Старый Новый год. Есть в этом дне нечто объединяющее и ностальгическое

Неизбывная ностальгия

Старый Новый год — непреходящая национальная особенность нашего новогодия, растянувшегося на две недели. И хотя день 14 января есть не что иное, как напоминание о юлианском календаре, ощутить еще раз весь трепет сладостных минут встречи своего праздника со всем привычным антуражем, включая бокалы с шампанским и мандарины, каждому из нас доставляет особенное удовольствие. Приятно–напряженное ожидание именно этой полночи тоже означает рубеж, за которым нас ждет лучшее.

Однако, несмотря на всю гамму чувств, переживаемых по этому поводу уже не одно десятилетие, фильмов на староновогоднюю тему не так уж и много. Несколько лет назад как раз к 13 января появилась американская лента «Старый Новый год». Режиссер Гарри Маршалл никогда не скрывал, что в кино он обожает любовные истории, романтические приключения, комедийные недоразумения. Он всегда с удовольствием создавал картины со счастливым концом. Весь мир почти наизусть помнит его «Красотку» и «Сбежавшую невесту». Маршалловский «Старый Новый год» мало чем отличался от предыдущих фильмов. Это было то же трогательно–комедийное развлечение о чудесных событиях вообще, а не о том старом новом, что у нас сродни чему–то метафизическому. Разные истории с разными героями в итоге объединялись в счастливый финал праздника, кульминацией которого явился гигантский светящийся шар, зрелищно падающий с крыши небоскреба где–то в районе Таймс–сквер. Выпущенный на наши экраны к старому Новому году, этот фильм больше напоминал новогоднюю елку в конце зимы.


«Старый Новый год».
Такие разные фильмы с одинаковым названием.


Советский «Старый Новый год», созданный Наумом Ардашниковым в конце 70–х, был не чем иным, как своеобразным ремейком знаменитого спектакля Олега Ефремова, поставленного им по пьесе тогда молодого драматурга Михаила Рощина на сцене Малого художественного театра. В театре это была настоящая комедия, а в кино получилось нечто среднее между социальной комедией и психологической драмой. Социальность новогодней темы обозначилась в том, что две семьи — рабочего и интеллигента — как раз к старому Новому году получили по новой квартире. Каждая семья начинала обживать квадратные метры со своими социальными представлениями о счастливой жизни. У рабочего Петра Себейкина (В.Невинный) была одна страсть: все в дом, который должен быть полной чашей, «не хуже, чем у людей». В интеллигентской среде Петра Полуорлова (А.Калягин) проявился другой новоквартирный «зуд»: никакого хлама, никаких признаков мещанства, назад к природной чистоте. Долой торшеры, ковры, сервизы! Вещи порабощают человека! Эта откровенно гротескная ситуация рассчитана была тогда и на узнавание, и, конечно же, на понимание с социальным смыслом.

Сегодня подобный сюжет хотя и вызывает по–прежнему улыбку, но уже с изрядной долей ностальгии. Ведь это же были мы, и это было про нас. Пусть бы теперь появилось что–то новое про старый Новый год, где бы мы вспомнили о себе прежних и узнали бы сегодняшних. И пусть в этом не будет маршалловской сказочки, можно даже без «социалки», главное, чтобы в этом было то, без чего наша жизнь невозможна ни в праздники, ни в будни — душевная искренность и настоящие чувства.

lpsm3163@mail.ru

Советская Белоруссия № 7 (25142). Четверг, 12 января 2017

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter