Рассказ о генерале Михаиле Кузнецове, погибшем в начале Великой Отечественной и незаслуженно забытом почти на 70 лет

Судьба генерала

Продолжаем рассказ о генерале Михаиле Кузнецове, погибшем в начале Великой Отечественной и незаслуженно забытом почти на 70 лет. Начало в предыдущем номере.

В 11-й армии

Генерал-майор М. Кузнецов, 1940 г. Фото из архива А. Степанова27 января 1941 года генерал–майор Кузнецов вступил в командование 126–й стрелковой дивизией 11–й армии Прибалтийского Особого военного округа, располагавшейся в латвийском городе Крустпилс (Крейцбург) на берегу Даугавы. 126–я дивизия имела «белорусские» корни, участвовала в сентябре 1939 года в походе в Западную Белоруссию, а затем базировалась под Полоцком. Как, впрочем, и 11–я армия, сформированная на базе Минской армейской группы. Дивизия была знаменита тем, что первой, 17 июня 1940 года в 10 часов 20 минут, после предъявленного Латвии ультиматума, пересекла границу. После начавшихся сталинских репрессий отношения с местным населением резко ухудшились. Обстановка была нервной, напряженной. Не способствовало хорошему настроению и то, что командир дивизии Михаил Самокрутов, которого пришлось сменить Кузнецову, покончил жизнь самоубийством.

Руководство 11–й армией — командующий генерал–лейтенант Василий Морозов, начальник штаба генерал–майор Иван Шлемин и член Военного совета бригадный комиссар Иван Зуев — встретило Михаила Андреевича так, как тогда встречали опальных генералов — настороженно. И это несмотря на то, что Шлемин хорошо знал Кузнецова по совместной службе в Академии Генштаба, которую он возглавлял, когда Михаил Андреевич был там преподавателем. И это при том, что по уровню образования и военной подготовки ни в Прибалтийском, ни в соседних округах — от Архангельска до Одессы — генералов, равных Кузнецову, не было. Эти настороженность и предубеждение по отношению к Кузнецову, увы, не изменятся до его последних дней. Такое было время.

126–я стрелковая дивизия по штатам военного времени была довольно внушительной силой и включала в себя три стрелковых полка, гаубичный и легко–артиллерийский полки, истребительно–противотанковый и зенитно–артиллерийский дивизионы, разведывательный, медико–санитарный, саперный, связной и автомобильный батальоны и отдельную роту химической защиты. Это 14 с половиной тысяч человек, 78 полевых, 54 противотанковых и 12 зенитных орудий, 66 минометов, 558 автомобилей, 94 трактора, 16 легких танков и 13 бронемашин и более трех тысяч лошадей! Оставалось только обучить бойцов и командиров, подготовить их к предстоящей войне. А то, что она будет и очень скоро, никто не сомневался.

28 июня 1941 г. у г. Пренай 126-й дивизии удалось взорвать мост, не допустив переправы врага через Неман

Времени у Кузнецова было очень мало. Мешала извечная армейская беда — хозработы (личный состав привлекался для строительства сооружений в укрепрайонах) плюс раздергивание частей дивизии вышестоящим командованием для прикрытия опасных направлений. Надо сказать, что среди трех основных западных округов Прибалтийский был самым слабым. Но кто мог тогда предвидеть, что из четырех немецких танковых групп, задействованных в операции «Барбаросса», две, а это 1.689 танков, нанесут 22 июня 1941 года сокрушительный удар именно в Прибалтике?

В связи с резко обостряющейся обстановкой 16 июня 1941 года 126–я дивизия по приказу командования начинает выдвижение в район Каунаса. По одному батальону от каждого стрелкового полка дивизии перебросили к самой границе, для поддержки застав 107–го пограничного отряда. Основные силы 126–й дивизии встретили войну в самом невыгодном положении — на марше.

22 июня в 5 часов утра командующий 11–й армией генерал Морозов издал Боевой приказ № 1, в котором 126–я дивизия получает задачу оборонять 1–й и 2–й узлы обороны Алитусского укрепрайона и не допустить прорыва немцев. Увы, боевые действия шли не по нашему, а по немецкому сценарию, и для выполнения приказа командарма у генерала Кузнецова не было никакой возможности. Три стрелковых батальона 126–й дивизии, попавшие у самой границы под страшный каток частей 39–го моторизированного корпуса 3–й танковой группы немцев, с большими потерями отходили на восток, в то время как основные силы дивизии находились у города Пренай. Уже к полудню немцы были не только у Алитуса, но и успели захватить неповрежденными все три моста через Неман. Взорвать их не успели. Почему? Обстановка перед войной складывалась таким образом, что мосты по нескольку раз то минировали, то разминировали. То же самое было с минными полями, которые наши командиры пытались установить на танкоопасных направлениях. За пораженческие настроения — воевать–то собирались на вражеской территории — запросто можно было слететь с должности, а то и под расстрел угодить. Побывавшая в 11–й армии буквально накануне войны высокая комиссия из Москвы прямо обвинила командарма Морозова и члена Военного совета армии Зуева в преувеличении опасности и создании ненужной напряженности. Снять с должности не успели — помешало наступление немцев.

126-я стрелковая дивизия генерала Кузнецова в боях у Дисны, Боровухи и Полоцка в июле 1941 г.

Можно только догадываться, как чувствовал себя в этой обстановке генерал Кузнецов. В армии шли аресты, Сталин с помощью Берия и его опричников раскручивал маховик новых репрессий — в очередной раз померещился военный заговор. 7 июня 1941 года был арестован генерал–полковник Штерн, начался активный поиск его соратников–заговорщиков. Что было на сердце у Кузнецова, если все, абсолютно все его непосредственные командиры и начальники, с которыми ему ранее довелось служить в Красной Армии, были расстреляны. Все...

126–я стрелковая дивизия в тяжелейшей обстановке начала войны не потерялась и в числе немногих отступала организованно, прикрывая отход соседей и ведя арьергардные бои. Оставляла позиции, судя по сохранившимся архивным документам, только по приказу командующего 11–й армией. 23 июня после боя с превосходящими силами врага дивизия отошла на правый берег Немана и взорвала мост у г. Пренай, задержав наступление гитлеровцев.

И без того критическая обстановка усложнялась тем, что бойцы соседних литовских территориальных частей воевать за сталинскую власть не хотели и в лучшем случае разбегались по домам, в худшем — стреляли красноармейцам в спину. В небе после разгрома советской авиации на аэродромах полностью господствовало люфтваффе. Крайне негативно сказался на состоянии частей ВВС арест 23 (!) июня по подозрению в участии в заговоре командующего авиацией в Прибалтике генерала Ионова. Война войной, а контора Берия знай себе работает, работает по своему плану...

Бой с фашистами. Лето 1941 г.24 июня, получив боевое распоряжение от командующего армией, генерал Кузнецов к исходу дня отдал приказ на отход дивизии за реку Вилия, успев при этом прикрыть переправу соседней 84–й моторизированной дивизии. Попав под мощные удары немцев, части 11–й армии оказались в тяжелейшем положении, что называется между молотом и наковальней. На севере стремительно продвигалась на восток 4–я танковая группа генерал–полковника Эриха Гепнера, на юге — 3–я танковая группа генерал–полковника Германа Гота. 11–я армия оказалась зажатой между ними. Командование Северо–Западного фронта похоронило 11–ю армию и 126–ю дивизию еще 26 июня, отправив наркому обороны особо секретное сообщение: «Штаб и военный совет 11–й армии, по ряду данных, пленен или погиб». 28 июня уточнило: «11–я армия как соединение не существует».

В это время части 11–й армии, неся большие потери в людях и технике, не имея связи с командованием фронта, продолжали отходить на восток. 30 июня удалось связаться с Москвой. Разъяренный обманом и нерасторопностью командующего Северо–Западным фронтом начальник Генерального штаба Жуков тут же телеграфирует в его адрес: «В районе ст. Довгилишки, Колтыняны, леса западнее Свенцяны найдена 11–я армия СЗФ, отходящая из района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и что ей делать. Ставка Главного командования приказала под вашу личную ответственность немедленно организовать вывод этой армии из района Свенцяны в район севернее Дисны». На Полоцком направлении складывалась очень тяжелая обстановка, и помощь частей 11–й армии там была очень кстати.

Измученные многокилометровыми переходами по лесным дорогам и боями с вражескими заслонами, голодные, почти без боеприпасов и техники остатки 126–й дивизии во главе с генералом Кузнецовым 1 июля в районе Козян, что на Браславщине, вышли на территорию Белоруссии. Продолжив марш, они достигли рубежа реки Западная Двина. Ввиду отсутствия переправы реку форсировали на подручных средствах. Нашли старую баржу, натянули трос — это для техники, оружия и раненых. Остальные — вплавь.

Последний бой

Новое место сосредоточения дивизии — район Борковичи, что севернее Дисны. 2 июля штаб 11–й армии из Боровухи 2–й перебазировался в Полоцк, откуда по телефонной линии впервые связался с Генеральным штабом и получил задачу на отход на север, в район Идрицы и далее на Невель и Порхов у Пскова. Наиболее боеспособные части было приказано оставить в полосе Западного фронта для обороны Полоцка, включив их в состав прибывающей в этот район из Уральского военного округа 22–й армии генерал–лейтенанта Филиппа Ершакова. Боеспособной оказалась 126–я дивизия, в строю которой на тот момент числилось всего 2.355 бойцов, меньше, чем полагалось иметь в полнокровном стрелковом полку... Но командованию 11–й армии было виднее, а приказы, как известно, не обсуждают.

Дивизия генерала Кузнецова вошла в состав 51–го стрелкового корпуса 22–й армии, которым командовал генерал–майор Аким Марков, и заняла оборону на рубеже северо–западнее Полоцка, между 98–й дивизией генерала Михаила Гаврилова и 174–й комбрига Алексея Зыгина. Южнее 51–го корпуса окопались остальные силы 22–й армии: три дивизии 62–го стрелкового корпуса генерал–майора Ивана Карманова.

В контратаке наши пехотинцы. С винтовками против танков. Лето 1941 г.
В контратаке наши пехотинцы. С винтовками против танков. Лето 1941 г.

3 июля главная ударная сила 57–го моторизованного корпуса гитлеровцев — 19–я танковая дивизия, которую возглавлял один из самых удачливых немецких танковых командиров генерал–лейтенант Отто фон Кнобельсдорф, вышла к Западной Двине в районе Дисны и, сломив сопротивление наших войск на южном берегу реки, начала подготовку к ее форсированию. Поначалу казалось, что победно прошагавшему по Польше, Франции и Литве Кнобельсдорфу фортуна вновь дует в паруса. К 12 часам 4 июля подразделения 19–й дивизии при массированной поддержке авиации захватили в полосе нашей 98–й дивизии плацдарм на северном берегу Западной Двины и начали наводить понтонную переправу. Но дальше все пошло не по сценарию гитлеровцев. Части 51–го стрелкового корпуса генерала Маркова перешли в контрнаступление, и Кнобельсдорф впервые за войну крепко получил по зубам. На Дисненском плацдарме начались кровопролитные бои.

7 июля командир немецкого 57–го корпуса докладывает: «Части, действующие на плацдарме в районе Дисны, отражают ожесточенные атаки из района Полоцка». Эти удары наносили воины 98–й и 126–й дивизий, выполнявшие поставленную командующим 22–й армией задачу по ликвидации Дисненской группировки врага. Командующий 3–й танковой группой генерал Гот отметит в своем дневнике: «Значительное влияние на состояние морального духа личного состава оказывает упорное сопротивление противника, который неожиданно появляется повсюду и ожесточенно обороняется». 8 июля бои достигли наивысшего накала. Для поддержки остановленной нашими бойцами 19–й танковой дивизии на плацдарм у Дисны, с целью его расширения, немцы начали переброску частей 18–й и 14–й моторизованных дивизий. Но все планы гитлеровцам вновь спутали отчаянные контратаки наших бойцов. Совинформбюро в этот день передало: «На Полоцком направлении продолжаются упорные бои с вражескими войсками, пытающимися закрепиться на северном берегу реки Западная Двина в районе Борковичи». А в журнале боевых действий немецкой 3–й танковой группы появится запись: «Командование противника продемонстрировало совершенно иные качества, нежели ранее. Оно было энергичным, деятельным и целеустремленным, в высшей степени умелым как в обороне, так и в непрерывных контратаках».

Как удалось установить историку–исследователю Владимиру Мартову, именно в этот день, 8 июля, управление 126–й дивизии понесло самые тяжелые потери: был смертельно ранен комдив генерал–майор Михаил Кузнецов, получили ранения и выбыли из строя двое командиров полка, начальник штаба дивизии и начальник оперативно–строевого отделения штаба. Дивизию возглавил командир 690–го стрелкового полка полковник Ефим Бедин. Шел 17–й день войны...

11 июля гитлеровцы оккупировали Витебск, а прорвать оборону севернее Полоцка и выйти к Полоте и Дретуни танкистам Кнобельсдорфа удалось только 12 июля. Сам Полоцк пал лишь 16–го числа. На подступах к городу, на рубежах Полоцкого укрепрайона, покрыв себя неувядаемой славой, до конца сражалась 174–я стрелковая дивизия комбрига Зыгина.

Сражение под Полоцком стало одной из ярких страниц, примером мужества и героизма наших бойцов в начальном, самом горьком периоде Великой Отечественной войны.

Очевидец гибели генерала Кузнецова Сергей МацапураПодробности последнего боя генерала Кузнецова мы бы никогда не узнали, если бы не уроженец деревни Гдень Брагинского района Гомельской области наводчик 76–мм орудия 2–й батареи 358–го артиллерийского полка 126–й стрелковой дивизии младший сержант Сергей Степанович Мацапура. В тот горестный день он был рядом с комдивом, все происходило на его глазах. В 1976 году Герой Советского Союза Сергей Мацапура подробно описал этот бой: «Под Боровухой (севернее Полоцка. — Прим. авт.) мы держали оборону несколько суток. Дрались отчаянно, на атаки фашистов отвечали контратаками. В одной из них погиб комдив. За полчаса до этого я слышал, как кто–то из штабных командиров уговаривал генерала не подвергать себя опасности понапрасну. Он ответил: «Друзья мои, есть на войне день и час, когда солдаты должны видеть командира впереди. Такой час настал». Он поднял нас в атаку, рыжая кобыла (Кузнецов был верхом на лошади. — Прим. авт.) вынесла его перед цепью. В этот момент его сразила вражеская пуля».

Кто здесь трус?

Лично поднимать своих бойцов в атаку и вести за собой — удел многих генералов в отчаянные дни лета 41–го. В 11–й армии возглавил атаку своих пехотинцев и погиб командир 23–й дивизии генерал–майор Василий Павлов, впереди цепи атакующих бойцов принял геройскую смерть заместитель командира 33–й стрелковой дивизии полковой комиссар Александр Силантьев. В конце июля нарком обороны приказал командованию 11–й армии Северо–Западного фронта представить к наградам наиболее отличившихся в боях бойцов и командиров. Среди награжденных есть и генерал Павлов, и комиссар Силантьев, оба посмертно удостоены ордена Ленина. Подвиг генерала Кузнецова ничем не отмечен. Его дивизия со 2 июля воевала в составе 22–й армии Западного фронта, а в 11–й его почему–то считали без вести пропавшим! Но и в 22–й армии награждать Кузнецова было некому. После боев под Полоцком армия попала в окружение, вышли из него далеко не все. Пропали без вести командиры обоих корпусов — 51–го и 62–го генералы Аким Марков и Иван Карманов. Командующий 22–й армией генерал Филипп Ершаков из одного окружения вышел, но вскоре угодил во второе и попал в плен. Умер в немецком концлагере.

Вольно или невольно, но бросил тень на светлое имя командира 126–й дивизии генерала Кузнецова в своих мемуарах «На Западном направлении», изданных к 1959 году, Маршал Советского Союза Андрей Еременко. В июле 1941 года генерал–лейтенант Еременко, будучи заместителем командующего Западным фронтом, находился в войсках 22–й армии под Полоцком, о чем и живописует в мемуарах. Согласно написанному, генерал прибыл в 62–й стрелковый корпус генерала Карманова и установил, что штаб 126–й дивизии находится глубоко в тылу — в 25 — 30 км от своих частей, а 166–й стрелковый полк 126–й дивизии под ударами немцев позиции покинул и разбежался, за что командира этого полка генералу Еременко пришлось немедленно отстранить от должности. С ходу возникают сомнения в достоверности изложенного. Во–первых, 126–я дивизия входила в состав 51–го, а не 62–го корпуса. Во–вторых, в 126–й дивизии никогда не было 166–го стрелкового полка.

В списках Северо-Западного фронта Кузнецов числится пропавшим без вести и в 1942 году

Все стало на свои места только сегодня, когда стали доступны фронтовые дневники Андрея Еременко, где все рассказано совсем по–другому. Еременко пишет: «Подлого труса бывшего командира 166 сп майора Зайнулина (м–р Зайнулин Калимулла Аглаумович, по воспоминаниям ветеранов, достойный, хорошо зарекомендовавший себя командир, пострадавший несправедливо. — Прим. авт.), который первым оставил свой командный пункт и удрал на 15 км в тыл, я расстрелял в присутствии собранного остатка полка. Командира 98–й сд (а не 126–й! — Прим. авт.) генерал–майора Гаврилова (а не Кузнецова. — Прим. авт.)... я от должности отстранил и дело о нем передал в трибунал... Командира 51 ск генерал–майора Маскова (его фамилия Марков. — Прим. авт.) крепко предупредил». В мемуарах Еременко перепутаны не только дивизии, а и корпуса! Как оказалось, 166–й полк майора Зайнулина входил в состав 98–й дивизии генерала Гаврилова из 51–го корпуса. Генерал Кузнецов здесь совершенно ни при чем. Но что написано пером... И до сего дня в изданных и переизданных мемуарах Еременко благодаря ошибке, сделанной безвестным главпуровским литсотрудником, готовившим в 1959 году к печати написанное маршалом, на 126–й дивизии и ее комдиве лежит печать вины. Зато о лично расстрелянном Еременко командире полка рассказать постеснялись. А чего стесняться? В 22–й армии Западного фронта, согласно архивным документам военного трибунала этой армии, в 1941 году расстреляно 269 бойцов и командиров, среди них даже командир 48–й танковой дивизии Дмитрий Яковлев.

Не лучше было и на соседнем, Северо–Западном фронте. Расстреляны начальник штаба фронта генерал–лейтенант П.Кленов, командующий и начальник артиллерии 34–й армии генерал–майоры Кузьма Качанов и Василий Гончаров. Такова была обстановка, таково было время... Кстати, командира 98–й стрелковой дивизии генерала Михаила Гаврилова, которого в мемуарах Еременко перепутал с генералом Кузнецовым, осудить не успели. Выходя из окружения, он пропал без вести вместе со штабом и трибуналом.

Помним тебя, генерал

Целых 20 лет после окончания войны, до мая 1965 года, о генерале Кузнецове никто, кроме его семьи, не вспоминал. Мария Федоровна Кузнецова с детьми жила сначала в Казани, затем — в Москве. Долгие годы работала учительницей, преподавала математику. 15 декабря 1965 года ее неожиданно вызвали в военкомат Киевского района Москвы. Военком полковник Боженко торжественно зачитал указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 мая 1965 года, согласно которому генерал–майор Михаил Кузнецов за боевые отличия в боях с немецко–фашистскими захватчиками награжден орденом Отечественной войны I степени. Сам орден под 

№ 314093 с орденской книжкой он вручил Марии Федоровне на хранение как память. Кстати, в учетной карточке к этой награде черным по белому написано: погиб генерал Кузнецов в июле 41–го года, как об этом и рассказывал Сергей Мацапура. И до сего дня приводимая везде дата его смерти — 8 августа 1941 года — не соответствует действительности.

Орденом Отечественной войны I степени генерал Кузнецов награжден посмертно 6 мая 1945 г.Почему генерала Кузнецова наградили всего лишь орденом Отечественной войны, а не другой, более высокой и соответствующей его подвигу наградой? Дело в том, что вплоть до 1977 года действовало позорное и унизительное постановление Президиума Верховного Совета СССР от 7 июля 1941 года «Об орденах и медалях СССР умерших или безвестно отсутствующих награжденных», согласно которому после смерти награжденных все ордена и медали подлежали возврату в Президиум Верховного Совета СССР, а медаль «XX лет РККА» — в главное управление кадров. Исключение было сделано только ордену Отечественной войны, который разрешалось оставлять родственникам, и медалям, не содержащим драгоценные металлы. Награжденным посмертно ордена и медали вообще не полагались (экономия!), а только бумажное удостоверение. Поэтому, кроме ордена Отечественной войны, наградить, чтобы вручить семье погибшего, было нечем. Стыдно, люди на алтарь Победы жизнь положили, а тут на тебе бюрократы драгметалла пожалели! Интересно, а было ли что–либо подобное с наградами в других армиях и государствах? Или это только наше, советское ноу–хау?

Как бы то ни было, но справедливость по отношению к Михаилу Кузнецову восторжествовала, его подвиг, хотя и с опозданием в 20 лет, был оценен орденом, а сегодня, спустя 74 года, он возвращается и в строй воинов, павших в боях с гитлеровцами за нашу родную Беларусь. Теперь уже навсегда. Думается, что со временем найдется место для его имени и в Республиканской книге «Память», да и в наших энциклопедиях он будет достойно увековечен.

Жаль, что до сих пор неизвестно или утеряно место его захоронения. А ведь после войны долгие годы, слава богу, здравствовали его сослуживцы — командующий и начальник штаба 11–й армии генералы Морозов и Шлемин, сменивший Кузнецова на посту комдива после его смерти генерал Бедин. Очевидец героической гибели Михаила Андреевича капитан в отставке Мацапура умер совсем недавно — в 1998 году. Неужели никто не удосужился спросить у них о Кузнецове? Возможно, какие–то факты содержатся в мемуарах безбедно жившего до 1966 года в Западной Германии генерала танковых войск Отто фон Кнобельсдорфа, посвященных его 19–й танковой дивизии, воевавшей под Полоцком с дивизией Кузнецова.

А что до увековечения памяти Михаила Андреевича, то будь моя воля, назвал бы его именем одну из сельских школ на Полотчине. Кузнецов мечтал посвятить свою жизнь одной из самых благородных профессий — сельского учителя, но судьба распорядилась по–иному, сделав из него военного, генерала, сложившего свою голову за светлое будущее Беларуси, за нас с вами.

Советская Белоруссия № 64 (24694). Суббота, 4 апреля 2015
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter