— Я всегда отвечаю на все вопросы абсолютно искренне и открыто. И вас, дорогие братья–россияне, прошу только об одном — покажите нашу республику такой, какая она есть на самом деле. Не хуже и не лучше.
Общение в формате живого диалога длилось более 5 часов. Внушительным оказался и список затронутых журналистами тем в 25 вопросах. Отвечая на них, Президент сказал о следующем:
О ситуации в Украине
— Очень злободневный, актуальный вопрос. Давайте все-таки расставим точки над «i» и обозначим буквально все акценты этой проблемы. Потому что для меня это важно — не все в России в том числе, и меня это больше всего беспокоит, понимают позицию Беларуси и мою личную позицию по украинскому вопросу. Я в некоторых моментах и повторюсь, прошу тогда извинения у тех журналистов, которые уже не впервые услышат мою позицию. Как в целом при ответе на этот вопрос, так и в частностях. Но очень важно расставить акценты и выяснить всё.
Я действительно всегда находил общий язык с любыми политиками, которые были у власти в Украине... Не только с Кучмой и Януковичем, но и с Ющенко, Тимошенко, с Турчиновым, с Петром Порошенко... Я всегда поддерживал контакты с этими руководителями, хотя весьма критически высказывался в том числе по их позиции, если она не соответствовала нашей позиции и моему пониманию процессов... Они никогда не обижались на меня, они знали мою открытость, искренность, она была незлобной... Так происходит и сейчас — я поддерживаю добрые отношения с ведущими политиками Украины.
Риторический вопрос к вам, россиянам: что, не нравятся в России мои контакты с украинцами? Это что, во вред Беларуси и России? Что тут плохого? Последние события в Украине показали, что здесь ничего плохого нет. Разговаривая с Президентом России, я у него спрашиваю: «Может быть, мне подключиться к какому–то вопросу? Если это неудобно, я могу переговорить с какими–то политиками Украины...» Поэтому я разговариваю...
Думаю, нам надо спокойнее относиться к тому, что сегодня происходит в Украине в плане политики. Вы знаете, они всегда бурлили накануне каких–то выборов, тем более парламентских. И то, что они сегодня говорят, это не значит, что и завтра они будут проводить такую политику...
Я понимаю то, что происходит сегодня в Украине, и я буду поддерживать контакты с этими людьми...
Второй момент — в Украине произошел антиконституционный переворот... Помните события на Майдане? Помните эту стрельбу?
Кто виноват? Президент Украины господин Янукович, мой бывший хороший друг. Правда, не могу сказать, что он мой враг или друг сейчас, потому что я с ним не встречался после этого. Он виноват. Только он. Да, он заявлял, что ни одна человеческая жизнь, капля крови не стоит какой–то власти. Ну а сколько сейчас жизней потеряли? Тысячи? Никто не знает сколько.
Повторю: то, что произошло на Майдане и после, это был неконституционный государственный переворот. Когда я встречался первый раз с Александром Турчиновым, еще до Порошенко, когда он исполнял обязанности, я ему честно сказал, что это был неконституционный переворот, это был захват власти. Я так это понимаю. В России так это понимают. Вот что касается моей позиции.
Дальше важный вопрос о ходе событий в Украине — это присоединение Крыма. Присоединение — с точки зрения России, с точки зрения Украины — захват ее территории.
Я также на эту тему уже говорил. Может, поднять эту тему и посмотреть, насколько я в этом отношении стабилен...
1994 год... В Будапеште конференция... Американцы с россиянами, Клинтон с Ельциным, поделили ядерное оружие и предписали всем его вывести туда, куда предписано. Тогда настаивали на том, чтобы наше ядерное оружие, самое современное, те «Тополя», которые вы видите сегодня в России, было выведено на территорию Российской Федерации. И тогда наши «свядомые», как мы их называем, националисты, которые были у власти, естественно, готовы были что угодно сделать, чтобы понравиться американцам. Они согласились с этим, и я уже де–факто вынужден выполнять те обязательства, которые мы взяли по выводу ядерного оружия. Я был категорически против этого, но надо было выполнять международные договоренности, которые были заключены и до меня.
И вот Клинтон, Ельцин, представитель Великобритании — гаранты того, что если мы выводим ядерное оружие, то нам гарантируется полная безопасность. Все мы, подчеркиваю, останемся как независимые государства в рамках тех границ, которые существовали на тот период. То есть нерушимость границ, территориальная целостность государств в очередной раз в 1994 году уже при моем участии нам была гарантирована.
Поэтому недопустимо, если какое–то государство нарушает ту территориальную целостность, которая была гарантирована, и отнимает часть территории у того или иного государства.
Поэтому, если вчистую говорить, что какое–то государство отняло часть территории у другого государства, вчистую, мы пока не говорим о нюансах, это неправильно. И это я вам искренне и откровенно подтверждаю. И не думайте, что я здесь боюсь, как некоторые в России говорят. Особенно у нас оппозиция, националисты, меня пугают: «сегодня — Украина, завтра — Беларусь, а послезавтра — Казахстан...» Или наоборот. Чепуха полная, у нас даже не рассматриваются на политическом уровне подобные варианты. Я не допускаю, чтобы Беларусь стала каким–то очередным государством, у которого Россия по каким–то причинам заберет часть территории или всю Беларусь. Полная чепуха! Такого нет!
Поэтому, если вчистую рассматривать эту проблему с присоединением каких–то территорий другой страной, — это неправильно, и вряд ли кто–то со мной станет спорить.
Но возникает другой вопрос: а почему Россия пошла на этот шаг, кто в этом виноват? Я украинцам после инаугурации Порошенко и всем журналистам, которые меня там окружили, я им сказал: «Ребята, вы что, считаете, что Крым — это ваш?» — «Да, это наш, наш...» — «Тогда почему вы не воевали за этот Крым? Почему вы его отдали России без единого выстрела? Значит, вы не считаете, что это ваша территория.
Второе, зачем вы направили острие своей революции против наших людей, русских и белорусов, русскоязычных? Зачем вы начали запрещать язык? Что, больше не было проблем? Вы начали угрожать жизни этих людей.
Третье, вы что, хотели разместить в Крыму подразделения НАТО? Вы знаете нашу позицию. Поэтому ищите причину не в России, а у себя. Вы, минимум, дали повод к тому, чтобы Россия присоединила Крым к Российской Федерации. Вы в этом виноваты, а не Россия. Как максимум — зачем вы подставлялись, если знали об этом? Вы бы не давали повода, не подставлялись — и не было бы этой ситуации».
Поэтому, когда я оцениваю ситуацию конкретно с Крымом, я исхожу из этого. Что будет дальше в Крыму — вопрос важнейший. Не все однозначно, как это рисуют. Там очень тяжелая ситуация. В канун зимы там будет еще сложнее, потому что Крым сегодня отрезан от традиционных коммуникаций. А водным путем его трудно будет обеспечить. Конечно, Россия — гигантская страна, конечно, она может где–то оторвать и обеспечить Крым, это естественно, и это будет делаться. Потому что политики не могут потерять свое лицо, но России эта ноша будет весьма сложной.
Это надо иметь в виду, когда некоторые делают заявление, что Россия хочет оттяпать еще и Восточную Украину. Да бросьте вы. Я в это не верю абсолютно.
Потому что в России, я это знаю точно, прекрасно понимают, что оттяпать территорию — проблем нет, когда нет у Украины практически армии. Но что потом с этой территорией будет происходить? Какая ситуация сложится на остальной части?
Вот моя позиция по территориальной целостности государств. Как я это оцениваю, как реально произошло, кто в этом виноват и насколько виновата в этом Россия.
Но беда отдельных политиков, а больше всего средств массовой информации в России, и вина в том, что они из контекста моих рассуждений начинают выдергивать — или первую половину подают, или вторую.
Что касается бойни на юго–востоке Украины... Давайте не будем темнить друг перед другом, ведь если бы не Россия, то дни ДНР и ЛНР были бы сочтены давно. Россия просто, я считаю, вынуждена защищать и поддерживать эти территории. По разным причинам: начиная от личного имиджа, рейтинга и так далее и заканчивая самым святым, — там живут братья, и в беде Россия их бросить не может. Тут целый спектр причин, не хочу вдаваться в подробности... Но ясно одно, я об этом сказал еще как только этот конфликт начинался, в узком кругу: «Мужики (президентам)! Нам ни в коем случае нельзя начинать там войну. Ни в коем случае! Мы так определенным игрокам на международной арене или определенным государствам поможем. Мы так им угодим, что дальше некуда. Там не будет воевать никто, кроме России, с одной стороны. С другой стороны — не будут глобальные игроки в открытую воевать. К примеру, Америка никогда не пойдет на столкновение напрямую. Но некоторые государства и блоки очень будут заинтересованы, чтобы мы собственными руками перебили друг друга».
Повторяю, цитирую самого себя: создается глобальная воронка в центре Европы, которая будет затягивать нас в эту бойню, в эту войну. И таким образом мы будем убивать друг друга. Славяне будут гробить друг друга чуть ли не впервые в истории. Мы будем убивать, цивилизованные люди, грамотные, друг друга. И это — впервые в истории.
Не послушали... Вот и произошла эта бойня.
Мы изучаем эту ситуацию очень внимательно, наблюдаем за ней, и, когда поступили, подчеркиваю, предложения с разных сторон о том, чтобы в связи с нашей позицией по этим вопросам собраться в Минске, я сказал: «Хорошо, вы мне скажите, что сделать, — Путин, Порошенко, Европа, другие — я сделаю». Мы долго консультировались, я четко понял, что мне надо сделать, и вот здесь, в центре Европы, мы собрались для того, чтобы обсудить этот вопрос.
Была создана контактная группа, и она долго работала в Минске. Я делал все для того, чтобы она могла работать. Надо было помогать — помогал, встречаться — встречались. Мы делали это конфиденциально, мы никому ни о чем не говорили, но я способствовал этому. Вот это единственная белорусская заслуга — мы предоставили возможность для этого разговора. Скажите, если бы я занимал какую–то не такую позицию, как я вам описал, это было бы возможно в Минске? Конечно, нет! И вообще бы этого диалога не было, потому что, как европейцы, которые приехали, говорят: «Европейские вопросы надо решать в Европе». И объективно мы должны в этом отношении поблагодарить европейцев, что они на это пошли и на это согласились — у «последнего диктатора Европы» все–таки собрались, поговорили, обсудили, создали контактную группу... То, что удалось достигнуть здесь, в Минске, переговорно–контактной группе, это уже благо. Если есть какие–то перестрелки — там разберутся, но сейчас уже и наблюдателям можно работать, ОБСЕ, российские, да и наши там люди есть, из Украины, которые видят, что процесс мирный пошел. Почему? Потому что победителей в этой войне быть не может. Это понимают и в Украине, это понимают в России, и в Донецкой, и в Луганской областях. Всё это понимают. Вы можете спросить: ну а почему тем не менее эти перестрелки идут? Если бы не было парламентских выборов, этот процесс бы шел быстрее, но «партии войны», негодяи–политики и подонки, иначе их не назовешь... Кому–то надо сохранить лицо... Надо что–то доказать. То есть вот этот политический аспект — выборы в Украине — очень влияют на нынешнее состояние дел. Но это уже не та война, которая шла, когда окружали целые бригады, гибли люди сотнями во время операций, уже этого нет. И это уже хорошо.
Вот что произошло в Украине и наша позиция в этой части.
И скажу вам самое последнее. Мы очень дружны с Леонидом Даниловичем Кучмой, он очень немало сделал для того, чтобы стабилизировать обстановку. Но я ему часто говорю: «Ты еще не откупился от украинского народа за то, что произошло во время твоего президентства». А ведь хаос и развал власти в Украине начинались оттуда. И однажды в Российской Федерации в «Президентском клубе», где в теннис Ельцин играл, мы встречались. Тогда была ситуация непростая в Украине. Обсуждали эту ситуацию. Ну и Ельцин мне говорит: «Ну а ты что предлагаешь по Украине?» — «Борис Николаевич, в Украине надо систему власти менять немедленно. После той разрухи и развала государства, которые произошли, надо склеить Украину. По крайней мере, сильная власть там необходима. Что для этого надо? Для этого нужно менять Конституцию. Надо, чтобы была президентская власть с определенными, насколько это возможно, сильными полномочиями президента». И Кучма, и Ельцин тогда говорят: «Да, мы согласны». Ну и что? Я говорю: «Конституцию нельзя менять в Раде. Чтобы это было легитимно, нужно сделать, как мы сделали в Беларуси — мы вышли на референдум с поправками к действующей Конституции». Кучма это сделал. На референдуме, а даже в той ситуации не могло быть там продавливания, большинство украинцев и на западе, и на востоке поддержали эту Конституцию.
Ее нужно было внести на утверждение в Верховную раду Украины. Кучма этого не сделал. При очередной встрече мы ему задаем вопрос с Ельциным: «Когда ты будешь ратифицировать Конституцию?» — «Вы понимаете, у нас ситуация вот такая, не поддержат и так далее...» У нас тоже была такая же ситуация. Чуть не до стрельбы в Беларуси доходило, когда я внес на референдум Конституцию, а Верховный Совет должен был ратифицировать ее. Когда меня избрали, не было вообще почти никаких полномочий, могли манипулировать президентом, как угодно... Зачем тогда президента избирать, чтобы декоративная фигура какая–то была?! Мы поняли, что никогда духу у Кучмы не хватит, для того чтобы внести на утверждение в парламент. Когда у меня это было — я пришел в Парламент и положил Конституцию на стол, говорю: «Вот проект, который мы внесли на голосование, народ проголосовал, его нужно утвердить». Не только нацмены наши, но и коммунисты выступили категорически против. Тогда я им прямо и честно сказал: «Ребята, если вы это не сделаете, я вас разгоню именем народа, потому что народ проголосовал за эту Конституцию...»
И все–таки мы добились этим же Парламентом утверждения. То же самое было предложено Леониду Даниловичу. Он на это не пошел. Вот оттуда и пошло — президент, Верховная рада... низы жили по–своему, Верховная рада — по–своему, президенты — по–своему... Ну а при Викторе Федоровиче Януковиче была создана такая система управления страной, такая система поборов, взяток, коррупции, которая просто была нестерпима для народа. Потеряна была управляемость, политики начали драться друг с другом. И получилось так, что Виктор Федорович со своими соратниками финансировал, кто бы мог подумать, «Правый сектор». Потому что якобы против Юли был. Потеря всяких ориентиров... И вот он создал для себя вот эту силу, которая его потом и уничтожила.
Об интеграционных объединениях
— ЕврАзЭС уже нет, сейчас есть Единое экономическое пространство, фактически Евразийский экономический союз. Когда появился этот процесс, все поговаривали: «Может быть, и Союзное государство не надо?» Я предупредил: не торопитесь, это дорого нам не стоит. Давайте ликвидируем Союзное государство, если кто–то хочет, тогда, когда Таможенный союз или нынешний Евразийский союз достигнет вот этого уровня интеграции, что в наших двусторонних отношениях, в нашем союзе. Ведь мы даже половины этого не достигли. У нас это чисто экономический союз. А что такое Союзное государство? Единое планирование двух МИДов. У нас равные права граждан России и Беларуси. У нас единое оборонное пространство. У нас создана, если хотите, единая армия, основу которой здесь, на этом направлении, составляет белорусская армия и части Московского военного округа. Не дай бог произойдет столкновение в Беларуси, наша армия начинает по плану немедленные действия. И по времени, по дням расписано, какие части из России немедленно подключаются к этому конфликту.
Этих составляющих нет сегодня в Евразийском союзе.
Не наша вина, что сегодня народы не удовлетворены уровнем реализации Договора о Союзном государстве. Коренной вопрос: мы должны были, возьмите Договор о Союзном государстве, внести на референдум в России и Беларуси Конституцию будущего Союзного государства. Россия, руководство России на это не пошли. Нам предлагали единую валюту. Объясните зачем? Что за единая валюта? Мы договаривались о том, что да, единой валюте быть. Но это должна быть независимая единая валюта. Не важно, как она будет называться, но эмиссионный центр — это на равноправных условиях. Не так, как это интерпретировали средства массовой информации: «Лукашенко равноправные условия предлагает, это значит — все в кучу сложить и поделить наполовину».
Мы на этом никогда не настаивали. Равноправие — это значит, что все вопросы будут решаться в интересах россиян и белорусов. Если валюта, то эмиссионный центр должен быть независимым и от России, и от Беларуси. Нам говорили: «Нет, эмиссионный центр будет в России». Какая же это независимость?
Если мы строим союз, главный принцип построения любого союза — это равноправная основа. Равноправная! Россияне на это не пошли.
И мы не пошли на референдум, и мы не создали главные основы нашей будущей интеграции, нашего Союзного государства, о котором мы говорим. Никакого не может быть не то союзного государства, не то конфедерации, федерации и так далее, если нет Конституции, это основа. Ну что ж, нельзя так нельзя, давайте на двусторонней основе что–то делать. И вот тогда мы начали принимать решения в области образования, здравоохранения, перемещения людей, в оборонном пространстве и так далее. Пошли потихоньку снизу.
Союзное государство действует, но люди не удовлетворены ни у вас, ни у нас этими процессами. Они должны идти быстрее, эффективнее и, главное, зримее для людей. Чтобы люди видели пользу от этого государства.
Об отношениях с Западом
— На Западе никогда Лукашенко не любили и не полюбят. Я прекрасно понимаю, такой Лукашенко Западу не нужен. Я очень прямолинеен, искренен. Говорят, что «политика — это грязное дело», но я хочу сделать и показать, что, наоборот, она не совсем грязная, что политика должна быть чистой и можно политику делать чистыми руками. Я стою за независимость своего государства...
Мы центр Европы. Украина разрушена, там невозможно сегодня Востоку и Западу перемещаться и общаться. Севернее нет дорог вообще. Так сложилась ситуация, что вот это «окно», примерно в 1.000 км, немалое, — это экономическое сотрудничество между Востоком и Западом.
Дальше, если уже откровенно говорить, здесь западники постоянно бывали. Они видели все, мы ничего не прятали. Даже наши враги были. На чемпионат мира только двоих не пустили, которые просто оскорбляли народ. Все приехали. И это была моя позиция — пусть едут, даже враги, они увидят страну, ведь у них–то что–то человеческое осталось... И это дало свой эффект. Они увидели, что это нормальная страна.
И вот эти украинские события... Нужен был какой–то толчок для того, чтобы здравомыслящие люди на Западе начали делать шаги навстречу Беларуси. И Украина, и наша позиция по Украине, видимо, явилась вот этим толчком к тому, чтобы здравомыслящие люди на Западе и в Америке, бизнес прежде всего, начали говорить...
Не потому, что они меня не считают диктатором. Как считали, так и считают, только не говорят. Не потому, что они полюбили Лукашенко или страшно возлюбили белорусский народ, который вчера ненавидели. Они так же ненавидят. Но сейчас это уже не с руки говорить, поэтому какие–то телодвижения пошли.
То есть мы сами и события в мире повернулись таким образом, что уже трепать Беларусь и вытирать о нее ноги, наверное, уже как–то неприлично, никто не поймет, даже на Западе. Вот и все. А не потому, что мы изменились или изменили свою политику.
Я откровенно везде говорю: «Если случится так, что нам надо встать спиной к спине с россиянами или мне с Путиным, мы это сделаем. И тут мы даже не будем думать: ошибки — не ошибки. Почему? Я западникам отвечал: «Отвечаю прямо на вашем примере. Вы ведь, европейцы, точно понимали и знали, на что вы идете в Ирак, вы знали, что там нет ядерного оружия, вы знали, что это американцам нужно разрушить страну, а потом повесить действующего президента? Знали! А почему поддержали Америку? Потому что вы — союзники. Точно так мы и с Россией союзники, и мы будем свято соблюдать наши договоренности».
Вот и все. Это — наша позиция. Но у нас есть собственная точка зрения. Иногда, может быть, отличная от России. Мы об этом говорим. Но мы — стратегические партнеры и союзники, мы просто братья и мы не можем допустить, чтобы кто–то страдал, наш брат страдал, а мы со стороны на это смотрели.
О беженцах из Украины
— Это очень чувствительный и неоднозначный вопрос. Во–первых, об этом мало говорят, приезжают разные люди. В основном, конечно, нормальные люди, пострадавшие, понимающие и так далее. Другие считают, что «вот мы приехали, вы нас в пеленки запеленайте и носите на руках, потому что мы пострадали». Мы всегда отрезвляем их и говорим: да, мы понимаем, что вы пострадали, вам тяжело, но давайте договоримся, что мы предоставляем вам все условия, для того чтобы работать, и условия эти будут не хуже, чем в Украине, и зарабатывать на себя и на своих детей. А не создавать условия, которые ставят их в исключительное положение. Это создает некое невосприятие нашим населением приезжих. Эти ведь конфликты в России очевидны. Мы, почувствовав это в России, сразу начали об этом говорить. Люди — 99,9 процента — это понимают, но есть некоторые, которые говорят: «Мы приехали, в Минске нам бы квартиру, мы будем там сидеть, а вы нам выплачивайте какие–то пособия». Но если люди — инвалиды, если не могущие работать, конечно, мы, как и к своим инвалидам, относимся очень трепетно к таким людям. Но таких почти нет. Те, кто может работать, должны работать. Будем помогать устроиться, как–то угол найти. Чисто по–человечески мы их поставили фактически в одинаковые условия с белорусами. Ну что еще надо? Я считаю, что это нормально.
Главное — чтобы снять все бюрократические препоны. Люди же ведь приезжают порой без денег, без средств к существованию. Ну что, мы у них возьмем деньги за какие–то услуги или, допустим, за медицинскую помощь?! Кстати, у нас в основном государственное медицинское обеспечение, даже в отличие от России, а тем более от Украины, а в Украине все за деньги, и мало того что ты еще там какой–то имеешь страховой полис, тебе еще и взятки надо было платить, и в больших размерах.
У нас этого нет. Мы сняли. Эти возможности у них большие, такие, как у наших людей. Я думаю, что это нормально.
Особенно детям: идете в школу — мы вас там кормим, у нас там практически бесплатное питание для детей, особенно для малышей. В детские сады — пожалуйста, так как наши люди (там у нас мизер оплата за детские сады, а в Украине — 100 процентов, не знаю, как у вас в России, 100 процентов вы платите за детские сады?), у нас это просто мизерная оплата.
То есть поставили вровень практически с нашими белорусами. И создали нормальные условия. И люди на это отреагировали очень положительно. У нас кто говорит — 27, кто — 30 тысяч беженцев сегодня в Беларуси, которые возвращаться в Украину не собираются. Но этот процесс миграции, вы сказали, сложный, он у нас давно.
Вот такая ситуация складывается. Поэтому вы не переживайте, у нас с украинцами очень все по–человечески и открыто. И мы будем и дальше проводить такую политику.
О поставках продуктов в Россию
— Как меня информируют, примерно на 6 — 7 процентов выросли цены на нашу продукцию. Но мы ведь поставляем не в сети, а вашим оптовикам в основном. Поэтому вы ищите повышение цены у себя. Вот эти ваши сети, а для них это, возможно, благо, они сейчас поднимают цену. И скажу вам откровенно: причина одна — в вашей безалаберности и бесконтрольности. Вот раз ты частник, рынок — не трогай, что хотим, то и воротим. В Беларуси этого нет. У нас и госторговля процентов 25 — 30 занимает, у вас уже нет государственной торговли. Я лично был инициатором того, чтобы государственная торговля осталась. Я как Президент и особенно Правительство должны видеть на контрасте в сравнении: вот — государственное, вот он — частник, вот — сетевик, а вот — магазин шаговой доступности. В Москве этим в свое время пренебрегли, но даже во времена Лужкова заговорили о том, что да, эти сети, мы их посоздавали, а уничтожили магазинчики вот этой шаговой доступности. А они очень нужны и как конкуренты, и удобные для населения. Мы вовремя спохватились, и вот сейчас в Минске — я практически контролирую через помощников этот процесс, да и сам это вижу — я категорически запретил строить крупные гипермаркеты, чтобы не уничтожить магазины шаговой доступности. И этот вопрос на контроле.
Нас часто россияне, особенно продвинутые, упрекают: да вот нет рыночной экономики, государство вмешивается. А я говорил: вмешивались и будем вмешиваться. Надо контролировать. Ну и потом, вот эти магазины, гипермаркеты и прочие сети, ну что, вы не знаете, что где–то наверху у них «крыша»? И этой «крыше» выгодно то, что происходит сегодня в Москве. Чем выше цена, тем больше откаты, дележка этих прибылей и цен, поэтому нужен контроль. Ну и самое главное даже не в ценообразовании, а в том, чтобы товар, который предлагается сегодня от Беларуси, Казахстана, Азербайджана, да и из глубинки России, чтобы он попадал в эти сети. Вот что самое главное! Чтобы не создавался искусственный дефицит по причине этого эмбарго. Потому что есть чем объяснить, а это не так.
Товаров в мире предостаточно для того, чтобы закрыть вот эту нишу, которая образовалась в результате эмбарго в России. Без проблем. И мы не можем сегодня сказать, что для нас российский рынок имеет какие–то проблемы. Хотя не без этого. Вы, наверное, заметили, что некоторые говорят про креветки из Беларуси. Да господь с тобой, эти креветки из Беларуси уже, наверное, лет 15 в Курской, Могилевской областях продаются. В экономически свободной зоне, которую мы создали, у нас их 7 — в каждой области и Минске. Пришел один инвестор, по–моему, отец у него в Норвегии в свое время был занят переработкой рыбы, добычей и так далее. Он построил огромное предприятие. Закупает по всему миру, где дешевле рыба, ну в основном из Норвегии, перерабатывает, креветки в том числе, обеспечил полностью рынок в Беларуси. Купил компанию «Русское море» в России. И он по всей России поставлял через эти сети эту продукцию. Он это делает и сейчас. И его упрекнуть в том, что он там реэкспортом чего–то делает, — он никогда это не сделает. Потому что это крупный бизнесмен, мышковать не будет. Потому что потеряет все. Дополнительно он ничего не перерабатывает в связи с эмбарго. Потому что у него нет мощностей дополнительной переработки. Они как были до эмбарго перегружены у него, так они и сейчас. Я просто интересовался этим вопросом. Он как продавал такие объемы своим этим на месте магазинам, сетям и прочим, так и продает. Ну чего упрекать его?
Почему они против нас воюют? Потому что сами конкурировать не могут. Ваши российские молочники, мясопереработчики... Вот я попрошу, надо журналистов, которые здесь присутствуют, отвезти на молочный комбинат, где производят 300 наименований сыров и прочее, и дать им просто попробовать продукт. А потом на мясокомбинат и дать попробовать, пусть они сравнят. Это плохая продукция или неплохая? Вам далеко до нашей продукции лишь только по одной причине: когда Союз развалился, вы перешли на технические регламенты, то есть понизили уровень, критерии требовательности к продуктам питания, а мы сохранили благодаря Лукашенко государственный стандарт. Притом наше качественнее оказалось и подешевле. Хоть вы вот и правильно говорите, что сейчас и белорусское качество–де имеет цену. Но цена эта по нашей причине выросла на 5 — 7 процентов, а у вас на отдельные продукты в два раза подскочила. Где этот рост? Он у вас! Если в Краснодарском крае произведено молоко и мясо и оно в два раза дороже поставляемого из Беларуси? Ваши частники хотят карман набить быстрее и цену отсюда вздувают.
О высоких технологиях
— Мы подошли к тому, чтобы создавать свои самолеты, вертолеты, участвуя в кооперации. Одна страна вообще нигде не создает самолеты...
Мы создали в Беларуси свой искусственный спутник и российской ракетой–носителем вывели его на орбиту. Он сегодня там летает.
Для чего? Ну да, имидж. Мы стали космической державой. Нас туда записали, в этот клуб, и так далее.
Но главное не это. Создав свой спутник, мы сектор экономики предприятий подняли на этот уровень, на высокий технологический уровень.
Дальше. Нам говорят: ну, в постчернобыльской стране строить атомную станцию. Это было непросто — убедить людей. Я на это пошел. В предвыборную кампанию принял решение о строительстве своей атомной станции. Что это такое? Это в этой сфере, высочайшие технологии, которые поднимут опять же определенный сектор наших предприятий, машиностроительных и прочих, на высочайший уровень, потому что, чтобы построить, нужен высокий уровень. И это поднимает опять же на высокий уровень развитие нашей экономики.
Мы вынуждены идти на самые современные технологии, потому что экономика открыта. 25 — 30 процентов производимого в стране мы потребляем, а 70 — 75, вплоть до 80, мы экспортируем. У нас открытая экономика, мы вынуждены идти на жесточайшую модернизацию. Заимствуем что угодно, но, если мы хотим выжить, нам надо модернизироваться, то есть совершенствовать производство. Вот в чем суть. И вот этой точкой роста вся страна стала.
О деньгах
— Вот что хочу сказать россиянам — у вас там расхожая такая фраза, не то из зависти, не то еще из чего–то: а, вот, это белорусы, они вот тут «поддаивают» Россию, они за счет России живут. Знаете, я и Президенту, своему другу и коллеге, часто говорю: даже если вы вложили российский рубль или доллар в белорусскую экономику, вы будете в выигрыше больше, может, чем где–то вложите у себя. Когда кредиты мы брали для поддержки нашей валюты, это были непростые переговоры. Я Путину говорю, как аргумент говорю: слушай, ну чего ты уперся, дай эти несчастные миллиарды или 2 миллиарда долларов, ты же, говорю, в свою экономику вкидываешь ну триллионы рублей и сотни миллиардов долларов. Он мне говорит: слушай, ну неужели ты не понимаешь, мы разные государства, но это же наша экономика. Я говорю: стоп! Белорусская экономика — это что? Это финишное производство, оно как было сборочным цехом в Советском Союзе, оно так и осталось по многим позициям, ну процентов на 70, сборочным цехом, чьим? России. Второе: на ваших предприятиях, которые сотрудничают, поставляют комплектующие, сырье для нашего сборочного цеха, работают 7, а по некоторым подсчетам, 10 миллионов человек. Если остановится финишное производство, что будет с поставщиками и комплектующими вашими? У вас что, немцы купят двигатель ваш или трансмиссию, шасси, металл? Нет. «Да, вообще–то ты прав». То есть его это убедило. Да, действительно, притом я же говорю: не так прошу, как твои предприятия. Я прошу — одолжи деньги. Мы всегда были надежными в плане возврата этих кредитов как перед МВФ, так и перед россиянами. Это он точно знает. Вот такой был диалог, когда 2 миллиарда мы у вас заимствовали в трудные времена, и они не пошли лишь бы куда.
Мы деньги зарабатываем, и если мы что–то одалживаем, то вы не думайте, что мы за это не оказываем услуги России. Начиная от этого геополитического положения, особенно сейчас, где вообще у вас единственное окно осталось в Европу, наша армия, которую не надо подстраховывать на Западе, они знают, что мы никогда танки на Москву не пропустим. Я это публично говорю. В стороне не отсидимся. И никто этого не даст. Это наша политика. Ну и потом, есть же у нас 2 базы. В Украине вы в свое время заплатили миллиарды за Севастополь и кредиты дали и так далее. У нас это практически бесплатно. Это тоже денег стоит, то есть мы оказываем для вас услуги. Если мы с иностранцев берем за проезд по нашим дорогам, то с россиян мы не берем деньги. В руководстве России деньги считать тоже умеют. Особенно если кому–то дают или помогают. Поэтому вы не думайте, что мы вот нахлебники, у вас сидим и что–то просим у вас.
О нефти
— В Таможенном союзе мы договорились — единая таможенная территория с перемещением всех товаров. Произвели из этой продукции товар — вы продаете куда хотите. Так оно и есть, кроме нефти и газа.
Вот нефтеперерабатывающий завод. Покупает у ваших компаний или ваши компании поставляют свою нефть, перерабатывают у нас и продают. Дальше из этой нефти мы вырабатываем определенные продукты. Это бензин, это ракетное топливо, дизельное топливо и прочее. Это хорошо знаете. Продаем на рыночных условиях, где дороже заплатят, туда и продаем. Посмотрели. Говорят: «Нет, вы слишком много зарабатываете, нефть купили, продаете дорого на Западе, цены там, ясно, подскочили на бензин и прочее». Я говорю: «Так это же ваш принцип рыночный. Где дороже платят, там и продают». — «Но это особый товар. Так, давайте–ка вы из своего бюджета перечисляете в наш бюджет вот эти, — определили размер пошлин на нефтепродукты, — вы это перечисляете в наш бюджет». Я говорю: «Слушайте, какой же это Таможенный союз? Мы же вам не говорим, что вот вы у нас что–то купили и даже реэкспортом продаете. Почему вы с нас берете деньги?»
Спорили–спорили, пришло время подписывать Договор о Союзе. Я прямо говорю: мы создаем Союз, чтобы задушить Беларусь? Я сотрудничать не буду в таком направлении. Таскались–таскались, ладно, половину таможенных пошлин все равно будем забирать, а половину оставляйте у себя в бюджете, то есть с барского плеча. Ладно. Я говорю, ну хорошо — половина. Может быть, где–то придет время, договоримся об остальном. Совершили налоговый маневр в России через полгода после того, как подписали об этих полутора миллиардах, которые остаются в бюджете. В результате этого маневра правой рукой все забрали из бюджета Беларуси в Россию. Опять вот собираемся обмениваться ратификационными грамотами и прочим. Мужики, ну что вы творите? Ну дураков же в Беларуси нет. Зачем вы забрали? Наше положение еще сложнее, чем у вас в стране. У нас же нет нефти. Зачем вы забрали то, что вчера фактически мы договорились, из нашего бюджета? Долго переговоры вели. Договорились. Вернули компенсацию, что забрали эти маневры, ну это ж ненормально. Это ненормальное отношение. Если уж говорить о проблемах. Знаете, вот такое поведение частенько в окружающих странах, в бывших республиках Союза называют имперскими амбициями. Извините, что я это говорю. Скажите, а как это назвать? Ну зачем это, ну вы же видите, что это несправедливо, это не так. И это ведь не убытки России. Вот давайте договариваться, если вы нам что–то одолжили безвозвратно, давайте договариваться о компенсациях. Что мы, белорусы, должны вам сделать? И давайте оценим все то, что мы делаем. Может, будет баланс, а может, еще вам доплатить придется? Да нет, не будем считать и все прочее, это же не бухгалтерия! Я говорю, правильно, не надо бухгалтерией заниматься. Но я просто вас хочу попросить. Никто просто так и безвозвратно Беларуси не отдает. Наоборот, где–то вот, как я вам рассказал про этот маневр, стараются наклонить, где–то унизить, чтобы на коленях постояли, где–то что–то попросили и так далее. Это неправильно. Это всегда огорча
