Хатынь: свидетели и палачи. Часть 2

(Продолжение. Начало в номере за 13 марта.)

ИЗ протокола допроса свидетеля Остапа Кнапа (полицая 118-го батальона), уроженца Львовской области, от 31 мая 1986 года: «[…] 2-й взвод 1-й роты и 3-я рота были подняты по тревоге и вместе с присоединившимися к ним жандармами и полицейскими местного гарнизона на автомашинах жандармерии выехали в район Горбатого моста. Карателей возглавили майор Кернер, Смовский и Васюра. Едва наша колонна проехала Горбатый мост, как ехавшие на первой машине полицейские внезапно открыли стрельбу. […] Мы спрыгнули со второй машины на землю и бросились на выстрелы. Там мы увидели разбегавшихся безоружных людей в гражданской одежде, по которым полицейские из первой машины вели огонь. Мы также стали стрелять по убегавшим. Кто дал команду, не знаю. […] Я также произвел по убегавшим несколько выстрелов. Беспорядочная стрельба продолжалась недолго. Вскоре по чьей-то команде она была прекращена. На залитом кровью шоссе я лично увидел не менее 10 трупов, много трупов лежало на обочинах шоссе, были убитые и в лесу, куда расстреливаемые пытались убежать. Среди погибших были мужчины, женщины и подростки. Несколько человек были ранены».


В показаниях свидетеля Петра Акулича, 1928 года рождения, жителя деревни Козыри, принимавшего участие в расчистке придорожной полосы, говорится: «[…] Я видел, что многие каратели были в эсэсовской форме со знаками различия: человеческим черепом на фуражках и рукавах, а другие в такой же форме зеленого цвета, но без знаков различия, вооружены были каратели винтовками и автоматами. Многие эсэсовцы разговаривали на украинском языке, некоторые на русском, были среди карателей и немцы. Помню, один из эсэсовцев, разговаривавший на украинском языке, был, очевидно, ранен, так как у него была перевязана голова. […] Эсэсовцы здесь сразу открыли по разбегавшимся беспорядочную стрельбу, расстреливая убегающих. Я также пытался бежать, но был легко ранен в ногу, меня догнал какой-то немец (говорил по-немецки) и отвел на шоссе к общей группе односельчан. […] Приказали нам стать на колени. А затем ложиться прямо на шоссе. […] Начали расстреливать односельчан из винтовок, а затем подогнали машину и расстреливали из ручного пулемета, установленного на машине. […] Когда открылась беспорядочная стрельба, я спрятал голову под полушубок старика Лис Степана и, прижавшись к этому старику, лежал неподвижно. […] Затем нам приказали встать. Когда я приподнялся, то увидел, что эсэсовец с перевязанной головой […] выпустил по односельчанам несколько очередей из автомата. Было убито человек 20—25, в том числе и старик Лис Степан. […] Хотя я был ранен, но не подавал вида, так как боялся, что меня расстреляют. […] В Плещеницах нас допросили, а наутро освободили».

Знакомясь с протоколами допросов и свидетельскими показаниями, обратила внимание: отдельные фамилии полицаев фигурируют намного чаще остальных. Часто называют не обязательно командиров. Для себя сделала вывод — это имена самого страшного зверья. Они не просто убивали, а получали при этом садистское удовольствие.

Тем раненым в голову эсэсовцем был не кто иной, как командир взвода 118-го батальона Василий Мелешко, хотя на заседании Военного трибунала КБВО 13 мая 1975 года он категорически настаивал: «Я никакого ранения не получил, не имел никаких повреждений. Это легко проверить. Я и следователю говорил – проверьте, если было ранение, то остались следы его. Не было поэтому у меня повязки на голове». Только убийцу «свои» же и изобличили.

Из показаний жандарма Дзебы: «Мелешко и шофер легковой автомашины были ранены. Причем Мелешко получил легкое ранение в области уха. […] Я не видел, кто и когда наложил повязку Мелешко […], через которую около уха просачивалась кровь».

Из показаний Остапа Кнапа от 19 ноября 1973 года: «[…] Совершенно верно утверждают, что расстрел гражданских лиц начался в тот момент, когда первая грузовая машина подъехала к ним. […] Раненых добивали Мелешко, Иванкив, Катрюк и Панкив […]».

Жандарма Г. Спивака допрашивали 25 апреля 1974 года: «[…] Расстрел был произведен за несколько минут. Полицейских на месте расстрела было много. Запомнить всех, кто стрелял лесорубов, было невозможно. Куда дели трупы расстрелянных, не знаю. После расстрела лесорубов все полицейские 118-го батальона под командованием Кернера, Смовского, Васюры […] и прибывшие эсэсовцы прошли по лесу километра четыре и вышли к деревне Хатынь…»

Свидетель на процессе по делу Васюры. Минск, 1986 год.

 
Волки в овечьей шкуре

Спокойно читать показания карателей  118-го шуцманшафта невозможно не только потому, что они подробно рассказывают об уничтожении Хатыни. Ужас смешивается со злостью и ненавистью.

На судебном процессе в 1986 году Виктор Глазков спрашивал у бывших жандармов, а их присутствовало 26 человек, почему они пошли в каратели? Почти все прикинулись невинными овечками, жертвами обстоятельств: мол, я не убивал. Многие из них описывали себя со стороны: «видел, но лично не принимал участие» или «не помню такого».

Подсудимый Степан Сахно на допросе в 1961 году утверждал: «Я не знаю, при каких обстоятельствах производилась карательная операция, во время которой были уничтожены жители деревни Хатынь и расстреляны советские граждане, производившие вырубку леса вдоль шоссе Плещеницы—Логойск. Поэтому не могу сказать, где находился в этот день. […] Возможно, я выезжал на карательную операцию в деревню Хатынь, но ничего из обстоятельств проведения этой операции я не помню, также не помню, что я делал в этой деревне. Однако хочу отметить, что нигде я людей не убивал, построек не поджигал и не занимался грабежом».

Тем не менее документы свидетельствуют: в Хатыни вместе с другими полицейскими Сахно задержал в домах и загнал в сарай несколько детей. После этого находился в оцеплении места расправы и стрелял по находившимся в сарае малышам. Оговорился сам, что вместе с ним стрелял и Григорий Лакуста, земляк пулеметчика Владимира Катрюка из деревни Лужаны под Черновцами. Он командовал отделением и лично издевался над людьми.

Из протокола допроса № 65 от 25 апреля 1974 года полицая Г.Спивака: «Нам дал команду стрелять по деревне (Хатынь) командир нашего взвода Пасечник. […] Полицейские 2-го и 3-го взвода 1-й роты, часть полицейских 3-й роты и эсэсовцы начали сгонять людей к сараю, возле которого стоял 1-й взвод 1-й роты. […] Людей сгоняли к сараю Лакуста, Катрюк, Иванкив, Харченко, Швейко, Курка. […] По этой команде все стоявшие в оцеплении сарая полицейские, в том числе я, Панкив, Лозинский, Кнап, Кушнир, Лакуста, Пасечник, Мелешко и другие открыли огонь по находившимся в сарае людям. Стрельба велась из ручных пулеметов, автоматов, винтовок. Мелешко стрелял из автомата. […] Васюра был вооружен пистолетом. […] После того как крики людей прекратились, то есть когда все находившиеся в сарае были расстреляны, стрелявшие полицейские были выведены из деревни и отправлены к дороге».


Стреляли и поджигали все без исключения

Полицай Остап Кнап во время второго допроса 19 ноября 1973 года был более правдив. Его спросили: «В марте вы говорили, что не стреляли по находившимся в сарае людям. Какие ваши показания правильные?» Кнап: «Я боялся давать откровенные показания. Если бы я сказал, что стреляли все рядовые полицейские, то мне пришлось бы говорить, что стрелял и я. Сейчас я преодолел страх. Скрывать мне уже ничего не нужно. […] В сарае поднялся страшный крик, обреченные на смерть люди начали ломать дверь. Поступила команда открыть огонь по находившимся в сарае людям. Все стоявшие в оцеплении места казни полицейские открыли огонь. Стреляли из станкового и ручного пулеметов, автоматов и винтовок. Перед запертыми воротами установили станковый пулемет, за которым, я хорошо помню, лежал Катрюк. Я тоже стрелял из винтовки, сделал не менее пяти выстрелов. […] Я видел, что стреляли все. Стреляли до тех пор, пока не затихли крики находившихся в сарае жителей деревни. Из сарая никому выбраться не удалось. Все загнанные туда люди погибли, а их было более сотни».

Конечно, расправу над лесорубами и хатынцами учинила не только жандармерия. В качестве подкрепления из Логойска прибыли и дирлевангеровцы, хотя самого Оскара Дирлевангера в Хатыни не было, это точно. Зато его шайка убивала и грабила по полной.

Из показаний Алексея Стопченко от 14 апреля 1961 года: «[…] Одни заходили в дом, другие стояли в оцеплении, третьи забирали имущество. Я могу только сказать, что все без исключения каратели нашего взвода стреляли людей, поджигали дома. Не было такого карателя, за исключением повара, который бы не стрелял по людям […]».

Рассказ хладнокровный, причем у всех полицаев. Они говорят о страшных убийствах ровно и спокойно. А у меня кровь стынет в жилах.

Допрос дирлевангеровца Майданова: «[…]Свидетеля Каминского я не знаю. Прослушав его показания, я могу сказать, что во время выездов на карательные операции при подходе к населенным пунктам солдаты нашего взвода в большинстве случаев населенные пункты сначала окружали, чтобы не выпустить из них находившихся лиц, а затем врывались и учиняли в них расправы. Обычно такие населенные пункты нами сжигались, а находившиеся в них жители уничтожались. Что касается уничтожения советских граждан в отдельных домах и сараях путем расстрела и сожжения, то такие факты были частыми, о чем я уже показывал на предыдущих допросах. Возможно, это относится и к той деревне, о которой показал свидетель. Обычно по гражданам, согнанным в отдельные дома и сараи, стреляли каратели нашего взвода, имевшие на вооружении пулеметы и автоматы, а кто был с винтовками, к этому почти не привлекались. […]Значит, при учинении этого злодеяния я был, но что конкретно делал, в данное время сказать затрудняюсь. По всей вероятности, участвовал в сборе людей к месту расправы и поджогов домов или нежилых построек. […] Я не отрицаю своего участия в совершении злодеяния в деревне Хатынь […]».

«[…] Сколько человек я лично пригнал к этому сараю, не помню, но знаю, что не один раз приводил семьями жителей этой деревни. […] Я тогда был вооружен винтовкой, тоже стрелял из нее по сараю с людьми […]» (протокол допроса Ф. Граборовского, бригада СС «Дирлевангер»).

Свидетель и обвиняемый И. Петричук в 1975 году дал следующие показания: «[…] Всего на Хатынь тогда наступало 150—160 полицейских нашего батальона и 100 эсэсовцев […]. Помню, что по сараю велась стрельба из станкового пулемета длинными очередями. Раздавались как будто и взрывы гранат. Загорелся сарай с людьми. Обреченные на гибель люди стали кричать. Крики разносились по всей деревне. Каратели не прекращали огонь. Когда люди были расстреляны и сожжены вместе с сараем, то каратели нашего батальона вместе с эсэсовцами занялись грабежом имущества. Погрузив на подводы награбленное, перед отъездом каратели подожгли все дома и надворные постройки. На посту оцепления я находился до того времени, когда была подожжена вся деревня и все каратели собрались к отъезду. Перед моим отделением стояла задача не выпускать никого из деревни и не допускать проникновения партизан в деревню. […] Но когда возвратились в Плещеницы, командир взвода роты Гнатенко Дмитрий и кто-то еще из полицейских 1-й роты рассказывали, что по сараю с людьми стреляли Герман, Лакуста, Катрюк, Лукович и другие каратели из 118-го батальона и из подразделения эсэсовцев. Смовский расстрелял из пистолета ребенка 5—6-летнего возраста, который вылез из горящего сарая и из-под ворот и пытался бежать. Это я хорошо помню».

Подсудимый, бывший командир взвода 118-го батальона, а в прошлом лейтенант Красной Армии, Василий Мелешко на заседании Военного трибунала КБВО 13 мая 1975 года помнил практически все эпизоды уничтожения Хатыни, но, стараясь снять с себя как можно больше вины, произносил такие фразы, от которых меня просто трясло: «[…] Мои подчиненные тоже стреляли из винтовок. Я лично не стрелял, хотя у меня и была винтовка СВТ, я не мог стрелять по безоружным, ни в чем не повинным людям. Все согнанные в сарай люди – в основном женщины, старики и дети, — более 100 человек, были расстреляны и сожжены […]».

Ну надо же, какое гуманное создание! Уверена, что ни одна слезинка, даже под пытками, не появилась бы на лице этого монстра, если бы ему пришлось видеть, как выжившие чудом хатынцы и жители соседних деревень пытались по обгоревшим трупам узнать своих родных.

КСТАТИ

Директор Национального архива Республики Беларусь Андрей ДЕМЯНЮК:

— 20 марта в Национальном архиве презентация совместного белорусско-российского сборника документов и материалов «Убийцы Хатыни: 118-й украинский батальон охранной полиции в Белоруссии. 1943—1944». Сборник подготовлен в рамках международного проекта «Социальная поддержка людям, выжившим в сожженных белорусских деревнях. 1941—1944 гг.».  Сюда вошли 153 документа из фондов Национального архива, Центрального архива Комитета госбезопасности Республики Беларусь, Госархива Российской Федерации, Отраслевого государственного архива Службы безопасности Украины и Национального архива США. Значительная часть документов публикуется впервые.

chasovitina@sb.by

(Окончание следует.)
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter