ним происходит, он может это нарисовать, выписать метафорически в стихах, прозе, пропеть, станцевать. А когда вытаскивает наружу свою боль, может попасть в так называемую воронку травмы — и от этого станет только хуже. Жил себе да жил. Начал рисовать, писать — стало плохо. Арт–терапия от творчества отличается тем, что у нее нет цели создания произведений искусства.
Л.Рублевская: Одна сублимация?
К.Глуховская: Арт–терапия начинается там, где сублимация закончилась. Например, рисуется картина или пишется стихотворение, а потом обсуждается, аккуратно расшифровывается, чтобы человеку не стало больно и тяжело. А если он почитал про арт–терапию и решил сам себя исцелить... Нарисовал. Начинает рефлексировать. Нашел свою проблему. Углубился в нее. И вот тут часто случается очень плохая вещь. Проблема человека ранит. И он остается в поврежденном состоянии, словно содрал корку с запекшейся раны.
А.Ахрамович: Проблемы есть у всех, можно их не вскрывать, ходить с ними, терпеть. Но в какой–то момент они скажутся. Например, в твоем детстве отец ушел из семьи. А ты была в том возрасте, когда кажется — это из–за тебя. Потому что ты плохая. И вот ты выросла. Но травма проецируется на отношения с мужчинами. Нужно уйти первой, чтобы не бросили.
К.Глуховская: Травма может быть любая... Надуманная или нет, главное, человек переживает. И если он творческий, раз за разом со своей проблемой встречается. У меня есть подруга, тоже художница, бывает, рисует, а потом ей становится плохо. Она не понимает почему. Здесь важно прийти к арт–терапевту, который может видеть все со стороны и поддержать.
Л.Рублевская: Выходит, все творческие люди занимаются самолечением с помощью арт–терапии, только делают это неправильно?
А.Ахрамович: Кто–то сделает правильно и вылечится.
Л.Рублевская: А если вылечится, не утратит ли способность к творчеству?
К.Глуховская: Внутреннее напряжение, необходимое для творчества, все равно будет появляться. Мы живем в мире, полном травматических, кризисных событий. Умирают родные, знакомые... И наоборот, есть много красивого — рассвет, рождение ребенка... Последняя стадия арт–терапии — не вылечиться целиком, а собрать себя после акта творчества, чтобы не ходить с разорванной душой.
А.Ахрамович: Творчество возникает и от травмы, и от невероятной радости. Нужна настолько невероятная эмоция, что бьет через край. Это уже будто бы и не норма, но...
Л.Рублевская: Искусство начинается там, где норма заканчивается.
А.Ахрамович: Стоит ли вообще обсуждать норму и патологии? Лучше говорить о конструктивной и деструктивной функции. Бывает и патология конструктивной. Сколько творческих людей, которые свою жизнь разрушили, но оставили после себя прекрасное творчество, как тот же Ван Гог.
Л.Рублевская: Самые светлые книги зачастую писались очень несчастными людьми. В шведском Каролинском институте изучили психические патологии людей разных творческих профессий. Писатели, например, предрасположены к биполярному расстройству, шизофрении, униполярной депрессии, злоупотреблению алкоголем или наркотиками и более склонны к совершению самоубийства.
К.Глуховская: Главное, что люди делают от своих психологических травм: пишут «Маленького принца» или тиранят соседей. Самые старые школы арт–терапии появились еще в 1960–х годах в Британии и Штатах. Любой вид искусства может стать арт–терапией. Это — для людей, которые отрицают свои проблемы, или тех, кто не может их сформулировать, например маленьких деток. Или тех, кто пережил такую травму, о которой сказать не может. Они ее не вытесняют, они ее помнят, но сказать о ней — в горле комок, страшно, стыдно...
Л.Рублевская: Но во время занятий арт–терапией может возникнуть хорошее произведение?
К.Глуховская: Конечно! Норвежская писательница Арнхильд Лаувенг в 2005 году написала книгу «Завтра я всегда бывала львом», как десять лет боролась с тяжелой шизофренией. Эта болезнь считается неизлечимой. Арнхильд вылечилась и стала психотерапевтом и писательницей. И в основном благодаря арт–терапии. Пример Лаувенг и других показывает, что лекарствами психические болезни только купируются, чтобы человек ни о чем не думал. А на самом деле все его галлюцинации — те же метафоры, которые иначе прорваться к сознанию не могут. А с помощью арт–терапии можно проработать эту метафору и выйти в прочную ремиссию. У нас иногда относятся к человеку «с диагнозом» как к недочеловеку. Проще дать таблетку, чтобы сидел тихо.
Л.Рублевская: Есть такой термин — искусство ар–брют, созданное маргиналами: душевнобольными, заключенными, инвалидами. Недавно прочитала о Джудит Скотт, родившейся с синдромом Дауна, а затем утратившей слух. Никто не понял, что малышка оглохла, ее считали умственно отсталой. Разлучили с сестрой–близнецом и отдали в сумасшедший дом, где она провела 35 лет. Затем сестре удалось забрать ее. Джудит начала ходить на занятия арт–терапии... И стала создавать удивительные скульптуры, обматывая нитками разные предметы. Сегодня ее работы в известных музеях. Ломброзо описывает пациента, у которого в моменты изменения сознания появлялся прекрасный оперный голос. В здравом уме он не мог повторить ни одной спетой им же арии. Может, все творческие люди пребывают в состоянии легкой мании?
А.Ахрамович: Те молодые поэты, с которыми я сотрудничаю, — плацдарм для психотерапевтов. В основном творчество для них — компенсация. Один, например, с пафосом компенсирует сексуальные проблемы. Другой, совсем подросток, гражданской лирикой в стиле раннего Маяковского компенсировал «комплекс босса», желание управлять. Молодая пара поэтов сделала из своей совместной жизни спектакль. Их любимый номер: сидеть на сцене спинами друг к другу и читать стихи партнера.
К.Глуховская: В Минске существует форум–театр «Eye», в котором каждый зритель может занять на сцене место персонажа. Проигрывается сценка — какая–то критическая ситуация из жизни... Ограбление, предательство, ссора. Ты говоришь «Стоп!», выходишь на сцену и пытаешься эту ситуацию решить в качестве любого героя. Можешь стать жертвой, агрессором или помощником и переиграть все по–своему. И решить свои проблемы. Какое–то время театр был ориентирован на людей с раковыми заболеваниями. И говорят, многие из больных вышли на ремиссию.
Л.Рублевская: Собственно говоря, вариант арт–терапии — все секции боевых искусств. Человек дает волю гневу. Помню, в прошлом году на фестивале «Лiстапад» был документальный фильм о семье молодых музыкантов, которые узнали, что оба смертельно больны. Последний год жизни они превратили в фильм: разыгрывали сценки, сочиняли музыку... В какой–то момент женщина во время танца начала страшно кричать, выплескивая свой ужас... Смотреть жутко, зная, что оба умерли. Послевкусие — безнадежность. Героев фильма я понимаю... А тех, кто сделал деньги на их смерти?
К.Глуховская: Я все же верю, что среди людей, которые берут деньги за арт–терапию, много профессионалов. Кроме того, клиенту нужно присмотреться, подходит ли именно ему этот врач. Был случай, клиент ходил к доктору, платил большие деньги... И все это время его бесила родинка на носу врача. Во время сессии он мог думать только об этой родинке. Конечно, лечение не помогло.
Л.Рублевская: Права ли армия психотерапевтов, ориентирующих людей на гедонизм? На то, что нужно любить прежде всего себя, быть успешным.
К.Глуховская: Это не терапевты, а коучи. Люди, чья задача — мотивировать человека на успех. А терапевт скажет, что ты имеешь право не страдать и имеешь право страдать. Маститые психотерапевты говорят, что с большим уважением относятся к людям, которые выбирают право страдать. Такие часто живут очень нравственно, осмысленно. Суть в том, что это их сознательный выбор.
rubleuskaja@sb.by
P.S. Присутствовавшая вместе с нами за столиком в кафе улитка по имени Она тоже имела свое мнение по поводу арт–терапии. Но промолчала.Советская Белоруссия № 10 (25145). Вторник, 17 января 2017
